Черный ангел

Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги. У меня такое состояние, что боли просто не чувствую. Зато я ощущаю сильную слабость и усталость. Стоя недалеко от поверженного врага, я жадно вдыхаю. Свежий чистый воздух придает мне силы. Я смотрю на Карелина и не испытываю к нему ни капли сострадания. Впрочем, он еще не вырубился, так как пострадал гораздо в меньшей степени, чем я. Мне бы сейчас не останавливаться, а продолжать массажировать его, пока он находится в таком положении, но что-то удерживает меня, чтобы не бить лежачего.

Карелин поворачивает ко мне свое лицо, и это оказывается непростительной его ошибкой. Несмотря на то, что гримаса у него страдальческая, блеск в его глазах дает мне понять, что он уже пришел в себя и теперь только ждет удобного момента, чтобы броситься на меня. Это решает все. Куда-то девается мое благородство, и я в одно мгновения сам почти превращаюсь в дикую тварь. Потом мне даже казалось, что я рычал как Карелин. Я собираюсь в комок, отталкиваюсь ногами от земли и приземляюсь точно на грудь лежащего врага. Громко хрустят ребра, слышится страшный то ли крик, то ли хрип.

3

Я смотрю на Карелина. Он в сознании, только глаза потеряли хищный блеск. Теперь они напоминают глаза вытянутой из воды и пролежавшей полчаса на берегу рыбы: матовые и безжизненные. Он смотрит на меня, и его окровавленные губы сворачиваются в неприятную улыбку.

— Твоя победа не полная. Осталось нанести последний удар, — хрипит он.

— Последний удар уже был, Карелин, хватит. Шоу закончено: я победил, ты мой раб и я могу делать с тобой, все, что захочу.

— Что ты хочешь делать?

— Доставлю тебя туда, где тебя уже давно заждались. Хищникам место в клетке.

Зная, что никуда в таком состоянии он не денется, я иду в поисках своего пистолета. Когда возвращаюсь, то вижу, что Карелин дополз до сухого дерева, того, что сравнивал со скелетом и при помощи оставшихся торчащих сучьев пытается подняться. Это ему удается, и он встречает меня стоя, опершись спиной о сухой ствол. Я не могу не удивиться силе воли этого человека. Из-зо рта при каждом вздохе вырываются какие-то черно-красные сгустки.

— Тебе нельзя сейчас двигаться, Карелин. Кажется, у тебя поломаны ребра.

— Разве ты надел мне на шею веревку, чтобы мне приказывать? Разве у меня не свободны руки? Запомни, щенок, никогда я, потомок детей Перуна, не буду рабом.

— Да этого мне и не надо, я просто применил к тебе твою собственную мораль, но драться мы действительно больше не будем. Ты не в том состоянии, хотя я поражаюсь твоей силе и выдержке. А если будешь выпендриваться, я раздроблю тебе выстрелом колено и отволоку к машине, где ты поменяешься местами с ее хозяином. А потом мы вдвоем с ним отвезем тебя ментам. Зачем тебе это? Ты же человек опытный и должен знать, что в тюрьме лучше иметь здоровые ноги, а не искалеченные.

Вместо ответа, он глядит куда-то в сторону от меня.

— Вот они, твои друзья-мусора, легки на помине. Спешат, опоздать бояться.

Опасаясь подвоха, я отступаю от него на пару шагов и оборачиваюсь. В самом деле, по полевой дороге по направлению к нам прыгает на ухабах бежевый бобик с синей полосой на корпусе. Чуть поодаль рулит белая «Волга» и тоже с полосой. Несмотря на ветер в их сторону, уже начинает доноситься рев двигателей. Мне почему-то становиться неловко перед Карелиным за то, что он может подумать, что это я навел.

— Я знаю, — говорит он, прочитав мои мысли, — это не ты им сообщил. Сами как-то вычислили. Или местные сказали.

— Тем лучше, значит поедешь с комфортом. Тебе нужна срочная медицинская помощь.

Бобик, которому загородило дорогу брошенное нами такси, сворачивает с дороги и, пытаясь объехать препятствие, увязает двумя мостами в мокрой вспаханной земле. Водитель «Волги», боясь застрять, остановился еще раньше.

