Последняя воля Нобеля

Она протянула отрезанную голову к Аннике, которая, бросив на нее взгляд, молча кивнула. Женщина отработанным движением извлекла из черепа мыши головной мозг и положила его на стеклянный лоток. Цветом мозг напоминал копченую сосиску, а видом кусочек клубничного желе.

— Ну что ж, придется подождать, — вздохнула Биргитта Ларсен. — Пойду взгляну на моих животных.

Она направилась дальше по коридору, и Анника сочла своим долгом последовать за ней.

— Ты знакома с Бернардом Тореллом? — спросила Анника.

Биргитта Ларсен рассмеялась.

— На самом деле нет, — ответила она. — Он защитил здесь докторскую сто лет назад, потом уехал в Британию и там получил степень по экономике, а теперь он живет в Штатах, где работает в фармацевтической компании «Меди-Тек». Ну, ты знаешь. Компании удалось собрать группу талантливых ученых. Год назад они опубликовали действительно значительную работу.

Свернув за угол, она смущенно пожала плечами:

— Ну, впрочем, значимость их открытия до сих пор обсуждается, но мне это интересно, потому что имеет отношение к теме моих исследований к старению. Они открыли способ торможения дистрофии аксонов. Эта дистрофия происходит у всех без исключения. На самом деле она начинается в возрасте девяти — десяти лет.

— То есть они нашли способ останавливать процесс старения? — спросила Анника.

— Так, во всяком случае, говорят они сами, — пожала плечами профессор.

— Неиссякаемый источник жизни! — воскликнула Анника. — Ничего себе!

— Ну, — остудила ее восторг Биргитта Ларсен, — в мире над этой проблемой работают еще несколько групп. Они пришли к сходным результатам, поэтому у нас нет никаких оснований утверждать, что команда «Меди-Тек» — первая или лучшая, но, во всяком случае, это квалифицированные и серьезные люди. Мы пришли.

Она открыла дверь, и взору Анники представились ряды прозрачных плексигласовых контейнеров, в которых находились подопытные животные.

— Здесь живут мыши, — сказала Биргитта. — В клетках у них опилки, а вот эти белые комочки — их игрушки. В этом ряду все мышки мои.

— Их игрушки? — переспросила Анника, поняв, что профессор имеет в виду белые ватные шарики.

— Для эксперимента мы давали мышам разные предметы, чтобы выяснить, от игры с какими из них животные получают наибольшее удовольствие. Мы испытали пластиковые домики, коробки из-под яиц, салфетки. Выяснилось, что больше всего им нравятся ткани. Они рвут материю на части, строят из нее гнезда. На втором месте оказались коробки из-под яиц. Что интересно, мыши не проявили ни малейшего интереса к красивым пластиковым домикам. Любимое их занятие — утаскивать кусочки ткани в яичные коробки и перекладывать их там с места на место.

— Как это удивительно! — Аннике показалось, что мыши в плексигласовых контейнерах действительно играют с ватными шариками. — Скажи, а что бы произошло, если бы Ларс-Генри оказался прав?

Биргитта Ларсен на мгновение оглянулась, посмотрела на Аннику, а потом принялась просматривать содержимое какой-то папки.

— Ты имеешь в виду, что бы случилось, если бы Эрнст действительно решился на обман и представил поддельные результаты? То есть что бы произошло, если бы кто-нибудь сумел это доказать?

— Да, как бы это сказалось на карьере Эрнста?

Биргитта некоторое время молча продолжала листать папку, а затем ответила:

— Если бы кто-то доказал, что он лжец? Как ты сама думаешь, что бы с ним стало?

— Наверняка он не стал бы председателем Нобелевского комитета, — предположила Анника.

Биргитта Ларсен закрыла папку и нетерпеливо выглянула в коридор.

— Его карьере пришел бы конец. Возможно, он смог бы устроиться ассистентом в какую-нибудь больничную лабораторию, да и то не в Стокгольме.

Она поставила папку на полку.

— Мыши — не общественные животные, — сказала она. — Самки еще могут существовать совместно, но самцы убивают друг друга при первой возможности. Крысы, напротив, стайные животные. Они дальше по коридору. Иногда для опытов мы используем и кроликов. Они в следующем отсеке. Вообще, в виварии больше двух тысяч животных.

