Игра по крупному

—   

Пусть спит, — махнул рукой Гоша. — Черт с ним. А вот этого, Томилу... — он показал на несчастного вдовца, — тащи куда-нибудь эту сво­лочь... Он Ленку убил, голову даю на отсечение!

—  

Как скажешь, — буркнул Тимур.

—  

А что я скажу? Я что, прокурор? Аркана бы расспросить. Он Аркана оставлял на хозяйстве.

—  

Я спрашивал... — ответил Тимур. — Только не Аркана. Артема. Говорят, будто Аркан его, Чердынцева то есть, поставил за ней наблюдать... Больше ничего не узнал.

—  

Ну пошли, отведи меня в мой номер, — сказал Гоша, обняв Тимура за плечи. — А эти пусть спят. Мне еще Светку, шалаву, найти надо.

Когда они вышли, Володя снова открыл глаза. Томилин спал, склонившись под углом сорок пять градусов, и только чудом не падал.

Фрязин потрогал кроссовки. Старые. Гряз­ные...

За дверью послышались шаги. Володя закрыл глаза. Не спать! Дождаться, когда уснет Тимур.

Тимур захрапел, едва лег, не раздеваясь, на постель.

Володя приподнялся, но тут раздался гро­хот — это Томилин рухнул со своего стула. Ти­мур, перестав храпеть, подскочил на кровати.

—  

А? Кто здесь?

И включил свет. Два неподвижных тела рас­пластались на паласе возле стола.

Он потрогал ногой ближайшего, Фрязина. Тот спал крепко. Томилин лежал в неудобной позе, хрипя от сдавившего его шею галстука. Тимур поднялся, снял с него галстук, перевернул Томи­лина на спину и направился к своей постели. Через минуту он опять храпел.

Не спать! Володя изо всех сил боролся с собой.

Только бы Тимур не проснулся. Только бы самому не рухнуть на пол с этими идиотскими кроссовками в руках. В коридоре он слегка успо­коился и, шатаясь, добрел до своего номера. Там сразу как подкошенный свалился на кровать и отключился.

Через два часа он вскочил, будто в нем срабо­тал будильник. Спрятал свою добычу в шкафу и поспешил вниз, где был прямой междугородный телефон-автомат.

В Москве сейчас три часа ночи, Грязнов спит без задних ног. Но другого выхода не было. Во­лодя набрал домашний номер Вячеслава Ивано­вича.

Там довольно быстро подняли трубку.

—  

Вячеслав Иванович? — Володя очень спе­шил, даже не поздоровался. — Есть кроссовки, те самые, сорок шестой номер. Их владелец пока спит, но утром... не знаю даже, что он со мной сделает.

Грязнов сразу понял, что дело серьезное. Следы кроссовок на резиновом коврике и педали газа в «шестерке» — ценнейшая улика. Если следы и эти кроссовки совпадут...

—  

Ты, конечно, изъял обувь без понятых и протокола? — спросил Грязнов.

—   

Вы понятия не имеете, в каких условиях приходится работать, — обиделся Володя.

—  

И опять пил, — грозно сказал Грязнов.

—   

Не надо сейчас об этом, — взмолился Во­лодя. — Лучше скажите, что мне делать. Помо­гите.

—  

Я вылетаю первым же рейсом, — решитель­но сказал Грязнов. — Держись до моего приезда. А обувь спрячь куда-нибудь понадежней.

И уже, когда положил трубку, тем же реши­тельным тоном произнес:

—  

Вот горе-то на мою голову.

3

Солонин спустился в метро на станции «28 апреля», еще не вполне представляя, зачем он это делает... Что он хочет видеть? И кого? Химичес­кий анализатор, реагирующий на взрывчатку, причем только пластиковую, покажет ее наличие лишь на расстоянии не более трех метров, даже если она будет под сиденьем.

Что же делать? Мотаться из вагона в вагон?

Шанс ничтожен. Он старался вспомнить, как происходили прежние взрывы. Во-первых, они гремели в час пик. И на станциях, где больше всего входило либо выходило народу. В центре... или на конечной, где-нибудь на станции «Нефчеляр».

