Тарантул

А все почему? Причина проста - слишком был занят собой и своими кишечно-желудочными проблемами. И вот результат: имею то, что имею - за спиной всевидящее око "Красной стрелы", впереди - поиски неизвестно что, неизвестно где. Бздынь, одним словом.

Да, нечего делать - будем играть по чужим правилам, а там посмотрим, куда нелегкая вывезет.

Найдя по телефону господина Соловьева, попросил выдать мне в личное пользование машину, можно подержанную, скромно заметил я.

- Это ж какая будет по счету? - завредничал директор ТОО "Лакомка".

На это я пошутил: взорву к такой-то матери весь автопарк нашего предприятия по производству картона и бумаги.

Угроза подействовала, и через час я уже катил на "Гранд Чероки" по трассе. Машина была практически новая и, боюсь, слямзенная на одной из столичных улиц в четыре часа утра. Правда, признаюсь, это обстоятельство меня ничуть не трогало: кто-то теряет - кто-то находит. И все ошибки в этой жизни можно исправить, кроме одной - смерти.

Моему отчиму не повезло, так сложились обстоятельства, что я его возненавидел - сначала за уход Ю, у которой оказалась попорченная, его кровь, а затем за то, что он меня купил, как безделушку. И теперь он лежит набальзамированной, торжественной куклой в гробу из дорогого дерева под фальшивый плач оркестра и не испытывает никаких чувств, кроме одного скуки.

Живые так страшатся смерти, что готовы устраивать распомаженно-азиатские шоу для окоченевшего безразличного трупа, чтобы только их хоронили тоже с почестями, сопливым плачем, прочувствованными речами и лязгом оркестровых тарелок.

Нет уж, лучше разорвать, повторюсь, себя в кровавые ошметки, чем принимать участие в таких общенародных представлениях.

Кстати, мне, живому, надо было бы поприсутствовать на этом печальном мероприятии, чтобы увидеть друзей покойного - соратников по общему делу, да думаю, мы ещё успеем познакомиться поближе. В более приятных условиях.

Пока же попытаюсь действовать наобум. Если поиски ведутся на даче, на то имеется свой резон. Почему бы и мне не сделать ставки? Ставки сделаны, господа. Ставки больше не принимаются.

Не случилось бы как в том анекдоте: двое вываливаются из казино. Один в трусах, второй - совершенно голый, и он завидует своему приятелю в трусах: Вот за что уважаю, умеешь, в натуре, вовремя остановиться.

Однако предполагаю, что в казино имени "Жизнь" и ставки круче, и при случаи могут вынести вперед ногами.

... Дачные ворота были широко распахнуты - неужели мародеры, испугался я. Ошибся - работала бригада плотников и стекольщиков. Руководил ими знакомый мне ртутный человечек.

- Похвальное рвение, - заметил я. - А почему здесь, не там?

- Где?

- На кладбище?

- Жизнь продолжается, хозяин, - ответили мне. - Служить надо живому, и я обратил внимание на собеседника.

Он был худощав и гибок, с остренькими, как у крыса, чертами лица. Взгляд был боек и замысловат, себе на уме, как говорят в таких случаях.

- И как вас называют?

- Гуськов.

- А имя?

- Имя? - лакей неожиданно застеснялся. - Алоиз.

- Как? - едва не упал в сугроб. И расхохотался. - Алоиз? А лучше Аскольд?.. Извините, я не над вами, а вообще... - повинился, вспомнив ночь и беззаботное тары-бары с солнечной девочкой на теплой, как поляна, кухне.

Моя истерика была воспринята с привычным терпеливым пониманием; и мы пошли в дом. Стучали топоры и скрипело стекло под алмазными резцами. Было холодно и неуютно.

Трудно поверить, что совсем недавно мы с Алисой здесь были живые; ничего не осталось от нас... даже теней...

Остановившись у сейфа, обнаружил, что он пуст, как карман гостя столицы после посещения Кремля. Немо взглянул на Алоиза Гуськова - тот умел читать мысли на расстоянии:

- Все оприходовано, хозяин: девяносто девять миллионов четыреста пятьдесят тысяч...

- И пять, - пошутил я.

- Да? Не может быть? - занервничал. - Как же так... Мы считали...

Кажется, судьба соизволила меня впервые столкнуть с кристально чистым человеком. Такие если грабят, то эшелонами, танкерами, самолетами, газопроводами и проч.

Я отмахнулся - проще надо быть, Алоиз, ближе к народу и он снимет с тебя последние портки. Халдей Гуськов с готовностью захихикал.

Надеюсь, это будет наша с ним первая и последняя доверительная встреча, надо ею воспользоваться для заполнения информационного вакуума. Я задал несколько вопросов, касающихся соратников господина Лаптева. Кто есть продолжатель его бессмертного дела? И получил следующий обстоятельный ответ: их двое - некто Грымзов и Литвяк; они частенько захаживали на дачку; первый был большой любитель баньки, а вторая - заглотить коньячка Napoleon у камина.

- Литвяк - баба? - удивился.

- Женщина-с, поправили меня.

- И Лаптев им доверял?

- Это неведомо, хозяин.

- А какое у него любимое местечко было?

- Как-с?

- Где проводил время?

- В кабинете, на втором этаже. Оттуда прекрасный вид на ландшафт.

- На что?

- На ландшафт-с.

... Вид из окон кабинета и вправду открывался великолепный; раньше здесь была пыльная и замусоренная мансарда, где я любил проводить деньки, отлынивая от школы: лежал на продавленной кровати и читал книжки, они были старые, с пожелтевшими страницами, хранившими осенний прелый запах прошлого революционного времени. На некоторых книгах расплывалось овальное тавро: "Библиотека Реввоенкома". Наверно, мой дед по случаю взял эти книжки, да из-за смертельной рубки с ползучей контрой позабыл их сдать. Когда уставал читать про войну и шпионов, глазел через прорехи в синь неба; и казалось, смотрю в глаза небосвода. Помню, это прекрасное ощущение безмерности природы и своей значимости в ней.

Думал, что так будет всегда, нет - кровать и книги выбросили на свалку, крышу залатали, мансарду замастерили дорогим красным деревом, остался лишь ландшафт-с: близкие сосны, дальний темный лес, и поле, оборачивающиеся у горизонта в опухшее от холодных облаков небо.

Кабинет был осовременен абстрактным дизайном и компьютерной системой отчим шагал в ногу со временем.

Я сел в кресло и увидел на мертвом экране дисплея Чеченца, тот внимательно смотрел на меня, словно пытаясь рассмотреть мою настоящую сущность.