Роковой рейс

Гайвороненко внимательно выслушал всех. Ни один из подчинённых не пришел к какой-либо более-менее стоящей версии. Все крутились вокруг да около, высказывая довольно сомнительные предположения. Да и он сам, председатель комиссии, пока ни на чем заслуживающем внимания не остановился. Пламя поглотило все, не оставив никаких следов. Такого в практике Гайвороненко ещё не бывало. Но здесь, понимал он, отчаиваться пока рано — осмотр проводился бегло, под впечатлением страшного разрушения… А тут ещё этот насморк, течет из глаз и носа, мешая сосредоточиться. Вечером надо как следует попарить ноги, выпить чая с малиновым вареньем, если удастся достать, и таблетку аспирина. Может, к утру полегчает, и тогда он всерьёз займется расследованием. А теперь нечего переливать из пустого в порожнее, подчинённые тоже устали после полёта и лазания по обломкам.

— На сегодня хватит, — прервал он совещание, выслушав руководителя полетов майора Филимонова, выпускавшего «Руслан» в небо и специально приглашенного на разбор. — Прошу всех ещё раз обдумать свои наблюдения и выводы, завтра продолжим работу. Можете быть свободны.

Руководитель полетов майор Филимонов, видя, как генерал шмыгал носом и не выпускал из рук платка, участливо спросил:

— Может, врача вызвать, товарищ генерал?

— Врача не надо. А вот если вы, голубчик, достанете пару таблеток аспирина да стаканчик малинового варенья, буду очень признателен.

— Будет сделано, товарищ генерал.

И действительно, пока Гайвороненко парил ноги, Филимонов принес целую аптечку всевозможных лекарств. Положил на тумбочку и, помявшись, несмело предложил:

— Может, и коньячком полечитесь? Я захватил на всякий случай.

Генерал повеселел.

— А что, Суворов рекомендовал после бани. Наливай по стопке.

Ему хотелось не столько выпить, сколько поговорить по душам с майором: он знает, разумеется, больше, чем рассказал в официальной беседе. А под хмельком и у твердокаменных размягчается сердце, появляется желание излить душу.

Филимонов достал из серванта рюмки — в номере для начальства была предусмотрена и посуда, — из портфеля, с которым пришел, извлек бутылку «Белого аиста», яблоки, сыр, колбасу.

— Неплохо живёте, — пошутил генерал. — А плачете, что мало получаете.

— А я, как в том анекдоте, товарищ генерал, играю.

— Как это играешь?

— Это к слову. Анекдот вспомнился. Не слышали про генерала и лейтенанта?

— Нет. Расскажи.

Филимонов, ловко орудуя ножом, нарезая ломтики сыра, колбасы, заговорил с улыбкой:

— Жили в одном доме генерал с лейтенантом. Генерал на третьем этаже, лейтенант на четвертом. Ни тот, ни другой по нескольку месяцев не получали денежное довольствие. Генерал перебивается с хлеба на квас, а лейтенант каждый вечер гулянки устраивает, пьёт, веселится. Как-то генерал спрашивает у него: «Где ты деньги берешь? Я вот генерал, а еле концы с концами свожу». — «А я играю», — отвечает лейтенант. «Как это играешь? — удивляется генерал. — С кем, во что?» — «С людьми. На деньги. Точнее, спорю. Вот с вами могу поспорить, что у вас через два дня на попе чирка вскочит». — «У меня их отродясь нигде не вскакивало», — возражает генерал. «А теперь вскочит, — стоит на своем лейтенант. — Могу поспорить на двести рублей. Проиграю — денежки ваши. Выиграю — мои». Самоуверенный лейтенант, отмечает генерал, авантюрист. Надо сбить с него спесь. «На пятьсот рублей», — заявляет. «Хорошо, пусть будет на пятьсот», — соглашается лейтенант. Ударили по рукам. Генерал на следующий день ощупал зад, оглядел в зеркало — никаких следов появления чирки. И на второй день то же самое. Ждет лейтенанта, чтобы содрать с него пятьсот рублей. Наконец к вечеру заявляется тот. «Ну, как дела, товарищ генерал?» — спрашивает. «Отлично, — отвечает генерал. — Готовь пятьсот рубликов. Никакого чирья». — «Не может быть, — не верит лейтенант. — Ну-ка, снимайте штаны». Генерал снял. Лейтенант стал тщательно осматривать. «Плоховато видно, — говорит. — Ну-ка, поближе к свету». И ведет генерала на балкон. Там крутит генерала и так и эдак, сочувственно вздыхает: «Вы правы, товарищ генерал, ничего нет». — «Ага, дружок, проиграл! — обрадовался генерал. — Гони полтыщи». — «Вам проиграл, — посмеивается лейтенант, — а у полковника, вашего заместителя, выиграл тысячу». И протягивает генералу пятисотрублевую купюру. «Как это?» — интересуется генерал. «А очень просто, — отвечает лейтенант. — Я с ним тоже поспорил, что вы ему задницу покажете. Вот и выиграл». — Филимонов наполнил рюмки. — Давайте выпьем, товарищ генерал, чтобы всегда выигрывать.

