Роковой рейс

— Производить обыски — не наша компетенция, голубчик, — возразил генерал.

— Тогда надо срочно сообщить в ФСБ.

— А мы сможем твёрдо доказать, что это диверсия? И думаешь, фээсбэшники с радостью возьмутся за дело? Как бы не так. Никто не захочет вешать на себя нераскрытое преступление. Тем более диверсию. Я научен горьким опытом. Так что придется нам самим до всего докапываться. И ты прав, надо поискать злополучный реактив. Хотя очень сомнительно… Ищите без шума, чтобы не было похоже на обыск.

— Понял, Иван Дмитриевич. Сделаем.

— И вот ещё что: поинтересуйтесь, на какие шиши собирается второй пилот справлять свадьбу…

Их разговор прервал телефонный звонок. Возницкий снял трубку.

— Слушаю, полковник Возницкий.

— Товарищ полковник, докладывает дежурный по штабу. К вам врач Филимонова Тамара Михайловна.

— Проводите. — Возницкий положил трубку, — Жена руководителя полётов?

— Видимо, — не поднимая головы, предположил Гайвороненко. Но когда женщина вошла в кабинет, он открыл глаза и оценивающим взглядом осмотрел её с ног до головы. Филимонова произвела на него приятное впечатление: симпатичная сероглазая шатенка, одета не изысканно, но элегантно — в коричневую кожаную куртку, такую же фуражку на голове с золотистыми заклепками по бокам — под желто-оранжевый шарфик вокруг шеи. Высокая, стройная, умеющая непринужден но держаться с начальством. Поздоровалась, представилась:

— Врач местной поликлиники, Тамара Михайловна Филимонова. Слушаю вас.

— Присаживайтесь, — выдвинул из-под стола стул полковник. — Нас интересует вот какой вопрос: по какой причине вы отстранили от полёта капитана Кленова?

— У него было высокое кровяное давление, — опускаясь на стул, спокойно ответила врачиха.

Возницкий сел напротив.

— Причина? Раньше у него случалось такое?

— Причина мне неизвестна. Но раньше такого с ним не случалось.

— Вы взяли какие-то анализы, провели исследования?

— В анализах не было необходимости. А давление крови я сегодня у него проверила — нормальное.

— Тамара Михайловна, дело очень серьёзное, прошу вас, отбросив в сторону симпатию или антипатию к летчику, ответить нам точно: не могла ли это быть обыкновенная симуляция? Насколько мне известно, давление крови можно поднять крутой заваркой чая или ложкой кофе.

Женщина пожала плечами.

— Зачем это ему? Он хороший лётчик, по-моему, честный, добросовестный… Да и он возмутился было, когда я доложила майору Фирсову, что в полёт его нельзя пускать. Уговаривал не отстранять, убеждал, что чувствует себя нормально…

— Хороший лётчик, чувствует себя нормально, — с горечью повторил полковник. — Но разве вас, как врача, не интересовало, почему у него подскочило давление? Разве не следовало взять у него кровь на анализ? Как вы теперь можете объяснить причину внезапного ухудшения здоровья лётчика?

— Ну, это такое ухудшение, которое может быть от простого перепада атмосферного давления. Разве с вами такого не случалось?

— Представьте себе, не случалось. — Возницкий встал и нервно заходил по кабинету.

— Счастливый вы человек. А у меня частенько давление подскакивает и болит голова. И у мужа тоже.

— Слава богу, что вы не летчики. Но ваши болячки — ваши проблемы. А следить за здоровьем летчиков — ваша обязанность. Вызовите Кленова, проверьте еще раз у него давление, возьмите анализ крови и постарайтесь выяснить причину его болезни. Вы свободны.

Докторша, не привыкшая к такому тону обращения, прикусила губу и покраснела, как школьница, получившая за урок двойку. Что-то хотела сказать, но круто повернулась и быстрым шагом покинула кабинет.

Гайвороненко решил было сделать замечание полковнику за бестактность, но, зная норов Воз-ницкого, привыкшего разговаривать с подчиненными и со всеми, кто ниже его по званию и по положению, только командирским языком, раздумал — не время сейчас дискутировать о правилах поведения и обострять отношения. Да и по опыту знал — в этом возрасте внушения бесполезны; невоспитанность идет не от характера, а от примера старших, перенимавших грубость и высокомерие из поколения в поколение. Гайвороненко довелось служить еще при маршале Батицком, грубияне и матерщиннике, который ни одно совещание не проводил без разноса, сопровождавшегося такими «командирскими» словечками, от которых бросало в жар и в холод.

