Современный польский, чешский и словацкий детектив

— При этом, надо полагать, ты плотно закрыл окно, чтобы ничего не сдуло ветром, — язвительно добавил я.

К моему изумлению, НД позеленел и вскочил со стула.

— Откуда ты знаешь, что… нет?! А, черт побери!

— Разумеется, это только мы, в Главном управлении, слепые котята, — съязвил я.

— Только не умничай! — огрызнулся НД. — Конь о четырех ногах и тот спотыкается. Да, — припомнил он, — комната находится на втором этаже…

— …и окно выходит на улицу, точнее, в палисадник. И рядом — раскидистое дерево вровень со вторым этажом. Чтобы легче было залезть… — с удовольствием поддразнивал я его, так как НД, надо сказать, был чересчур самоуверен.

— Если ты уже побывал там, то не играй в прятки, а скажи сразу! — разозлился вдруг НД. — Что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось. Я даже не представляю, где этот дом, — успокоил я его. — Кстати, о марках. У тебя нет случайно лишнего пинцетика?

НД сунул руку в ящик стола и достал вполне подходящий пинцет.

— Если подойдет, можешь взять. В тебе, Глеб, сокрыты необыкновенные таланты. Тебе должны предложить должность укротителя диких зверей или тореадора. Ты один раздразнишь лучше, чем сотня других… А тут дело действительно серьезное. Очевидно, старик тебе сказал, что в Западном районе пропала коллекция марок «За лот» и экземпляр «Десять краковских крон».

О том, что существует марка «За лот», я уже знал. Даже обменял «За лот» на «Колумба». А вот «Десять краковских крон» я никогда не видел.

— А что такое «Десять краковских крон»? — полюбопытствовал я.

— Ты что, в школу не ходил, что ли?… Это просто… «Десять крон»!

— С одинаковым успехом ты можешь сказать: «Пятнадцать крон», и уровень моих знаний от этого не изменится. Твои «Десять…» ничего мне не говорят.

— Тебе еще нужно учиться читать по букварю! НД поднял телефонную трубку и, дав какое-то задание, продолжил рассказ:

— Понимаешь, в тысяча девятьсот сорок восьмом году не было раскрыто одно дело. В те годы в сейфах Национального банка хранились коллекции почтовых марок, не имевшие владельцев. Часть альбомов было решено передать Почтовому музею, При пересылке они пропали… Кому в те годы было до марок? Кражу зарегистрировали и забыли про нее. В музее за это десятилетие штат сотрудников дважды сменился, и об этом случае там никто не помнит. Я утром говорил по телефону с Вроцлавом, где находится Почтовый музей… В Варшаве живет Олесь Кригер, один из немногих, кто в те годы видел эту коллекцию марок «За лот» и «Десять краковских крон». Олесь Кригер — наш медицинский эксперт. Он был на месте убийства, осмотрел труп, полистал альбомы с марками и пришел к выводу, что это происшествие находится в прямой связи с той нераскрытой пропажей…

— А как был убит коллекционер? — спросил я, чтобы перейти наконец к делу.

— Как? До того просто, почти гениально! Убитому коллекционеру врачами был назначен курс уколов. Уколы делал студент-медик из студенческого общества, члены его подрабатывают на процедурах. Этот студент приезжал ежедневно, и больной сам, как правило, открывал ему входную дверь, проводил к себе в комнату, а после укола провожал до двери. Жена убитого и старая служанка иногда видели студента, но очень редко. Вчера около четырех часов они обе вышли из дому. Очевидно, за домом наблюдали, так как вскоре кто-то позвонил студентам, и сказал, что приезжать не надо, так как инъекцию якобы сделает лечащий врач. Убитый был скрягой, и у студента, уже собравшегося к нему, это не вызвало подозрений.

— Конечно, о том, кто звонил, ничего не известно?

— Тот, кто звонил, отрекомендовался врачом. По показаниям студента, голос звонившего был низкий и, вероятно, нарочито измененный. Впрочем, расспросишь студента сам. Его фамилию и адрес найдешь в бумагах, которые передал тебе старик.

— Значит, — продолжал я, — так называемый врач появился в доме после ухода жены и служанки. Сказал, что пришел вместо студента, и…

— И проявил при этом необычайное хладнокровие, — продолжал НД. — Видимо, он был приглашен в комнату, приготовил шприц, а затем… ввел пациенту яд, состав которого нам пока неизвестен.

