Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн

— Завтра, — твердо сказал Ричард, когда они поднимались по лестнице в свою комнату, — завтра мы уезжаем.

Глава 10

Рекомендации фрау Кеплер

Рано поутру они отправились в Мюнхен. Этот город был им хорошо знаком еще по старому времени. Ричард ожидал, что следить за ними будут с прежней настойчивостью, но ему удалось оставить своих похожих на близнецов телохранителей за стенами Нюрнберга. Для этого он выбрал самый простой способ. Днем они бродили по центральным улицам, и возле одной из витрин он почувствовал, что за ними больше не наблюдают. Вечером они посетили Хофбраунхаус.

Френсис страстно мечтала увидеть людей, с которыми она ежедневно встречалась, когда еще в 1932-м студенткой изучала здесь искусство. Ей чудилось, она пытается разгадать какой-то заколдованный ребус. В конце концов она отказалась от подобных попыток.

С тоской покачала головой:

— Не понимаю, ничего не понимаю. Германская душа загадка для других народов; наверное, так. Ничего полезного они не приобрели, кроме разбросанных повсюду новых грандиозных сооружений, где люди выслушивают бесконечные доклады, более унылого занятия не представляю. К этому добавились толпы военнослужащих, знаки различия, суровая военная муштра. В то же время в магазинах товаров не прибавилось, рестораны лучше не стали, питание скверное, о театрах и книгах говорить нечего. И одежда на людях не свидетельствует о процветании; а поезда постоянно выбиваются из расписания.

— Еще они приобрели Австрию с Чехословакией и кучку выполненных обещаний, — поддержал ее Ричард.

— И концентрационные лагеря, и пародию на университеты, не говоря о ненависти, по крайней мере, трех четвертей мира.

Как было бы хорошо, если б не пришлось ехать в ГЕРМАНИЮ. Провести бы припеваючи отпуск в Швейцарии, или во Французских Альпах, или в Рагузе. В любом месте, где не рождаются тягостные размышления… где угодно, кроме этой проклятой страны. Больше всего Френсис угнетало ощущение безнадежности, появляющееся у беспристрастного наблюдателя при виде, с какой безотчетной слепотой народ воспринял этот обман. Ричарду казалось, что он находится среди пассажиров поезда, машинисты которого, пренебрегая тормозами, наращивают скорость, хотя путь впереди становится все круче и извилистее. Вряд ли такой поезд прибудет по расписанию, скорее, путешествие завершится чудовищной катастрофой. Странное впечатление производили пассажиры, их не тревожил угрожающий скрежет металла, они спокойно внимали радостным возгласам кондуктора; страшным казалось их безразличие к судьбам людей, осмелившихся протестовать, хотя они сами недавно восхваляли ум тех, кого сейчас безжалостно вышвыривали на полном ходу. И самым страшным было то обстоятельство, что все эти пассажиры — кроме детей, которые, ликуя, стояли возле окон и радостными воплями выражали свой восторг — уже один раз испытали подобное крушение. Неудивительно, что Френсис была подавлена. Она всегда называла мужчин думающими животными.

Поначалу ненависть и насилие вызывали сопротивление: не в других странах (такие попытки объявлялись недопустимым вмешательством сил, препятствующих возрождению Германии), но у народа самой Германии. Однако безопаснее замкнуться в своем привычном мирке, чем лезть на баррикады, когда наступит последняя решительная минута и сила должна противостоять насилию. Еще легче не слышать доносящихся из концентрационных лагерей воплей, ожесточенным сердцем не воспринимать отчаяние изгнанников, успокаивать совесть мыслями о славе Отечества. Но вот приходит момент, и людям предстоит умирать на развалинах разрушенных городов, чтобы покончить с бедой, которую можно было предотвратить еще семь лет тому назад.

— Интересно, где же конец… — проговорила Френсис.

— В пламени преисподней, — с горечью ответил Ричард и тем покончил с размышлениями о проблемах германской души.

В воскресенье, девятого июля, они приехали в Миттенвальд. Будь Ричард один, он рискнул бы направиться сразу в Инсбрук, но с Френсис дело осложнялось. В то же время без нее он был бы менее осмотрителен, и не миновать бы тогда катастрофы. Несколько дней в Миттенвальде помогут оправиться после пережитых в Нюрнберге трудностей… да и Френсис необходимо побывать в горах. Это важно, если вспомнить про Инсбрук и про все предстоящие им испытания.

Сначала Ричард брал ее на короткие прогулки миль на десять, не более.

— Ноги у тебя ослабели, да и ступни следует укрепить, — говорил он.