— Ты вот что, голубчик, смерить давление крови у Кленова — одно дело, но надо дать указание хотя бы майору Филимонову поискать этот пресловутый реактив в местах, где его могли хранить все, кто причастен к заправке самолета. Разумеется, нелегально. В первую очередь — у капитана Кленова, пока мы будем с ним беседовать. Во-вторых, надо выяснить, как охранялся «Руслан» в ночь перед вылетом, допросить всех солдат, несших охрану. В-третьих, хотим мы того или нет, а придется связаться с компетентными органами и попросить их помочь нам — проверить денежные вклады подозреваемых. Если это действительно была диверсия, кто-то за нее хорошо заплатил. И вообще, следует поинтересоваться доходами некоторых военных.

— Это мысль! — восторженно одобрил Возницкий. — Ныне немало тех, кто торгует не только секретами, а и человеческими жизнями. — Снял телефонную трубку. — Дежурный, пригласите в кабинет майора Филимонова.

Руководитель полетов не заставил себя ждать, словно чувствовал, что потребуется высокому начальству, и не уходил из штаба.

— Товарищ генерал… — начал было рапортовать от двери. Гайвороненко остановил его взмахом руки и указал на Возницкого.

— Вот полковник хочет что-то вам сказать.

— Капитан Кленов проживает в гостинице? — спросил Возницкий.

— Так точно.

— Кто ещё живет в той комнате?

— Капитан Соболев. Тоже второй пилот. Но тот сейчас в отпуске. Отдыхает в Сочи.

— Вот и хорошо. Пришлите Кленова к нам и, пока он будет отсутствовать, поищите у него в комнате жидкость или порошок подозрительного свойства, которые могли служить реактивом для образования в керосине кристаллов.

— Понял, товарищ полковник.

— И в других местах поищите. На аэродроме, в каптёрках, в пустых емкостях. В общем, там, где можно устроить схоронку.

Пока ждали Кленова, Возницкий углубился в его личное дело, а генерал развесил на батарее свои мокрые носовые платки.

— Весь запас, что жена положила в чемодан, использовал, — сказал с сожалением. — Не знал, что во мне столько дряни.

— Вы пошли бы в гостиницу да полежали, — посоветовал Возницкий. — В постели всё-таки легче.

— Так-то оно так, да хочется докопаться до истины. Неужто и в эскадрилье объявился предатель?

— Чему удивляться, коль сам бывший председатель КГБ продал американцам секреты подслушивающего устройства, установленного в их посольстве.

— Да, дожили, — глубоко вздохнул генерал. — И не судили, даже привилегий не лишили. Живёт как ни в чём не бывало. И совесть, наверное, не мучает.

— Если бы только один председатель КГБ. — Возницкий со злостью захлопнул папку. — А секреты наших противовоздушных ракет, поставленных в Ирак перед операцией «Буря в пустыне»? А выдача наших агентов Америке и Англии? Раньше, при советской власти, мы покупали капиталистов в самых секретных органах, а теперь наши продаются за гроши… Тут еще эта зачуханная Чечня. По всей России расползлись черномазые, как тараканы, и пакостят где могут.

— Доиграемся, наверное, в демократию, пока всю Россию не развалим. — Генерал взял с батареи ещё не высохший платок и вовремя прикрыл им разразившийся чиханием нос.

Они минут пять ругали современное руководство, пока их единодушную критику не прервал приход капитана Кленова. Второй пилот, видимо, и представления не имел, по какому поводу его вызвало столь высокое начальство, тем более не мог предположить, в чем его подозревают. Вошел уверенно, доложил, как и подобает толковому офицеру, прослужившему не один год.

— Товарищ генерал, капитан Кленов по вашему приказанию прибыл!

Голос четкий, твердый; лицо спокойное, волевое и симпатичное. Подтянут, одет, несмотря на плохое снабжение вещевиков, в новенький плащ с белым шарфом; брюки хорошо отутюжены, туфли начищены до блеска. Среднего роста, крепко сложен, не мандражит перед высоким начальством. В общем, капитан генералу понравился, и он указал ему на стул рядом с полковником.