Напряжение

В другой раз Гертруда Оттовна передала просьбу мужа встретиться наедине в квартире танте Марты с одним человеком, очень важным ученым («Мы хотели пригласить его к себе, но у нас гостит племянник, и при нем такая встреча крайне неудобна»). Марта Людвиговна не просила объяснений и никогда ни о чем не спрашивала. Она была рада услужить этим милым, приятным и порядочным людям, делавшим ей только добро. Тем более что и просьбы были такими незначительными, не причиняющими особых беспокойств.

- Что же будет, Михаил Николаевич? Услышит ли господь бог наши молитвы, сжалится ли над несчастной паствой своей?

Нефедов посмотрел на безбровое, с утиным носом личико Марты Людвиговны, ответил, помешивая чай:

- Услышит, услышит… Правда, дела наши, - оглянулся, перешел на полушепот, - неважны, я бы сказал сильнее - безнадежны… Может так случиться, что сюда войдут немецкие войска…

- Ну пускай войдут, какая разница! - наивно воскликнула Марта Людвиговна, подняв острые плечики. - Немцы ведь тоже люди! Зато не будет этой ужасной войны.

- Тс-с! - приложил палец к губам Нефедов.

- Вы прелесть, танте Марта, - засмеялась Гертруда Оттовна. - Что немцы люди, мы с вами убедительное тому доказательство.

- Я уже старая, но я никогда не понимала, не понимаю и теперь до гробовой доски не пойму, что? людям надо, чего они не могут поделить?! Жили бы себе в мире, молились бы за упокой души своей и работали бы…

- Да, да, с вами трудно не согласиться, - вздохнул Нефедов, постукивая пальцем по столу, чтобы обратить внимание жены.

Та посмотрела на крохотные часики на запястье, засуетилась:

- Танте Марта, нам надо собираться. Профессор Фогель не любит, когда опаздывают даже на минуту.

Верная своей аккуратности, старуха стала собирать чашки, но Гертруда Оттовна остановила ее, пообещав, что уберет и перемоет сама, когда вернется.

- Михель, а ты отдохни, мы скоро придем, - сказала она, подавая пальто Марте Людвиговне. - И закрой за нами дверь покрепче, мы постучим…

Проводив женщин, Нефедов снова уселся на диван, полистал тяжелый, в кожаном переплете, альбом с золоченым замком-пряжкой: какие-то люди, пухленькие дети с подрисованными фотографом ангельскими крылышками и с луком и стрелами в руках (символ любви!), открытки с вылупившимися цыплятами и неизменной надписью золотом: «Христос воскресе!..» Чепуха, немецкие сантименты…

От хриплого шипения, раздавшегося в тишине откуда-то сверху, Нефедов вздрогнул. Вслед за тем захлопала маленькая дверца в часах, под скворешню, с гирями-шишками, и, высовываясь из нее, кукушка прокуковала восемь раз.

Богачев пришел десять минут девятого. Не снимая черной шинели, он быстро, оценивающе оглядел комнату, увидел мраморное распятие в углу, литографию Христа в терновом венце с мученически устремленными вверх глазами - на стене, над кроватью, - спросил металлическим голосом:

- Здесь живут немцы?

- Старуха немка, одиночка.

- Это неосмотрительно. Квартиры немцев могут быть под наблюдением.

- Не беспокойтесь, здесь все проверено.

- И все же в дальнейшем встречи должны происходить только в русских домах.

- Как знать, может быть, такая необходимость скоро и отпадет, - возразил Нефедов, уголки его губ поползли вниз.

- Давайте к делу… У меня всего двадцать минут…

- Завтра этот человек уходит обратно. Какие будут инструкции?

Богачев растер руки, сел на плетеный стул, посмотрел в упор тяжелым взглядом на застывшее в ожидании лицо Нефедова:

- Запоминайте… Первое. Подтвердите получение задания. Передайте, что оно может быть выполнено лишь при условии устойчивой связи. Отсюда второе: необходим радист, срочно…

- Я уже говорил ему об этом при первой встрече.

