Свинцовый хеппи-энд

В Москве было легче. Помогали светофоры. И он умудрился не упустить из виду машину, которую преследовал. Но он мог бы и не делать этого. Как он и предполагал, машина проследовала к Курскому вокзалу и встала рядом с остальными лимузинами, прибывшими на вокзал раньше. Кузьмичев остановил машину, передернул затвор пистолета и быстро направился к перрону, куда должен был прибыть симферопольский поезд. Он видел стоящую на перроне группу рослых телохранителей, окруживших даму в норковой шубе. Около толпы суетились милиционеры, дама что-то оживленно говорила им, показывая в сторону ожидаемого поезда. Кузьмичев прошел мимо них и направился к перрону.

"Сейчас я вам покажу, кто кого круче", - подумал он, проходя мимо.

И вот поезд прибыл. Кузьмичев стоял около четвертого вагона и вглядывался в пассажиров. Ну, должно на сей раз повезти, должно повезти, не может быть так, чтобы не повезло.

Сердце яростно забилось в его груди. Своими подслеповатыми глазками он заметил ее первый. Она стояла на перроне в темном пальто и вязаной шапочке, стояла и озиралась по сторонам.

Он нащупал в кармане куртки холодную сталь пистолета, дотронулся до спускового крючка. Сейчас, сейчас, пусть только немного расступится толпа прибывших.

Он в своей жизни сделал немало ошибок, но нелепая ошибка, сделанная им в Рыбачьем, мучила его больше остальных. Она просто не давала ему покоя. Если поначалу он пытался утешить себя мыслью, что ему повезло - он остался жив и невредим, хотя Усатый стрелял в него из окна машины чуть ли не в упор, но потом эта мысль куда-то улетучилась, зато стала точить другая - они с Кандыбой тоже промазали с близкого расстояния и потеряли огромный куш.

Это тогда они находились в некотором недоумении, как им провернуть последнюю часть операции, поначалу проходившей столь блестяще. Теперь же, задним числом у него было несколько вариантов, один лучше другого. Но теперь все было потеряно. У него практически ничего не осталось в карманах. После фиаско с Галиной и Виктором он побоялся ехать к Жанне, большая сумма денег осталась у нее дома. Денег со своих счетов он так и не получил. Он остался с тем, что было у него с собой, а этого могло хватить только на первое время.

Но теперь ему ничего не было нужно. Только одно - отомстить ей, этой везучей девчонке, которая много лет назад удачно сбежала из детского дома, в котором он был директором, а теперь удачно сбежала буквально из-под самого носа в поселке Рыбачьем. Тогда он чуть было не лишился должности директора, теперь же он навсегда лишился денег Раевского, которые должны были обеспечить ему безбедную старость.

У него не осталось ничего: ни денег, ни дома, ни имени. Осталось одно злоба и ненависть. Осталось желание мстить. И это тоже было немало.

Проклятая толпа никак не расступалась. А Марина продолжала стоять на перроне, озираясь по сторонам. Когда она пойдет, стрелять будет труднее. Так... Вот... Отлично... Трое здоровенных мужиков, заслонявших ее от него, взяли свои чемоданы и поперлись к выходу.

Все! Лучшего момента не будет.

Кузьмичев сделал несколько шагов вперед и вытащил из кармана пистолет.

- Вот она! - послышался сзади него громкий женский крик. - Варенька! Доченька моя! Генрих! Быстрее к ней! Я узнала ее!

Кузьмичев на секунду обернулся. Он увидел, как к девушке бегут несколько рослых мужчин, а за ними спешит женщина в длинной норковой шубе.

- Варенька! - еще громче крикнула она. - Я узнала тебя!

Девушка тоже повернулась на голос.

- Мама... - прошептала она еле слышно.

"Не будет по-вашему...", - подумал Кузьмичев и поднял пистолет.

И тут же упал на землю, сбитый каким-то грузным телом.

Он инстинктивно нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел.

Крик ужаса пронесся по перрону. Одни в панике бросились бежать в сторону здания вокзала, другие - в противоположную. Телохранители Кати оказались отрезанными от Кузьмичева и Марины этой несущейся на них толпой. Им осталось одно - встать плотной стеной, чтобы толпа не сбила с ног Екатерину Марковну.

Они были высокого роста и довольно хорошо видели, как некто в черном сидит верхом на человеке, который стрелял, и душит его. А девушка стоит поодаль, совершенно одна, в некоем пустом пространстве, образовавшемся вокруг нее, и с изумлением глядит на эту картину.

- М-м-м... - мычал Кузьмичев, пытаясь оторвать от своего горла стальные пальцы.

Но разорвать эту хватку было невозможно. Ненависть сделала ее железной, воистину мертвой.

- Теперь ты никуда от меня не денешься, - прохрипел Усатый, все сильнее и сильнее сжимая пальцы.

Телохранители никак не могли разойтись с перепуганными людьми, только Генрих умудрился, пригнувшись, буквально просочиться сквозь толпу.

Он быстро прошел мимо Усатого и Кузьмичева, как-то неопределенно махнул рукой в их сторону и подошел к девушке, в растерянности стоящей на перроне.

- Вы Варвара Раевская? - спросил он, и голос этого железного человека слегка дрогнул. Но девушка ничего не заметила.

- Да, - ответила она.

- Моя фамилия Генрих Цандер. Я руководитель службы охраны Владимира Алексеевича Раевского, вашего отца. Будьте любезны, держитесь меня. Мне кажется, что человек, стрелявший в вас, уже не сможет причинить вам зла, он находится под надежным контролем, как вы видите сами. Я буду стоять с вами рядом, пока не подойдут наши люди. Вы видите, что они не могут разойтись с толпой, напуганной выстрелом. Они обязаны охранять вашу маму - Екатерину Марковну. Может быть, вы видите ее?

Генрих старался говорить как можно более казенным языком, чтобы душившие его слезы не стали заметны.

Марина же была совершенно спокойна. Она почему-то была уверена, что все кончится хорошо. Ее вдохновлял сон, вдохновляли светлые мысли. Она верила, что бог на их стороне, что он поможет им. И он помог, появившись непонятно откуда в лице ее ангела-хранителя Георгия Антоновича Климова.

- Вы знаете этого человека? - спросил Генрих.

- Да. Это Георгий Антонович. Это он спас меня в Рыбачьем.

Наконец, толпе удалось разойтись, а телохранителям взять Екатерину Марковну в плотное кольцо. Они подошли к Марине...

И тут выдержка изменила Кате. Она замерла, в упор глядя на дочь, не в состоянии сделать ни единого шага.

- Это ты? - помертвевшими губами прошептала она.

- Мама?!

- Я... Я... - бормотала Катя. - Доченька... Прости меня за все... Прости...

Она уже буквально падала на руки охранников, но Марина подбежала к ней и сама поддержала ее. А тем временем двое мускулистых телохранителей сумели-таки оторвать пальцы Усатого от горла Кузьмичева.

- Он мертв, - произнес один, глядя на посиневшего, с вывалившимся языком и выпученными глазами Павла Дорофеевича, лежащего на перроне.

- Да и этот, кажется, тоже, - с изумлением произнес другой, глядя на Климова, упавшего своей непокрытой седой головой на промерзший перрон. Екатерина Марковна! - крикнул он. - Они оба мертвы!

Марина, услышав это, бросилась к Усатому и наклонилась над ним.

Он лежал на спине на обледенелом перроне без движения.

- Помогите ему! - крикнула она. - Помогите кто-нибудь! Врачей! Сюда надо врачей!

И, словно бы услышав на пороге жизни и смерти этот родной голос, Усатый приоткрыл глаза.

- Марина? - прошептал он. - С тобой все в порядке?

- Все, все в порядке. А вы!.. Что с вами?

- Я немного устал, дышать трудно, - попытался улыбнуться он. - Сама видела... Пришлось немного потрудиться.

- Откуда же вы на этот раз взялись? Свалились с неба?

- Нет, девочка, все гораздо проще, - произнес он дрожащими губами. - Я ехал в этом поезде из Тулы.

- Держитесь... Сейчас вам помогут.

- Я... Все... Все в порядке... - шептал Усатый. - Я сделал, что нужно. Надька видит меня... Она гордится мной. Прости меня и ее за все...

Подошла и Екатерина Марковна. Кто-то побежал за врачом.

- Вы... Мама? - спросил Климов. Катя молча кивнула.