На следующий день она отмахала пятнадцать миль. А еще через день совершили восхождение. В четверг Френсис без всяких затруднений поднялась на пик Карвендел. Именно в этот день Ричард почувствовал некоторое облегчение. Минуло ощущение беспрестанного преследования, да и Френсис выглядела так, словно у нее открылось второе дыхание.

В восемь часов они начали восхождение, возле вершины решили отдохнуть, подкрепиться бутербродами, приготовленными утром в гостинице. Они уселись на тропе, свесили ноги с уступа, круто обрывавшегося вниз. Ричард разглядывал, как Френсис достала толстые куски хлеба и выковыривала маленькие зернышки тмина из ломтиков сыра, напоминавшего мыло. Она бросала их время от времени на скалу, с кромки которой свешивались вниз ее загорелые обнаженные ноги. В толстых шерстяных носках и тапочках они напоминали Ричарду ноги школьницы, столь же привлекательно стройные и мускулистые. Легкий ветерок ерошил ей волосы, кудрявившиеся вокруг запотевшего лба, трепетал в складках просторной шелковой кофточки. Она завязала вокруг шеи рукава джемпера. Наконец-то она закончила извлекать тмин, положила бутерброды один на другой и с аппетитом вонзила в них зубы. Ричард улыбнулся. Трогательная сосредоточенность появилась у нее на лице при взгляде на бегущий далеко внизу Изар.

— Хорошо, — тихо сказала она, — очень хорошо. Посмотри. — Френсис показала на долину, где зеленели поля и извивалась голубая, как лед, река.

— «Бог создал страну, человек создал город». Жаль, что он не мог создать ничего лучшего.

— Он лишь жалкий подражатель. Думает, что сложность есть доказательство прогресса.

Они замолчали, бесхитростная природная простота заставила задуматься.

Наконец завтрак закончился, Ричард поднялся.

— Пора идти, — сказал он и помог Френсис встать на узкой тропе. — Пятнадцать минут до вершины, и оттуда мы увидим Австрию.

— У нас еще уйма времени. — Френсис поглядела на солнце. — Спускаться недолго.

Ричард укоризненно покачал головой. Никак ему не удалось научить Френсис; не могла она противостоять искушению быстро спуститься с горы. Не выйдет из нее настоящей альпинистки. Хотя смелости ей не занимать. Из последних сил она карабкалась за ним на вершину, внешне не выказывая своего утомления, но в душе проклиная все на свете. Подниматься в горы она ненавидела с той же страстью, с какой любила спускаться.

На пике они отдышались, перед ними неровными серыми каменными волнами простирались Австрийские Альпы с заснеженными вершинами.

Ричард махнул рукой.

— Вон там лежит Инсбрук. Поедем туда завтра. У нас есть рекомендация одной твоей школьной подруги… Мэри, как ее там величают… остановимся у Гастхоф Бозена на Герцог-Фридрихштрассе.

Френсис кивнула.

— Мэри Итон. Она вышла замуж за одного парня из Центральной Африки.

— Далековато отсюда, — засмеялся Ричард.

Его настроение передалось Френсис, они начали спуск в прекрасном расположении духа, которое не покидало их до самого Миттенвальда.

Наконец-то они добрались до гостиницы, где Ричард уже останавливался в бытность свою студентом. В те мирные дни маленькая гостиница была забита иностранцами, главным образом, американцами и англичанами. Теперь же все было иначе, они сидели в полупустом ресторане. Хозяйка гостиницы фрау Кеплер, по-прежнему, сидя за маленьким столиком, вела глубокомысленную беседу со своими задушевными приятелями. Она все так же носила длинное черное рабочее платье, ставшее неотъемлемой частью ее облика. Во время прошлого визита Ричарда этот столик являлся предметом бесконечных шуток миттенвальдцев, приходивших сюда выпить пивка, поиграть в скат, а если случится здесь аккордеон или скрипка, то потанцевать и попеть. Ричард оглядел ту часть ресторана, которая была отведена для местных жителей. Он вспомнил, как сердилась фрау Кеплер, когда безусые студентики предпочитали пить свое пиво там, а не в специально отведенной комнате для гостей. Тогда в ходу была шутка, будто фрау Кеплер симпатизирует нацистам и за специальным столиком обсуждает со своими приближенными подробности предстоящего заговора. Шутка пользовалась успехом и сопровождалась взрывами хохота баварцев, дело в том, что фрау Кеплер была северянкой и, как они говорили, собиралась их опруссачить; а слово пруссак часто употребляется на юге в непристойном смысле. Похоже, ныне шутка оправдывалась.