Солонин заметил, как косо поглядывают на него пассажиры — на его канадскую куртку, безукоризненный пробор, чувствовали они в нем что-то нездешнее...

Где бы он сам постарался положить взрывчат­ку на месте подрывника? Ясно, что там, где это дало бы максимальный психологический эффект. Чтобы туда успело телевидение, госбезопасность, полиция... И много-много народа...

Итак, центр. Значит, подрывник должен выйти за пару остановок от места предполагаемо­го взрыва. Где?

Он внимательно разглядывал схему метро. Станций немного, это не Лондон и не Москва. И все же... Стоило, наверное, взять с собой Турец­кого. Он — в одном направлении, я — в другом. И на каждой станции просматривать толпу... Сделать это в принципе можно. Надо только обо­сноваться в первом вагоне возле двери. И тогда на каждой станции можно просмотреть всех, кто ожидает на платформе. Хотя бы это.

Но тех, кто выходит, увидеть уже не удастся... Он уже стал подумывать, что зря взялся за это дело. Как определить террориста? По глазам? На­верное, это возможно, если столкнуться с ним взглядом. Таможенники по глазам, поведению пассажиров часто умудряются заметить наруши­телей. Потому что те проходят перед ними по одному.

На занятиях у достопочтенного Питера Реддвея это изучалось — вазомоторика и все такое... Беда в том, что почти ни разу не удалось этим воспользоваться. Нет навыка.

Может, прямо сейчас пойти и позвонить Ту­рецкому и сказать, что вся их мотивировка, будто что-то сегодня должно произойти, высосана из пальца?

Турецкий обидится и — будет прав. Он, Соло­нин, сам видел эти выписанные даты разных соглашений, после которых следовали террористи­ческие акции, запугивающие, предупреждаю­щие... Надо доверять Турецкому. Как он вовремя просек эту комедию с установкой подслушек в доме свиданий... А ведь тоже риск, эфемерность, ничтожная вероятность. А на самом деле — ин­туиция, наитие, приобретаемые с опытом.

Раздумывая и колеблясь, Солонин вошел в первый вагон и встал у самой двери...

Возможно, следовало бы войти в средний вагон, подумал он, ведь чаще всего взрыв случа­ется в середине поезда... Подумал и тут же отмел сомнение. В середине перегона случается взрыв, вот где. Там, в закрытом пространстве — наи­больший эффект. И страшнее выглядит по теле­визору.

Он стоял и смотрел на пролетающие во тьме тюбинги тоннеля.

Вот стало светлее — станция... Лица сначала проносились мимо, как размазанные по стеклу. Ни одного различимого. Потом он стал выделять их — сначала молодые лица, потом и другие.

Заставляя себя с особым вниманием присмат­риваться к мужчинам... Но что заметишь в этой толчее?

Так он доехал до конечной. Потом снова назад. Глаза заболели от напряжения. Опять воз­никло желание плюнуть и уйти. Позвонить Ту­рецкому и сказать, мол, чушь собачья, а не рабо­та! Давайте заканчивать. Что тут увидишь? Тем более народу все больше и больше. И все пялятся на лицо славянского происхождения, у которого стоило бы проверить документы.

Солонин, сжав зубы, заставлял себя присмат­риваться к публике, которая продолжала прибы­вать.

Итак, на месте террориста я совершил бы взрыв где-нибудь поближе к телестудии. Чтобы оперативно все засняли... Значит, должны бы эти чертовы террористы, если их не один, а несколь­ко, сесть в вагон за пару остановок отсюда... Но с какой стороны?

Опять начинаются предположения. Кто же выступит в роли террористов? Все те же чеченцы, набившие оскомину, либо кто-то под них? Не азербайджанцы же... Или армяне, которых давно здесь нет.

Чеченцы, он это слышал, обычно кучкуются, тусуются, или как еще это называется, в районе площади Ахундова. Что там — гостиницы, дома, где проживают родственники? Какая станция метро там ближе всего?

Он еще никогда не работал со столь неопре­деленными данными. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что... Нет, что — он как раз знает. Но вот куда идти?