Люди долга и отваги. Книга вторая

Александр Михайлович внимательно слушал женщину, делал необходимые пометки. Сколько людей обращаются за помощью в Министерство внутренних дел БССР! Одни ищут родственников, другие — просто знакомых. Во всех таких случаях, как правило, присутствует конкретный человек. Известно, где и когда родился, где жил, работал до определенного времени. А здесь только фамилия и имя. Следы затерялись около сорока лет назад, и не известно, где и как искать. Была война. Она вон как перетасовала людские судьбы… Вывезли в Курган, поместили в детский дом. Только был ли там вместе со всеми Борис През? Мальчик мог погибнуть под бомбами в Минске или по дороге, умереть от болезней. А вдруг ему заменили фамилию или даже усыновили? Тогда вообще найти почти невозможно.

Невеселые мысли вихрились в голове. Деревянко очень хотелось помочь женщине в ее горе. Найти сына, которого забрала ненавистная война. Только как?

Он подошел к окну. Мартовское солнце пригревало все крепче. Вот и еще одна мирная весна пришла на землю. Станет ли она весной надежды для этой матери?

Посмотрев еще раз во двор, где резвились воробьи, Александр Михайлович вернулся к столу. Взял чистую папку, положил туда заявление. А внизу написал:

Ниточка казалась очень слабой. Не оборвать бы ее с первых дней поиска.

Несколько дней потратил на то, чтобы найти хоть какие-нибудь следы здесь, в Минске. Дети были эвакуированы. Вот почти и все сведения. А что с ними потом стало? Где искать теперь Бориса Преза? Куда писать, к кому обращаться? Эти и многие другие вопросы волновали его.

Через три дня он встретил в коридоре товарища по службе Иванова. Поздоровались. Степан посмотрел на хмурое лицо Деревянко и спросил:

— Чего, хлопче, зажурился?

— Да вот дело одно сложное попалось. И с какой стороны к нему подступиться, сам не знаю.

— Рассказывай, — улыбнулся тот. — А вдруг вместе что-то путное придумаем.

Чем дальше рассказывал Деревянко, тем с большим интересом слушал его Иванов. Потом не выдержал, переспросил:

— Подожди, а как фамилия того мальчика?

— Борис През, — сказал Александр. — А что тебя вдруг заинтересовало?

— Понимаешь, совсем недавно мне пришлось заниматься одним делом. Правда, нужного человека мы тогда не нашли. Но удалось выйти на тех, кто непосредственно в июне сорок первого вывозил детей. Представь себе, что Петр Васильевич Дыло, который работал главным врачом яслей-изолятора, и его дочь Татьяна Петровна живут в Минске. Про них рассказывалось в республиканской газете. Обязательно ознакомься со статьей. А затем советую поговорить с ними. Вот только со здоровьем у доктора плоховато. Девятый десяток разменял человек. Дома у них есть список детей, которые были эвакуированы тогда, в сорок первом.

За такие сведения Деревянко чуть было не расцеловал друга. А вскоре он листал в библиотеке подшивки газет. И впрямь, в одном из августовских номеров была напечатана статья доцента Минского медицинского института П. Дылы «Это было в июне сорок первого». С первых же строк публикация взволновала его своей правдивостью, необычайностью событий, описанием картин войны. Потом были встречи с участниками этой героической эпопеи, воспоминания.

…Занималось июньское утро. Шел третий день войны. Петр Васильевич торопился на работу. Только что по радио сообщили, что над Минском появились вражеские самолеты. А в яслях — одни дети и дежурная медсестра. Что она сможет сделать, когда налетят фашистские стервятники?

— Я с тобою, папа, — решительно заявила шестнадцатилетняя дочь Таня.

— А ты куда? — спросил он у жены.

— В школу, — ответила Евгения Николаевна. — Со вчерашнего дня установлено круглосуточное дежурство.

— Хорошо, тогда до вечера, — сказал отец, направляясь к двери.

— Обождите немножко, — позвала Евгения Николаевна, — послушайте, что я вам скажу. Помню, как еще в гражданскую, уходя из дому, некоторые на всякий случай обменивались адресами знакомых. Все может случиться. Война есть война. А вдруг придется расстаться на многие дни или даже месяцы. Куда тогда писать? У меня есть несколько адресов в Минске и в Борисове. Запишите их.

— А у меня, кроме Минска, пожалуй, нигде нет знакомых, — сказал отец. — Разве что в Саратове. Там прошла моя юность.

— Тогда возьмите адрес моей подруги, — вмешалась в разговор Таня. — Помните, мы с ней учились до четвертого класса. Вы еще дружили с ее родителями. А потом, как они переехали в Горький, мы с ней переписывались. Вот и адрес.

— Что ты, доченька, — с сомнением сказала мать. — Надеемся, все эти адреса не понадобятся. Где Минск, а где Горький…

— И все же возьмите! — Таня почти силой положила им в карманы по бумажке с адресом.

Думали ли тогда родители, что дочь приняла единственно правильное решение. Как понадобился им вскоре тот адрес!..

Около одиннадцати утра первые бомбы посыпались на город. Вздыбилась земля, вспыхнули пожары.

Недалеко от двухэтажного здания яслей-изолятора был подвал. Только успели перенести туда детей, как вокруг загрохотало, задрожали бетонные стены — во дворе дома разорвалась огромная бомба.

Когда стало немного тише, вышли на улицу. Страшная картина открылась глазам. Здание полуразрушено, столетний тополь, что рос во дворе, рухнул, а рядом — огромная яма от бомбы. Черные столбы дыма поднимались вверх.

Что теперь будет с детьми? Куда спрятать их? Эти мысли не давали покоя главному врачу. Он попытался связаться с горздравотделом. Но телефон молчал. И здесь больше нельзя оставаться, и фашисты опять вот-вот могут налететь. Единственный выход — скорее вывезти детей за город. Только как? А тут еще прибежали нянечки с грудными детьми на руках. Их также не бросишь.

Петр Васильевич вышел на улицу. По ней изредка проносились грузовики. Остановил один. Однако шофер отказался помогать, ссылаясь на важное военное задание, то же самое повторилось во второй и третий разы. И тогда он решил действовать иначе.

— Вот что, женщины, — обратился Дыло к медперсоналу. — Пока я буду разговаривать с шофером, вы, не мешкая, сажайте детей в кузов. А там посмотрим.

Показался большой грузовик. Петр Васильевич, не обращая внимания на сигналы, бросился чуть ли не под самые колеса. Шофер вынужден был остановиться. Врач стал на подножку и начал что-то настойчиво объяснять водителю. Пока тот в который раз доказывал, что едет по важному поручению, женщины успели посадить в кузов половину детей. Увидев это, шофер махнул рукой: мол, что с вами сделаешь, садитесь все, только быстрее.

Минск горел. Зловещие тучи дыма застилали небо. Временами все это напоминало страшный сон. С одной лишь разницей, что сон этот не проходил.

Вот и Могилевское шоссе. Оно переполнено беженцами. Человеческая река разлилась на всю ширь проезжей части, и конца не видно.

За Тростенцом шофер хотел было остановить машину. Петр Васильевич уговорил его ехать до ближайшего населенного пункта. Не высаживать же детей прямо в поле. Наконец показалась деревня. Она вся забита беженцами.

Около школы шофер остановил машину.

— Все! — решительно заявил он. — Или будете разгружаться, или я вынужден снова вас отвезти назад в город. И без того сколько времени потрачено. А меня же ждут. Сами знаете, если в срок не выполню приказ, начальство по головке не погладит.

Собрались жители деревни. Помогли разместить детей в одной из классных комнат. Кто соломы принес, кто одежду, хлеба, молока. Кое-как накормили детей, уложили спать.

Тревожная, страшная ночь. На западе багровое зарево растекалось по горизонту. Где-то там осталась мать. Что с ней? Таня еле сдерживала слезы, ворочалась с боку на бок. Шелестела солома, стонали, вскрикивали дети. И только под самое утро она забылась в коротком тревожном сне.