Как загасить звезду

— Давай сюда, — протянул руку Костов.

Сколько ни работал Костов в милиции, так и не научился терпеливо читать эти заключения патанатомов — крючкотворство одно, изучать которое — чистая потеря времени. Только глянул на бумагу, вздохнул и отложил в сторону.

— Ладно, расскажи своими словами, что они там нашли, — попросил он Надежду.

Надежда начала старательно передавать слова экспертов:

— В крови следов наркотических веществ не обнаружено, обнаружена значительная доза алкоголя. Повреждения трупа идентичны повреждениям, характерным для падения с большой высоты, отмечены переломы костей, гематомы в тех местах, где тело соприкоснулось с твердой поверхностью… Следов насилия нет. Во всяком случае, таких, которые можно однозначно идентифицировать как следы насилия. Тело не передвигали…

— Значит, самоубийство, — оживился Костов.

— Можно считать так, — согласилась Надежда. — Только…

— Что только? — недовольно отозвался Костов.

— Только эксперты говорят, что есть одна странность… — продолжила невыразительно Надежда.

— Ну, говори, говори, что за странность? — Костов устал подгонять свою помощницу.

— Покойнику кто-то сделал маникюр… — сказала она и без улыбки посмотрела в лицо начальника.

«Это опасно», — зудел в ее голове тревожный звоночек. «Ничего не опасно, если проявить предусмотрительность, — отмахивалась она. — Я же не дура, я совсем не дура. А вы думали, дура? Главное — все сделать аккуратно, предварительно все рассчитать». И она попыталась сосредоточиться, чтобы все рассчитать, но мысли как назло расползались. Основная идея, которая недавно пришла ей в голову и которой она гордилась, была ясна. Но шаги, которые вели к ее осуществлению, — именно их и предстояло выработать, составить этакий список: во-первых, это, во-вторых, то, в-третьих… Эти шаги никак не придумывались. Каждое движение надо было всесторонне осмыслить, прямо-таки обсосать на предмет возможных последствий. А она, как только приступала к осмыслению, каждый раз отвлекалась на посторонние темы — Олег, Абдулов… Думать о них было легче и понятнее, чем о последствиях ее непредсказуемого плана. Абдулов, положим, никуда не уйдет… Сделает все, как она захочет. Надо только поточнее ему сформулировать, что именно она хочет. Не промахнуться, не промельчить, а то полезет из нее опять эта поганая скромность, которую так долго насаждали в школе и которую она все годы, что работает на телевидении, вытравливает из себя по капле.

Она, представив надменное и рассеянное лицо шефа, каким оно всегда было, когда она заговаривала с ним о деле, улыбнулась. Слушал вполуха, как бы давая ей понять, что ее соображения мало его интересуют — куда, мол, лезешь, шавка. То-то наш корифей удивится, когда она приведет ему кое-какие цифры… Да и по части морального облика — большо-о-ой вопрос. Между прочим, Кечин, с которым она старалась сталкиваться ежедневно в коридоре шестого этажа, где располагались руководители телекомпании, каждый раз ей приветливо улыбался и приглашал заходить с любым вопросом… А Кечин, она знала от одного общего знакомого, в советские времена был членом бюро райкома и очень любил разбирать по средам «аморалку», просто свирепствовал, как говорят. Кидался на провинившихся как коршун. Сам он был женат тридцать лет, причем на одной и той же женщине. Супруга из рук его не выпускала, следила за каждым шагом, контролировала по телефону каждую секунду, секретарш его вымуштровала так, что те каждые полчаса давали ей устный отчет — что, где, с кем. По минутам проверяла приезд домой. Словом, мониторила, как говорят сейчас. Боялся он ее хуже атомной войны.

Она знала о Кечине еще кое-что, что могло бы заинтересовать его супругу… Что-то пикантненькое. (Она расплылась в улыбке, не смогла удержаться.) Но это она держала про запас. Ладно, чего уж там… Один ее бывший поклонник (она с трудом вспомнила его — лысоватый престарелый комсомольский функционер, с брюшком и сальными глазами, очень ее добивался пару лет назад, обещал пристроить к Парфенову: «Леня мне всем обязан», врал, конечно, но она поводила его за нос и бросила — недоумок, думал, ее интересуют заплесневелые развратники, пусть и с комсомольскими связями) спьяну ей проговорился. Лет десять назад Кечин, который возглавлял тогда редакцию одной газеты и которого супруга уже тогда водила на коротком поводке по типу «шаг влево, шаг вправо — побег», придумал вот что: нашел себе женщину, которая жила в соседнем с редакцией доме. Как он так ухитрился? Как устроил? Большой секрет! И в каждый обеденный перерыв он, предупредив секретаршу, что идет пообедать в расположенный рядом ресторан «София», отправлялся прямиком к любовнице, а через сорок пять минут — как штык! — пообедавший и очень довольный, появлялся в редакции и через секунду уже докладывал супруге по телефону, чем на этот раз в «Софии» кормили, и как он себя чувствует, и что домой «к своей птичке» придет не поздно, как всегда. А меню ресторана — она могла поспорить! — он изучал по дороге к любовнице на тот случай, если вдруг жене пришла бы в голову мысль проверить, врет он или нет. «Мужики из прикола как-то его выследили, проводили до самых дверей…» — ржал, вспоминая веселые денечки, задорный плешивец. Ха-ха! И адресок, и имя особы она тогда у «юного» комсомольца выудила и запомнила. На всякий пожарный.

А Абдулов ее недооценивает, о чем очень скоро пожалеет. Никаких сомнений и угрызений совести при мысли о том, каким именно образом ей придется заставить Абдулова ее оценить, она не испытала. Каждый выживает, как умеет. И каждый делает карьеру, как умеет. Не зря она больше года выжидала, пока можно будет пустить в ход добытый у Абдулова (и об Абдулове!) компромат. Выжидать — это нелегко и не всем доступно. В чем проблема большинства баб? Выдержки не хватает, слишком эмоциональные, не умеют распределить силы, не умеют выждать, чтобы нанести удар в самый подходящий момент.

А что, разве она плоха как профессионал? Как журналистка? Разве она глупее этих его мальчиков, которые уже все — руководители чего-нибудь? Если бы она, словно какая-нибудь занюханная скромница, сидела и ждала, когда оценят ее деловые качества, пришлось бы состариться в простых репортершах. Бегаешь по сюжетам и в зной, и в метель, микрофон перед мордой на стенд-апе держишь и ждешь, когда очередной долбаный недоучка-оператор камеру наладит, а очередной долбаный недоучка-осветитель свет поставит, а в морду снег валит, или дождь хлещет, или солнце слепит, рядом какой-нибудь гундосый депутат дожидается записать синхрон — и так до морщин?

Абдулов никуда не денется — в крайнем случае придется Кечина привлечь, чтобы его обломать, но дело — верняк. А вот второе дельце… Вдруг ей на ум пришел Олег. «Олег! Олежка! — пригорюнилась она. — Не успела я, мечта моя… Совсем чуть-чуть оставалось». Она точно знала, что ей был нужен именно он — высокий, крепкий, плечи — дух замирает! — все бабы знакомые от зависти бы передохли, увидев их вместе. И тогда на дне рождения она перестала ждать, просто в углу за торшером прижала его к шторе, притиснулась животом к его животу (пришлось встать на цыпочки), его колено себе меж ног пристроила, грудь расплющила об его ребра, чтоб чувствовал… Они запутались в пыльной шторе, тыкаясь друг в друга разными частями тела, он, поддатый, и опомниться не успел, как она уже «молнию» расстегивала… Он и не подумал ее остановить. И никогда бы не остановил. И никогда бы не пожалел об этом. В их связке она стала бы мозговым центром (почему нет?), а он — красотой, которая спасет мир. Он и в гробу будет божественно красив. Не скоро она найдет такого же. Но найдет, в этом она ни капельки не сомневалась. Будет у нее классный мужик на «Феррари», будут лизоблюды-подчиненные ловить ее взгляд, будут их бабы перед ней заискивать и к праздникам в ее кабинет в очередь становиться с подарками…

Думая о втором дельце, она напряглась, собралась, сосредоточилась. Такого она в жизни еще не проворачивала, но когда-то ведь надо начинать. «Я рисковая и мужественная», — проговорила про себя как заклинание. Это был шутливый лозунг, выдуманный ею и двумя ее школьными подругами давным-давно, больше десяти лет назад. Но сейчас она повторяла эти слова про себя очень серьезно, снова и снова — «рисковая и мужественная», «рисковая и мужественная» как внушение, до бесконечности. Если все удастся, то проблема денег будет решена минимум на три года вперед. Нельзя упускать такой случай! Ведь это, если задуматься, подарок судьбы… Ужасно, парадоксально, что этот подарок — за счет покойного Олега, подумала она. Ну что же, будем считать, что вот так перед смертью он подал ей знак своего расположения…