Напряжение

В заговоре участвовало около ста человек, из коих особую роль играли присяжный поверенный, бывший крупный помещик кадет Т. Н. Меркулов, поп Савелий, кулаки Шовкопляс, Тарас Синельченко, бывший поручик, дезертир Костомаров, капитан царской армии, а к моменту ареста служащий Красной Армии Довгар. Главным руководителем был студент-медик Карл Лайкс-Шантоль. Направлял его действия представитель штаба Деникина бывший морской офицер лейтенант Владислав Нащекин (псевдоним Серегин), сумевший в числе еще нескольких лиц избежать ареста.

Раскрыты белогвардейские штабы в следующих населенных пунктах: Чернигове, Городне, Выхвостве, Ивашкове, Репках, Хлебовке, Тереховке, Куликовке, Хриповке, Тупилове, Петрушине, Звеничеве, Средневе. По разработанному плану в этих местах должны были произойти вооруженные выступления, чтобы затем соединиться в Городне и повести наступление на Чернигов. Штаб белых в Городне предполагал взять Чернигов и расстрелять всех советских работников, для чего штабом был составлен список.

Первое (и единственное) выступление белых в селе Хриповка разбито частями Красной Армии.

При аресте семидесяти трех заговорщиков и произведенных обысках обнаружено 638 винтовок, 354 револьвера, 10 станковых пулеметов «максим», патроны, бомбы, пироксилиновые шашки. У многих заговорщиков изъяты удостоверения, выданные им как начальникам отрядов деникинской добрармии.

Руководитель белых Лайкс-Шантоль убит при попытке к бегству из-под ареста.

Чрезвычайный Революционный трибунал ведет расследование заговора.

Тумаченко.

Москва, ВЧК.

Строго секретно!

Весьма срочно!

При обыске подвалов особняка на Благовещенской ул., 8, где проживал бежавший с деникинской армией английский гражданин Джон С. Версфилд, обнаружены секретные документы. Особый интерес представляет шифрованный список агентов, завербованных английской разведкой из числа русских офицеров. Поименно:

1. Подпоручик Кантакузен Федор Федорович (псевдоним Галкин), 1898 г. р., урож. Одессы. Из обрусевших немцев. Сын крупного торговца мануфактурой. Окончил Одесское пехотное училище. По политическим воззрениям - кадет.

Характеристика: наблюдателен, но пассивен, расчетлив, не пьет; к женскому полу равнодушен; знает немецкий и английский языки. Может быть использован для доставки сведений. Выплачено 3 тыс. 350 руб. в валюте.

2. Полковник Прудников Владимир Иллиодорович, 1871 г. р., урож. г. Курска, помещик, командовал полком в 16 дивизии ген. Муравьева. При наступлении Красной Армии сдался в плен, использовался в штабе 20 дивизии, бежал. Руководит 2 отделом в штабе ген. Деникина. По политическим воззрениям - кадет.

Характеристика: общителен, имеет обширные связи, по натуре широк, азартен, деньгами распоряжается вольно; невоздержан в потреблении спиртных напитков. Весьма ценен. Выплачена 21 тыс. руб. в валюте.

3. Лейтенант Нащекин Владислав Сергеевич (псевдоним Серегин Гавриил), 1894 г. р., урож. Петербурга. Сын жандармского офицера. Из дворян. Окончил Морской кадетский корпус в Петербурге; служил вахтенным командиром на миноносце «Стройный». По политическим убеждениям - монархист.

Характеристика: энергичен, скуп, осторожен; в критических положениях хладнокровен; жесток; спиртных напитков употребляет мало; любит женский пол. Весьма ценен. Может быть использован в самых щекотливых ситуациях. Выплачено 12 тыс. 350 руб. в валюте.

4. Капитан Янковский Виктор Алексеевич, 1891 г. р., урож. Москвы, сын статского советника. Из дворян. Окончил Московское артиллерийское училище. По политическим воззрениям - анархист.

Характеристика: замкнут, холоден, самолюбив; склонен к авантюризму, игрок; нуждается в деньгах; женский пол игнорирует; тайно пристрастен к спиртному, но умеет держаться. Может быть использован как в сборе сведений, так и в организации диверсионных актов. Выплачено 6 тыс. 500 руб. в валюте…

Как установлено, Джон С. Версфилд был непосредственно связан с английской миссией. По имеющимся данным, полковник Прудников при взятии красными Ростова-на-Дону убит. Судьба остальных лиц по мере возможности выясняется.

