Свинцовый хеппи-энд

- Но вы? Вам же плохо.

- Тут в доме есть некоторый запас лекарств. Галина Петровна держит их на всякий случай. Я отлежусь, а ты будешь за мной ухаживать. А там видно будет.

Марина согласилась с ним. Две недели она ухаживала за ним, поила его лекарствами, кормила кашами и бульонами. Его здоровье пошло на поправку.

Они вместе встретили Новый, тысяча девятьсот девяносто девятый год. Помянули Надежду, выпили за Марининых родителей и за Сергея.

- Ты знаешь, - произнес Усатый, поднимая бокал с шампанским. - Мне кажется, что ты будешь очень счастлива.

- Почему? - спросила Марина.

- Потому что весь запас несчастий, предназначенных для одного человека, ты уже исчерпала. У тебя было все - сиротство, скитания, преступления, тюрьма, побег, у тебя была почти что смерть.

- Но ведь было и другое, - возразила Марина. - Были и годы, проведенные с любимым человеком, были годы, проведенные с Ираклием.

- Годы с Ираклием - это просто сон, блаженный сон, заменяющий действительность. А годы, проведенные с Сергеем, это было счастьем наперекор всему, каким-то пиром во время чумы. А теперь ты будешь по-настоящему счастлива и спокойна. Я верю в это и за это пью.

- Не пьете, а только касаетесь губами, - засмеялась Марина. - Нельзя вам еще пить, вы очень слабы.

- Пусть так, - улыбнулся и Усатый. - А я наслаждаюсь каждым днем, проведенным под одной крышей с тобой, мне до сих пор не верится, что это ты. И я знаю, что Надька видит сейчас нас и радуется. Не держи на нее зла, она была очень несчастна.

- Да не держу я на нее зла. Она не виновата, виновата судьба.

- Виновата, виновата, - проворчал Усатый, - судьба тут ни при чем, судьбу создают сами люди. Но она искупила свою вину. А мой час еще наступит...

Через несколько дней он стал собираться в дорогу.

- Маринка, я должен ехать. Я уверен, что Кузьмичев еще там, в Землянске. Я просто убежден в этом. Если я не вернусь через несколько дней, собирайся и поезжай в Москву сама. Но я обязательно вернусь, это я так говорю, на всякий случай. Дождись меня.

После его отъезда она стала страшно тосковать. Слова Климова о нависшей над ней опасности теперь казались ей неубедительными. И уже через два дня после его отъезда она, оставив ему записку, решила поехать в Москву.

Она вышла на трассу, поймала машину и попросила отвезти ее на Симферопольский вокзал. Дорога обошлась без приключений, и вскоре она уже сидела в купейном вагоне поезда, который мчал ее в Москву, где она не была уже несколько лет.

Она пила чай, весело болтала с доброжелательными соседями по купе, и ей самой не верилось, что еще совсем недавно она была участницей опаснейших и кровавых событий. Все представлялось ей тяжелым сном, ночным кошмаром, от которого она теперь проснулась.

Она предвкушала встречу с родителями, втайне боялась, как воспримет своих родителей, которых не знала, и как они воспримут ее. Она надеялась, что ее богатый и всемогущий отец поможет ей найти Сергея, о судьбе которого она ничего не знала.

Она подолгу стояла у окна, смотрела на пробегающие мимо нее заснеженные поля, леса с голыми деревьями и могучими елями, на маленькие деревенские домики, на большие города, на стоящих на перронах людей, и ей было весело и тревожно. Поезд мчал ее в будущее. Она верила словам Климова, что там ее ждет счастье, которое она выстрадала всей своей полной тревог и страданий двадцатисемилетней жизнью.

Она не знала адреса своих родителей, не знала номера их телефона. Она намеревалась подойти на перроне к любому милиционеру и попросить его связаться с предпринимателем Раевским.

Ночью она лежала на верхней полке купе. Ей не спалось. Душа была переполнена предвкушением какого-то небывалого счастья. Ей отчего-то было так хорошо, как не было еще никогда. Она заснула совсем ненадолго, но во сне успела увидеть всех - и родителей, и Сергея, и даже свою маленькую оранжевую резиновую собачку с поблекшими глазками-бусинками, которую забыла в горном селении в Абхазии и по которой так сокрушалась. Собачка ожила, она прыгала около ее ног и весело лаяла. А она пыталась поймать и взять ее на руки, но та никак не давалась, продолжала подпрыгивать и лаять. Марина протянула руку, чтобы схватить ее, но чуть было не свалилась с верхней полки. Проснулась и засмеялась своему смешному сну.

А поезд тем временем уже подъезжал к Курскому вокзалу в Москве.

Она чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Сердце буквально было готово выпрыгнуть из груди, до того она волновалась. Ей почему-то показалось, что родители уже знают о ее приезде и встречают ее на перроне. Она улыбнулась своим глупым мыслям и спрыгнула с полки, чтобы привести себя в порядок.

- Граждане пассажиры! - раздался голос в репродукторе. - Скорый поезд "Симферополь - Москва" прибывает в город-герой Москву. Желаем вам всего хорошего.

Она ступила ногой на московский перрон. В Москве было довольно тепло, всего около трех градусов мороза. Она огляделась по сторонам.

Она ничего не знала в этот момент. Не знала, что Георгий Климов тоже направляется в Москву, не знала, что уже минут сорок назад к Курскому вокзалу подъехал кортеж лимузинов один краше другого, и в первом лимузине встречать ее приехала родная мать Екатерина Марковна Раевская, не знала, что вся милиция Курского вокзала уже оповещена об ее прибытии, не знала и кое-чего другого... Она стояла на перроне в темно-синем демисезонном пальто, купленном ей Климовым, в вязаной синей шапочке и не знала, что ей делать.

А к ней с разных сторон уже направлялись с совершенно разными целями совершенно разные люди. И кто из них окажется первым?

Человеческая жизнь ужасно хрупка, хотя порой человек способен выживать в любых, даже самых сложных ситуациях. Но тот же человек может умереть от случайного удара, от случайного падения, от упавшей на голову сосульки и уж тем более от чьего-то злого умысла. И порой зло оказывается куда проворнее и оперативнее, чем постоянно запаздывающее добро.

Так произошло и на этот раз. Злые глаза, направляемые самим дьяволом, увидели ее первыми.

В свое время, будучи депутатом Думы, Павел Дорофеевич Кузьмичев обогатил себя самыми разнообразными сведениями, которые могли пригодиться ему в дальнейшем. Узнал он и адрес, и телефон Владимира Алексеевича Раевского. По этому телефону Раевским звонил Крутой в тот день, когда попал в ловушку. Но об этом Кузьмичеву не суждено было узнать, как и о его смерти на проселочной дороге в пяти километрах от особняка Раевского.

Взяв в Москве напрокат "Жигули", он занял удобную позицию около дома Раевского. Он знал, что ждать ему придется долго, но он был готов ждать, сколько потребуется. Он знал, что эта девка, из-за которой он потерял целое состояние, обязательно появится здесь. Не может же она все время прятаться у Усатого. Он привезет ее сюда, обязательно привезет. И тогда он разделается с ними обоими.

Фиаско в Землянске не обескуражило его. Напротив, оно ожесточило и обозлило его, придало ему новых сил. Черт с ними, с этими Галиной и Виктором, будь они прокляты, эти два ничтожества. Не вышло с ними, так уж выйдет здесь. Обязательно выйдет. Сам дьявол должен помочь ему.

И он помог... Когда ранним утром открылись ворота особняка Раевского и оттуда в шикарной норковой шубе вышла дама в сопровождении сонма охранников, он понял, что настал его час. Дама и охранники уселись в лимузины и куда-то поехали. Он направился за ними. Он был уверен в своей догадке. Они должны были ехать на вокзал. Ехать на вокзал встречать ее. И там наступит его час...

На жалком "жигуленке" мчаться по шоссе за мощными иномарками было крайне сложно. Он выжимал из машины все, что можно, и молил своего покровителя, чтобы машина не отказала. И она не отказала.

Он отстал, безнадежно отстал уже через несколько километров, но случай снова помог ему. Одна из машин встала на обочине почти рядом с кольцевой. Порой ломаются и крутые иномарки. Кузьмичев притормозил поодаль и стал ждать. Наконец, водитель исправил поломку и рванул с места. Кузьмичев сделал то же самое.