Оба рассмеялись и, чокнувшись, осушили рюмки.

Когда выпили по второй и закусили, Гайвороненко как бы между прочим спросил:

— А что вы думаете по поводу катастрофы, Николай Тимофеевич? Все происходило на ваших глазах, и, наверное, какие-то соображения имеются?

— Само собой, товарищ генерал. И днём, и ночью покоя не даёт эта катастрофа. Что только не передумал. И прихожу к одному выводу — диверсия.

— Но кто, как мог пробраться к самолёту? Охрана-то у вас надёжная?

Филимонов глубоко вздохнул.

— Была надёжная. А теперь ни за что и ни за кого нельзя поручиться. В роту охраны набрали всякую шваль. Даже два бывших зэка служат. Я проверял: в ту ночь оба находились в карауле. Да и не только в ту ночь. Сами знаете, рядового состава не хватает, и караул по нескольку дней не сменяется. А молодежь ныне такая пошла, что за обидное слово может чёрт-те что натворить.

— Да, — вздохнул генерал. — Плохую смену мы себе подготовили. И зарубежные идеологи помогают её растлевать. Чего только по телевидению не показывают. Кстати, давайте послушаем новости. На место катастрофы журналисты, как вороньё, налетели.

Генерал встал и включил телевизор. На экране замелькали рекламные заставки — сникерсы, прокладки, шампуни. Вот наконец появился и ведущий с грустным выражением на лице. И первое сообщение было о катастрофе. Коротко изложив суть дела, он высказал предположение некоторых авиаспециалистов: отказ двигателей произошел либо из-за неполадок в компьютере, либо из-за некондиционного топлива.

— Где же это нашёлся такой специалист, который узрел некондиционное топливо? — усмехнулся руководитель полетов. — Компьютер — куда ещё ни шло, а что он имел в виду под понятием некондиционное, трудно себе представить. Во-первых, слитый отстой топлива проверяли в лаборатории; во-вторых, двигатели не запустились бы, если бы вместо керосина, к примеру, залили дизельное топливо.

— И смех и грех с этими журналистами, — согласился Гайвороненко. — Я слышал, как одна симпатичная бабёнка настырно допрашивала инженера эскадрильи: правда ли, что в баки, в которых было зимнее топливо, залили летнее. Как он ни пытался её разуверить, что керосина летнего и зимнего не бывает, бывают только двигательные масла летние и зимние, она так и осталась при своём мнении. Вот оттуда информация на телевидение, видимо, и попала. Хотя это нелепое предположение наводит на некоторую мысль. Слышали о прошлогодней катастрофе «Ту-154»?

— Это когда на взлете тоже сразу два двигателя отказали?

— Да. О причине катастрофы тогда так и не пришли к единому мнению. Списали на технику, на дефект топливной системы. Но без чьих-то рук просто так она не могла отказать. — Генерал помолчал. — Диверсант мог и здесь объявиться, тем более если охрана самолётов велась плохо.

— Но лётчики и авиаспециалисты тщательно осматривали самолёт. И заложить какое-то взрывное устройство…

— Не обязательно взрывное. Ныне достаточно химических средств, чтобы вызвать соответствующую реакцию. Попробуй обнаружить такой реактив…

Руководитель полетов задумался.

— Диверсант, разумеется, мог пробраться к самолёту — охрана у нас действительно не на должном уровне. И ночь была непогожая… Но залить реактив без специального устройства в баки не так-то просто… Скорее всего действовал не один человек. Ваши специалисты место стоянки «Руслана» хорошо обследовали?

— Ночью шёл дождь со снегом. Какие после этого следы. Но надо как следует проверить…