Примите к сведению.

Морозов

Ростов-на-Дону, 13 января 1920 г.

23. СПЕКТАКЛЬ

Свой долгий рабочий день Арефьев начинал в семь утра с поступивших за сутки сведений о Богачеве. Покуда не успел прийти в движение сложный аппарат особого отдела и не отвлекали телефонные звонки, он садился в кресло и, водрузив на нос очки в роговой оправе, вызывал Дранишникова.

Мало-помалу фигура Богачева вырисовывалась четче, рельефнее, как при проявлении фотографического отпечатка. Обозначился круг его знакомств. Однако чрезвычайно важно было не только вскрыть все его связи, но и разобраться, кто был лишь знакомым, а кто агентом, поставлявшим информацию. На это требовалось время и люди, но ни того ни другого в достатке у Арефьева не было. Особенно времени.

Он прекрасно понимал, что держать врага на свободе в обескровленном, истощенном до последней степени, испытывающем во всем острую нужду блокированном городе крайне опасно. Но понимал и другое: изоляция Богачева без всей его агентуры - бессмысленна, более того - преступна. Оставался один выход: максимально сократить срок расследования, не давая агентуре действовать.

Неделю назад, когда Дранишников доложил о чрезмерной самостоятельности Русинова, помрачневший Арефьев, гася в себе вспышку гнева, почти готов был снять колпачок с пера, чтобы подписать бумаги на аресты. Он сознавал преждевременность этой меры, однако промедление могло обернуться провалом всей тщательно подготавливаемой операции. И все же после раздумий и консультаций по телефону с Москвой, с управлением контрразведки наркомата, он решил рискнуть - выждать, сознавая отчетливо, какую ношу взваливает на свои плечи.

Это был неприятный момент в жизни дивизионного комиссара. Первые двое суток он вообще не спал, даже те немногие часы, которые выкраивал себе для сна. Не признавая снотворных, он ходил медленными тяжелыми шагами по кабинету, вслушиваясь в ночные шорохи огромного здания. Находившись, менял очки, устраивался поудобнее на диване и открывал истрепанный томик Джерома Джерома, который на время уводил его от тревожных дум.

Арефьев не жалел потом ни этих бессонных ночей, ни болей, сжимающих сердце, потому что сведения, регулярно получаемые им, были благоприятны, особо его радовали сообщения, поступавшие от Бенедиктова.

Риск оправдался. Арефьев выиграл еще несколько драгоценных дней.

Около четырех часов дня Богачев подошел к площади Островского. Заколоченные и выбитые окна близлежащих домов, памятник Екатерине II, укрытый мешками, изуродованные осколками снарядов деревья и решетка сквера перед знаменитой Александринкой не вызывали у него никаких чувств. Он спешил.

К театру, в котором с недавних пор давала спектакли перебравшаяся туда Музкомедия (ее здание на улице Ракова было повреждено бомбой), сходились женщины с серыми, отечными лицами, старухи, опиравшиеся на палки, военные, при оружии и противогазах, и исчезали в подъезде. Богачев протянул билет фигуре в тулупе, поднялся на первый ярус, в боковую ложу, сел, бросая безучастные взгляды в медленно заполнявшийся зал.

В зале было холодно - пар шел изо рта, как на улице; огромные люстры желтели лампочками, горящими вполнакала; из оркестровой ямы доносились реденькие звуки флейты, кларнета, настраиваемых скрипок… Не было праздничности, была деловая торжественность, как перед открытием собрания. Двигались мало, если разговаривали, то почти шепотом, непрестанно постукивая кулаками в варежках и притоптывая.

Рядом с Богачевым уселся высокий, средних лет мужчина, сутулый, бледный, с нездоровой, пораженной фурункулами, кожей лица и наглыми глазами. Он расстегнул верхнюю пуговицу пальто с каракулевым воротником, вытянул до самого подбородка шарф и снял шапку. В это время в ложе появилась женщина. Она нагнулась к спинке пустовавшего стула, потом, бесцеремонно посторонив мужчину, взглянула на номер, сказала категорическим тоном: