Убийство в «Долине царей»

— Ты что, паршивец, дяденьку не узнал? — закричал Черепов.

— Извини, дяденька, не узнал. Больно здорово ты бородой замаскировался.

Детектив сказал:

— При встрече со мной ты должен отдавать честь и докладывать о случившемся.

— А ты сам что ж пост покинул, меня не дождавшись? — упрекнул ребенок Черепова.

— Ноги затекли вместе с соплями. А вот почему ты тут шляешься, почему не в засаде? Без грамоты хочешь остаться? Туда только что бандит с неба упал!

— Я сам бандит, — ответил Павлик гордо.

Черепов внимательно посмотрел в лицо Павлика и понял, что перед ним карликовый Чеймберс.

Фантаст тоже понял, что не обманул детектива обличьем ребенка, и юркнул в кусты. Мощно оттолкнувшись чешками, Черепов прыгнул за ним, в самую гущу кустарника. Но карлик оказался ловчей и увертливей. Когда детектив разжал ладони, в них, вместо карлика, лежал окаменелый след снежного человека, а Павлик Корчажкин — Чеймберс уже мелькал в чаще парка на недосягаемом расстоянии. Черепов лишь заметил, как он бросил в урну то ли бумажку, то ли еще что и сел выковыривать иголки шиповника из тела.

Так как детектив не рассмотрел точно, что выкинул фантаст-оборотень, то взял всю урну и понес в свой номер.

Чуждая прошептала ему, округляя и выпучивая глаза:

— Сковородкин вызвал вашу жену самолетом.

— Вы бы лучше голые ноги в каморке прикрыли какой-нибудь хламидкой! — закричал на нее Черепов.

Номер он запер изнутри на восемь оборотов, заткнул замочную скважину носовым платком и тогда уже вывалил содержимое урны на ковер. Чего только в ней не было! И чего хочешь могло быть в руках мерзкого Чеймберса. Только спинного мозга не хватало на дедуктивное решение. Подготавливая логически-интуитивный всплеск сознания, Черепов включил голову ненадолго. Но голова молчала или мычала, как горничная, лишь при ходьбе на одном месте в ней щекотно перезванивались таинственные бубенцы и служебные телефоны. И неудивительно — на голове уж давно живого клочка без шишек и надолбов не оставалось, и разнесло ее, бедную, до размеров воздушного шарика, и западала она от сквозняков набок, и, если б не могучая натренированная шея, давно бы улетела голова с попутным ветром.

Веселую мелодию, бесцельно гулявшую по извилинам головы, охотно подхватил спинной мозг, пощелкивая и постукивая позвонками, а рефлективно настроенные руки-ноги пустились в пляс. Черепов с трудом принудил тело повиноваться, выключив все мозги, какие только оставались в его распоряжении. Но так как занятия себе он придумать без мозгов не мог, то и делать ему сразу стало нечего, хоть опять пляши и ликуй на потребу головы.

От безделья Черепов собрал мусор, вытряхнутый на ковер, в урну и вышел на балкон с ценной уликой под мышкой и страстным желанием завязать знакомство со светилом.

— Свет мой, солнышко, скажи, я ль на свете всех сильнее, всех умнее и глупее? Доложи, родимое, всю правду по инстанциям, кто убил Чернилова, а меня пусть не ждут в Управлении напрасно. Не вернусь я с задания, здесь погибну, как герой и не моргнув глазом!

Солнце согласно молчало, а к подъезду Дома творчества подкатил автобус с малиновой надписью на боку «Экскурсионный». Из дверей по одному стали выходить подозреваемые, разглядывая на свет сувенирные бутылочки с целебными драконовыми плевками. Черепов прикусил губы до крови и с досады, что друзья по столу и враги по жизни выходят не из забранного решетками и бронированного «чумовоза», а, из прогулочного «Икаруса». Несправедливость душила детектива. В каждого из подозреваемых он бросил какую-нибудь дрянь из урны, а те в ответ забросали его выразительными взглядами. Черепов дико рассмеялся, расхохотался, заржал, зафыркал, включил все мозги на секунду и немного поплясал посреди балкона вместе с прыгавшими повсюду зайчиками. «Пусть преступник-испугается моей бесшабашности! — решил он. — Еще ни один следователь не танцевал с горя». Потом машинально прислонился остывшими ушами к батарее парового отопления, но ждать, когда уши нагреются, не стал, а затянулся глубоко, до пяток, окурком, неизвестно где подобранным и кем зажженным, одновременно размышляя, с чего вдруг потянуло курить и чем это он умудряется размышлять. Черепов подошел к столу, стряхнул пепел на ковер и накарябал непослушными руками пятнадцать одинаковых записок: «пОлнОстьЮ гОтОв к чЕстнОЙ фИнАльнОЙ схвАткЕ. ждУ в нОмЕрЕ квАдрАтнЫмИ сУткАмИ. ОстАльнОЕ, бАндИт, пОнИмАЙ кАк знАЕшь». Записки он разбросал в самых людных местах пансионата — в столовой, на столе администратора, в холлах всех этажей — и почти счастливый своим геройским поступком побежал в номер готовиться к нешуточной борьбе с правонарушителем, во время которой надеялся обрести полное счастье; но перед дверью, как всегда, промахнулся, не рассчитав движенья ног, пузом проскользил по полу, оставляя пуговицы в щелях паркета, и головой разбил экран телевизора. Искры высыпались из аппарата и волос Черепова. Детектив всерьез испугался и всерьез рассердился: «Хватит! Дудки! Сил моих нет больше! — гневно подумал он, наслаждаясь воем дудок в голове. — Голову не жалко, от нее один черт толку нет. А вот за пуговицы я отомщу паркету. Теперь мне ясно, о чем думала горничная, когда волокла мешок соли на пятый этаж. Но она дотащила и струсила, а мне храбрости не занимать, да и занимать не у кого. Один я такой храбрец на белом свете остался». Он пинком распахнул дверь подсобки, вытащил мешок из-под груды тряпок-веников и в полчаса покрыл слоем песка и соли весь пол на пятом этаже. Никто не пытался предотвратить дворницкий поступок детектива. Правда, Частисветов высунул было нос из номера, да чуть без носа и не остался — так лихо отшил его Черепов.

— Что за свинство вы устроили? — спросил кастрат и каскадер, муж и мемуарист.

— Хрю-хрю! — ответил Черепов звонким голосом и бессмысленной гримасой.

— Я бы рекомендовал вам…

— Засунь свои рекомендации себе в одно место и пусть они там лежат в целости и сохранности!..

Высыпав последки соли и песка на порог собственного номера, Черепов со злости разодрал мешок. Получилась отличная половая тряпка, детектив назвал ее Светой и решил с ней дружить по-мужски и крепко. Посреди комнаты он поставил стул, сел, на колени положил пистолет и прикрыл его верной Светой, а в зубы сунул топор. Оставалось — ждать преступника, не жалея терпения. И Черепов по долгу службы ждал, прекрасно сознавая, что никуда от него преступник не денется, придет как миленький, и совершенно не понимая, почему у него варежка и весь левый бок до сих пор мокрые.

Где-то смеркалось: то ли на дворе, то ли в глазах Черепова, то ли еще где. Но когда, почему и вокруг? — этого детектив так и не выяснил. И не хотел выяснять, да и не у кого было, а сам он не знал разгадку, чувствовал, вот она, бери ее голыми руками и клади перед судьями, но откуда брать, из каких закромов, и если брать — во что складывать?..

Незаметно детектив сомкнул глаза и увидел чудной сон с непонятным значением: будто идет он с ведром в засаду и видит очередь у морга, почему-то послушно встает в конец, а не лезет в кусты, как обычно, и тут из морга вместо привычного и уже почти родного мордоворота выходит писаная красавица и говорит: «Самогон в тару покупателя отпускаться не будет». — «Так вот она какая, бабка Марфа! Предмет неустанных восхищений Чернилова!..» — думает Черепов чешками и носовыми платками и… просыпается от злобного стука в дверь.

Сбросив остатки сна на пол и моментально подготовившись к схватке, Черепов закричал что было мочи:

— Входите! Мне не страшно!

Дверь отлетела в сторону и на пороге возникли голые волосатые ноги без владельца, татуированные цветами радуги. Черепов лишь заметил, что ногти на ногах заклеены гашеными профсоюзными марками, и судорожно подумал: «Что за причуды у этого Корчажкина? Может, он сам — профбилет?» Вихрем ворвавшись в комнату, ноги пустились вприсядку вокруг стула, на котором только что счастливо почивал Черепов, а теперь сидел, прикованный ужасом. Ноги лишь на секунду замерли и тотчас скрестились в «сиртаки». У детектива закружилась голова от мельтешенья перед глазами, он выплюнул топор, чтобы при падении ненароком не отрубить себе голову, и сам рухнул без чувств. Ноги прошлись по телу детектива туда-сюда, отбивая чечетку или просто утрамбовывая жертву. Не было ничего живого в их пляске, равно как и мертвого, ноги словно выполняли нудную механическую работу, заданную хозяином, но и старались привнести собственного творчества. Визжа от боли, Черепов изловчился, зубами схватил левую за пятку, правую — за мизинец и держал, пока челюсть не онемела. Заодно он успел нашарить ордер на арест, вписать в него «Ноги» и предъявить двум преступникам. Ноги не испугались, хотя и согнулись в коленях, точно опешили. Тогда Черепов перетрухнул сам, разжал челюсти и пулей вылетел на балкон. Ноги растерянно застыли посреди комнаты, а детектив вспрыгнул на балюстраду и завопил звонко, с надрывом и без всякой надежды на спасение: