Скала

— Ты знал, что мой сын погиб в аварии, да?

Убийца ухмыльнулся:

— Да, это было в газетах. Я так радовался, когда читал! Наконец-то нашего «тефлонового мальчика» поджарили. Тогда я и придумал, что мне надо делать. Я испорчу твою жизнь так же, как ты испортил мою.

Теперь Фин стоял в десяти футах. Он видел безумие в глазах Артэра и ужас во взгляде Фионлаха.

— Ближе не подходи, — резко сказал убийца.

И тогда Фин ответил:

— Если ты хотел посмотреть, как я теряю сына, тебе стоило приехать в Королевский госпиталь Эдинбурга месяц назад. Моему мальчику было всего восемь. Я был в палате интенсивной терапии, когда у него остановилось сердце. — Тут в глазах Артэра на миг зажегся отблеск сострадания. — Тогда ты мог полюбоваться на мое горе. Мог увидеть, как смерть сына разбила мое сердце. Но сегодня ты этого не увидишь.

Артэр нахмурился:

— В каком это смысле?

— Конечно, это будет ужасно — смотреть, как умирает Фионлах. Но это не будет смерть моего сына.

Артэр уже начинал закипать:

— О чем ты говоришь, Маклауд?

— А вот о чем. Фионлах — не мой сын, Артэр. Маршели сказала тебе это в приступе гнева. Из глупой детской мести за то, что ей досталась жизнь второго сорта. Жизнь с тобой. Чтобы ты не думал, что тебе все легко далось, — Фин сделал еще несколько осторожных шагов в их сторону. — Фионлах — твой сын, Артэр. Всегда им был и всегда будет.

Подросток стоял как громом пораженный. А полицейский продолжал:

— Все эти годы ты бил паренька, пытался отомстить ему за то, что сделал я. И знаешь что? Ты бил собственного сына. Так поступал еще твой отец.

Артэр затравленно огляделся. Фин понял, что он внезапно лишился почвы под ногами и не знает теперь, во что верить. С такой правдой он просто не сможет жить.

— Что за чушь? Ты врешь!

— Да? А ты подумай, Артэр. Вспомни. Сколько раз она брала свои слона обратно? Сколько раз говорила, что просто хотела тебя позлить?

Фин сделал еще два шага.

— Нет! — убийца медленно повернулся, посмотрел на парня, которого избивал, унижал и наказывал долгих семнадцать лет. Его лицо исказила гримаса боли.

— Она сказала правду, а потом поняла, что зря это сделала, — он уставился на Фина дикими глазами. — Правду нельзя скрыть, Фин. Ты же знаешь.

— Она соврала, Артэр. Но ты хотел, чтобы это было правдой. Тебе нужен был козел отпущения. Кто-то, кого можно винить во всем, пока меня нет. Кто-то, на кого можно выплеснуть ненависть.

— Нет! — закричал Артэр. Он издал звериный рык и выронил веревку. Фин быстро подошел и оттащил Фионлаха от края обрыва. Подросток дрожал, но от страха или от холода, понять было сложно. Убийца стоял и смотрел на них со слезами на глазах. Фин протянул ему руку:

— Идем, Артэр. У этой истории может быть другой конец.

Но тот смотрел сквозь него.

— Уже поздно. Ничего не вернешь, — в его глазах отразились вся трагедия его жизни, все удары судьбы, злость и ярость, которые он обратил против себя самого. — Простите меня, — тихо-тихо сказал он и Фину, и подростку, и всем остальным. Восемнадцать лет назад то же самое говорил его отец. — Мне так стыдно… — Артэр поймал взгляд Фина, затем повернулся и упал в бездну. Вокруг него тучей поднялись олуши, как огненные ангелы, что отнесут его в ад.

Фин развязал Фионлаха и отвел его в «черный дом». Их встретили несколько человек, накинули на плечи мальчику одеяла. Он не говорил ни слова, лицо его было серо-белым, бескровным. В двухстах футах внизу, в небольшой бухте, на палубе стояла команда «Пурпурного острова». А с юго-запада ветер принес шум вертолетных винтов.

Фин развернулся. Вертолет упал с небес — огромная красно-белая птица с черной надписью «Береговая охрана» на борту. В воздух поднялись тучи морских птиц. Вертолет покачался в воздухе, поднимаясь до уровня скал, и изящно приземлился на вертолетную площадку у маяка. Дверь открылась, и на бетон хлынули полицейские в форме и в штатском. Фин, Фионлах и охотники стояли и смотрели, как полицейские идут к ним, поскальзываясь и спотыкаясь на утесах. Впереди всех — старший инспектор Смит, плащ развевается, ветер треплет волосы, несмотря на укладку. Он остановился перед Фином, чуть не оступившись, и злобно на него уставился:

— Где Макиннес?

— Вы опоздали. Он умер.

— Как? — Смит явно сомневался в его словах.

— Спрыгнул со скалы, старший инспектор. — Смит поджал губы. Фин добавил: — Здесь все видели, как он это сделал.

Он взглянул на Гигса: тот едва заметно кивнул. Что бы ни написала полиция у себя в отчетах, это будет только половина правды. Вся правда никогда не покинет Скалу. Она останется здесь, среди валунов и птичьих гнезд, шепотом на ветру. Правда умрет вместе с теми людьми, кто был здесь сегодня. И тогда знать все будет только Бог.

Фин смотрел вниз на серо-стальную, холодную воду Лох-а-Туат. Нисходящий поток воздуха от роторов создавал на поверхности бухты концентрические круги. Но вот вертолет наклонился, взял восточнее, резко качнулся и совершил посадку возле здания терминала. Там уже стояло несколько полицейских машин и «скорая», синие вспышки мигалок казались бледными в солнечном свете, который падал сквозь прорехи в облаках.

Фин еще раз взглянул на подростка, завернутого в одеяла. Весь полет он молчал. Что бы ни происходило в его голове, он никак это не демонстрировал. Сам Фин чувствовал себя выпотрошенным, словно пустой стручок. Он поднял голову и увидел, возле машины «скорой» их ждет Маршели, а рядом с ней неловко топчется Ганн. На женщине было длинное черное пальто, джинсы и сапоги; распущенные волосы спускались по спине, открывая лицо, бледное, как луна в августе. Рядом с Ганном Маршели казалась крошечной. Фин снова увидел в ней маленькую девочку с косичками, которая сидела рядом с ним в школе. По-прежнему решительная и упрямая, она сейчас казалась ранимой, какой не была в детстве. Ей уже сообщили о смерти Артэра. Она отвернулась, чтобы поток воздуха и пыли, поднятый вертолетом при посадке, не ударил ей в лицо.

Фин повернулся, взглянул на Гигса и Плуто, сидевших сзади в мрачном молчании. Смит потребовал их присутствия, чтобы взять у них показания в Сторновэе. Все прочие должны были собраться и вернуться на «Пурпурном острове». Не убив ни одной птицы. Впервые за несколько веков в этом году на Льюисе не будут есть гугу.

Винты вертолета остановились, дверь открылась. Маршели с волнением разглядывала лица выходящих. Увидев Фионлаха, она резко вздохнула и побежала к нему прямо через стоянку такси. Подбежала, обняла сына, прижала к себе, как будто больше никогда не собиралась отпускать. Фин выкарабкался из вертолета и стоял, обессиленный, беспомощный, неуверенно глядя на них. К нему подошел Ганн, вручил листок, вырванный из блокнота. Потом он мягко положил руку на плечо Маршели:

— Его должны осмотреть в больнице, миссис Макиннес.

Она неохотно отпустила сына, затем взяла его лицо в ладони, заглянула в глаза. Возможно, она хотела узнать, не возненавидел ли он ее.

— Поговори со мной, Фионлах. Скажи что-нибудь!

Но подросток повернулся к Фину:

— Это правда? То, что ты сказал отцу на Скале?

Маршели смотрела на Фина расширенными от испуга глазами:

— А что ты сказал ему?

Фин стиснул в руках листок, который дал ему Ганн. Он боялся на него посмотреть.

— Что Фионлах — его сын.

— Это правда? — подросток переводил взгляд с Фина на мать, как будто считал, что у них есть секрет, который они ему не расскажут. Видно было, как в душе у него закипает гнев.

— Тебе было несколько недель, Фионлах, — сказала Маршели. — Ты плакал каждую ночь. У меня была послеродовая депрессия, да и вообще неприятностей в жизни хватало, — ее синие глаза поймали взгляд Фина, потом затуманились от воспоминаний. — Мы с Артэром страшно поругались, сейчас я уже не помню, из-за чего. Я хотела сделать ему больно, — теперь она смотрела на сына, и чувство вины заставляло ее хмуриться. — И я использовала тебя. Сказала ему, что ты — не его сын, а Фина. Это просто вырвалось, и все. Я даже представить не могла, к чему это приведет! Что это кончится вот так! — Маршели подняла глаза к небу. — Я сразу пожалела, что не проглотила язык. Я тысячу раз говорила ему, что просто хотела его позлить, но он не верил, — она склонилась и любовно провела кончиками пальцев по лицу сына. — А тебе пришлось терпеть последствия моей глупости.