- Слушайте и не перебивайте. - У Богачева вспучилась синяя жила на лбу. - Повторяю: настоятельная просьба немедленно прислать радиста. Третье. Условия для взятия Ленинграда сейчас, до наступления весны, наиболее благоприятны. Продовольствие на исходе. По нашим данным, только в ноябре в городе умерло от голода сорок восемь тысяч человек. Возможно, больше, но никак не меньше. В декабре эта цифра, по всей вероятности, увеличится. Армия снабжается несколько лучше, чем население, но далеко не в полном объеме. Немаловажным фактом является стоящий без движения флот. При всех нехватках он усиленно ремонтируется и дополнительно вооружается. Когда вскроется лед, мощь его значительно возрастет. Это надо учитывать. Запомнили?..

Богачев помолчал, покусывая губу и сосредоточенно глядя в сторону; на узком лице проступили глубокие жесткие складки у рта.

- Четвертое. Конкретно. Об «овощных базах» для «шестерок». Пока известно расположение одной - в квадрате…

Нефедов закрыл глаза, боясь пропустить или не запомнить сообщаемые Богачевым цифры; открыл лишь тогда, когда тот сказал:

- Наконец, последнее. Переправьте эти пленки. - Богачев достал из бумажника крохотный конвертик, положил перед Нефедовым: - Спрячьте как следует. Важность и ценность их не поддаются учету. Кстати, как с тем делом?

- С каким?.. С инженером?

- Да, да, разумеется, - передернулся Богачев.

- Все, кажется, сошло благополучно.

- Я так и думал… Сумма, о которой мы с вами договорились за эту операцию, переведена в банк в Женеве. Будем надеяться, что скоро вы сможете ею распоряжаться.

Легким кивком Нефедов показал свое удовлетворение.

- Теперь о нас с вами. Встречи, как и прежде, в случае крайней необходимости. Вызов тот же. А почтовый ящик меняется. Перейдете на третий вариант. Сейчас нужна обширная информация, самая разная. Больше используйте людей вслепую [10] для сбора сведений. В голод еда - прекрасная приманка, - затрясся в коротком беззвучном смешке, - ищите недовольных, неустойчивых, подкармливайте. Но будьте начеку и не обольщайтесь: при кажущейся легкости найти таких не так-то просто. Помните о русской душе, которая всегда настороже, сильна и готова к самопожертвованию во имя идеи. Мы, к сожалению, недооценивали этот величайший фактор… У меня все. У вас, Церидос?

Нефедова перекосило, словно в него воткнули иглу. Напоминание о прошлом служила предостережением. Мог бы не делать этого: Нефедов ни на минуту не забывал, что Богачев цепко держит его в своих руках.

- Мне все ясно, - проговорил он, невольно вытягиваясь перед Богачевым. - Инструкции будут выполнены точно, в соответствии с вашими указаниями.

- Прекрасно. Тогда расходимся.

Нефедов посоветовал выйти из парадного во двор, который имел проход на параллельную улицу, и проводил в прихожую. Богачев приложил ухо к входной двери, прислушался, потом, толкнув ее, выскользнул бесшумно и исчез. Нефедов даже не услышал шагов.

Совет не пригодился: во дворе было по колено снегу, и Богачев не стал рисковать. Он выглянул из парадного, подождал, вдыхая морозный воздух… Тихо, пустынно… Пошел.

На перекрестке из-за сугробов показались три силуэта военных: один высокий, двое, с винтовками, ему по плечо. Не меняя направления, Богачев поравнялся с патрулем.

- Остановитесь, товарищ майор. Ваши документы.

Богачев охотно передал их старшему - высокому майору. Красноармейцы, притоптывая потихоньку, ждали.

- Холодно, ребятки? - посочувствовал им Богачев.

- Да уж не жарко, - чуть насмешливо ответил один.

- Небось до самого пупка мороз добрался…

Согревая дыханием пальцы, майор разверзнул удостоверение, взглянул на фотографию, потом на Богачева. Соответствует. На пропуске-вкладыше секретный литер, действительный на эти сутки, тоже соответствовал…

- Откуда следуете? - еле шевеля толстыми губами, спросил майор.

- Был отпущен навестить знакомых, сейчас возвращаюсь в часть.

- Когда шли по улице, ничего подозрительного не заметили?

- Нет, товарищ майор, все тихо…

Майор еще раз просмотрел документы, сказал, возвращая:

- Можете быть свободны, - и козырнул небрежно.