— Помнишь, что я говорил тебе, Лысков? — с трудом ворочая языком, захлебываясь говорит он. — Если человек позволяет держать себя в тюрьме, значит, он достоин тюрьмы. Если он позволяет относиться к себя как к быдлу, значит, он и есть быдло, и лучшего отношения не заслуживает. И не надо жалеть таких. Их надо презирать. Меня никто больше не посадит в тюрьму, меня никто не сделает быдлом. Я навсегда останусь свободным человеком. И хер вам всем… Вот.

Ехавшие в бобике, бросив бесплодные попытки вырваться из грязи, бросают машину и бегут к нам. Мне кажется, что я узнаю Жулина, а по развевающемуся во все стороны яркому галстуку, Царегорцева.

Карелин оборачивается и еще раз смотрит за реку, на приволье. Боясь, что он захочет сигануть с кручи, я обхожу его сбоку так, чтобы успеть помешать этому порыву. Но он и не думает об этом. Он отпускает дерево и делает два неровных шага навстречу бегущим и плюет в их сторону. Подмигивает мне, снова бросается к дереву, прямо на толстый торчащий, несколько заостренный сук, который с треском распарываемой ткани вонзается ему в живот.

— Я свободен, — шепчет он или это только мне кажется.

Он еще раз поднимает голову, вздрагивает, обхватывает руками дерево и сильным, сверхчеловеческим рывком еще больше прижимает себя к стволу. Нечеловеческий крик, который Гоголю и в страшном сне не приснился бы, раскатывается по округе, пока не растворяется в бесконечности. Все кончено: тело Карелина, из спины которого торчит толстый окровавленный кусок древесины, обмякает. Секунду, и оно застывает в таком положении, потом сук ломается под тяжестью и тело валиться на бок. Менты, которые видели что произошло, от неожиданности и жути, застывают, как вкопанные.

На четвереньках я начинаю искать в кустах место, куда он кинул куртку. Бегущие совсем близко. Найдя пакет, я достаю кредитную карточку и листок с написанным кодом, которые прячу в свой карман.

Первыми подбегают Жулин, Царегорцев и еще два мента. Жулин с ментами к Карелину, Царегорцев ко мне.

— Как ты, Лысый? — спрашивает он.

— Нормально. Скажи лучше, как вы здесь оказались?

Павел бросает куртку на траву и садится рядом со мной, прижав колени к подбородку.

— Я еще вчера догадался, что ты пойдешь с ним на встречу. Вид у тебя был странный, нехороший. Поэтому так и решил: ты пойдешь. И никому об этом не скажешь, как и требовал от тебя Карелин. Запрещать или отговаривать тебя от этого — дохлый номер. Твое упрямство родилось раньше, чем ты сам. Я сам встретился с Жулиным и рассказал ему про то, как ты вычислил настоящего убийцу прокурора. Про Феодосия, я не обмолвился ни словом. Саша, правда, хотел знать, что послужило тебе отправной точкой, откуда мы вообще узнали о существовании Карелина, но я прикинулся валенком и посоветовал ему спросить тебя. Сказал только, что нашими клиентами являются члены этого «рыцарского ордена», все вместе взятые. Он больше не настаивал. Нам пришлось посвящать в это дело Тамарку. Вчера ночью она вшила тебе в подкладку куртки передатчик-биппер. Жулин подогнал. Ты ее не ругай, пожалуйста.

— Почему Тамарку?

— Потому что у вас на мордах было написано, что вы спите вместе. Тоже мне секрет нашли, — усмехается он. — Передатчик посылал сигналы, и мы могли знать район, в котором ты находишься. Близко к тебе мы даже и думать боялись подходить. Зная, какой Карелин внимательный и осторожный. А здесь, в этой местности, военная часть располагается ПВО. Из-за помех, которые создают их локаторы, мы чуть не потеряли тебя. Сигнал был очень слабым. Иногда вообще пропадал. Пришлось местных опрашивать, куда поехала машина такси. Поэтому мы и опоздали.

— Вы не опоздали, вы приехали как раз вовремя, — возражаю я.

— Может быть, — пожимает плечами Павел.

К нам подходит Жулин. Я протягиваю ему исповедь Карелина.

— Возьми, капитан, — говорю ему, — здесь его признание в убийстве. В убийствах. Можете выпустить того пацана. Он не виновен.

— Ну и мужик, — доносится до меня голос одного из ментов, — все видал, но только не такой странный способ самоубийства. Смотри, какой сук толстый!