— А какое лекарство вводил студент?

— Строфантин.

Как рассказал дальше НД, жена и служанка вообще не слышали о том, чтобы покойный вызывал врача. Версия, что он доверил незнакомому человеку сделать себе укол, выглядела нелепой. Кто-то должен был прибывшего рекомендовать. Или же прибывший мог рекомендовать себя сам, по телефону.

— Тот, кто там побывал, не оставил никаких следов. Действовал все время в перчатках, по крайней мере после укола, ибо, пока его жертва была жива, это вызвало бы подозрение… Ящики стола были открыты ключами, всегда лежавшими на столе. По словам вдовы, покойный прятал ключи, только когда уходил из дому.

— А ампула? Или вата?

— Их, конечно, убийца унес с собой, — ответил НД. За дверями кабинета послышались шаги, это по просьбе НД принесли каталоги из библиотеки.

— Это, как видишь, американский каталог Скотта, — пояснил НД. — А вот здесь, в разделе «Польша», есть нужная нам рубрика: «Десять крон», цвет фиолетовый, светлый или темный. Речь идет о доплатной австрийской марке, надпечатанной в 1918 году почтовым ведомством Кракова, на марке черная надпись: «Польская почта». Всего таких марок было пятнадцать штук… Таким образом, полный комплект польских марок могут иметь самое большее только пятнадцать человек. Пятнадцать из пятидесяти миллионов свихнувшихся филателистов! Короче: «Десять краковских крон» — это уникальная марка!

НД протянул руку к телефонному аппарату, переключил на прием громкоговоритель и, набрав номер, спросил:

— Это ты, Олесь? Привет, как дела?

Я слушал его разговор с хирургом, доктором Александром Кригером.

— Дела идут… Тебе что-нибудь нужно, Юлек?

— Видишь ли, тебе известно о марках все, что с ними про исходит на земле, под землей, во вселенной и вне ее…

— Ты хочешь встретиться с почтовыми работниками рая?

— Мерси, пока нет… Скажи, Олесь, сколько примерно может стоить марка «Десять краковских крон», надпечатка на австрийской доплатной?

Голос на том конце провода посерьезнел.

— Я ведь тебе вчера говорил…

— Да, но у меня сидит один из моих друзей, новичок в этом деле, необходимо, чтобы он сам услышал.

— Так вот к сведению твоих друзей: теоретически — не менее пятидесяти тысяч. Теоретически потому, что «Десять краковских крон» появляется в продаже раз в двадцать пять лет. Изюминки такого сорта уплыли от нас задолго до сентября тридцать девятого года. Во время войны гестапо тоже кол-лек-ци-о-ни-ро-ва-ло. Я знаю случай, когда владелец одного такого экземпляра был отправлен в Освенцим. Рейхсбанк продал Швейцарии два экземпляра «Десять крон» за валюту… Есть еще вопросы?

— Нет, спасибо, Олесь! Будь здоров!

— Взаимно! — закончил беседу доктор.

— Теперь уразумел? Вот так-то, — удовлетворенно произнес НД. — А если говорить о коллекции марок «За лот», то, по утверждениям вдовы, в комнате убитого коллекционера их было тысяча двести шестьдесят три… Помножь эту цифру на две с половиной тысячи злотых за штуку, то есть на цену одной марки по каталогу… Завтра и послезавтра я буду занят. Но сейчас, если хочешь, поеду с тобой на место преступления. Да… открытое окно. Как я допустил такое! — добавил он, злясь на себя.

Было ясно, что из разговоров с доктором Кригером НД знает о марках гораздо больше, чем я узнал за всю мою жизнь. Так как доктор, заядлый филателист, уже побывал на квартире сразу же после убийства и грабежа и осмотрел то, что осталось в альбомах, я решил просить его о помощи: мне необходимо было связаться с ним лично.

— Подожди, — сказал НД. — Я это организую. Он опять набрал телефон Кригера.

— Слушай, Олесь! Есть человек, который хочет угостить нас ужином. Сегодня. В девять в «Бристоле». Подходит?

Упрашивать доктора не потребовалось.

Таким образом, хоть я и не собирался, но вынужден был в связи с убийством коллекционера раскошеливаться.