— Вы не используете кошек, собак или обезьян? — поинтересовалась Анника.

— Их использовали, но это было давно. В конце восьмидесятых было принято новое законодательство, запрещавшее их использование в качестве подопытных животных. Умерла целая индустрия. Но раньше этих животных было много и здесь.

Биргитта закрыла дверь, и они пошли дальше, прошли мимо двери с надписью «Забой» и вошли в следующую комнату, похожую на операционную.

— Ты не видел Бернарда Торелла? — спросила профессор Ларсен у молодого человека, бравшего кровь у сидевших в ящике грызунов.

— Что это такое? — спросила Анника, указывая на стоявшее на одном из столов хитроумное стальное приспособление.

— Это стереотаксический инструмент, — ответила Биргитта Ларсен. — Вот это захват, с помощью которого животное фиксируют на месте. Там на стене — инструменты для анестезии. Животных сначала обезболивают, а потом оперируют. Видишь, это винты и сверла. В черепе мыши или крысы проделывают отверстие, а потом в мозг с микронной точностью вводят зонд. Это малый аппарат, у нас есть аппараты и больше.

Анника смотрела на приспособление, испытывая внутреннюю дрожь. Она представила, как бедную зверюшку зажимают в это орудие, ощетинившееся иглами и колесиками.

— А, вот и ты наконец! — воскликнула профессор и устремилась дальше по коридору. — Видишь, в каких ужасных условиях нам приходится работать?

Человек ответил, но Анника не расслышала, что именно. Она не могла оторвать взгляд от операционных инструментов на краю стола.

— Что это? — спросила она у молодого человека, который только что закончил забор крови у мышей.

— Это инструменты, — ответил он. — Скальпели, зажимы, иглодержатели, пинцеты, щипцы…

— Но животным не больно?

Молодой человек застенчиво улыбнулся.

— Они находятся без сознания, когда мы их оперируем, но если животное надо убить, мы просто увеличиваем дозу.

— Вы всегда пользуетесь лекарствами, когда убиваете животных? — спросила Анника, оглянувшись на дверь с надписью «Забой».

— Самый простой способ убить мышь — это резко потянуть ее за голову. Происходит разрыв спинного мозга и наступает мгновенная смерть. Более крупных животных мы помещаем в ящик и заполняем его смесью кислорода и углекислого газа.

Газовая камера, подумала Анника, не забыв кивнуть.

Биргитта Ларсен вернулась вместе с Барнардом Тореллом. На нем тоже красовалась синяя шапочка.

— Это Анника Бенгтзон, — сказала профессор.

Анника и Торелл, не снимая латексных перчаток, обменялись рукопожатиями.

— Такие докторанты, как ты, — будущее нашей науки. — Торелл широко улыбнулся.

Биргитта Ларсен рассмеялась:

— Анника — газетный репортер. Она собирается описать мир научных исследований. Анника, не хочешь написать о Бернарде? Он обещает помочь с финансированием ремонта лабораторного корпуса.

— Я пока рассматриваю это как предмет для переговоров, — ответил Бернард Торелл, улыбнувшись и Биргитте Ларсен.

— Нет, ты только представь себе: ярко-желтые стены, мягкая цветовая гамма узора, лучшее освещение, удобные полы.

Она обернулась к Аннике.

— Бернард — просто находка для нашего института, — сказала она, беря доктора Торелла под руку. — Мы так рады, что ты здесь!

Она похлопала его по латексной перчатке.

— Никлас, проводи, пожалуйста, к выходу госпожу Бенгтзон.

Молодой человек, присматривавший за животными, подошел откуда-то сзади — в зеленом халате и синей шапочке.

Кажется, она относится к нему с материнской нежностью, подумала Анника, когда профессор Ларсен вместе с Барнардом Тореллом исчезла в комнате с крысами.

Томас нервно посмотрел на часы. Оставалось всего десять минут.

Он судорожно повел плечами и попытался расслабиться — это же просто смешно!

«Я же не женюсь, — подумал он. — Это всего-навсего обычное совещание. Они проходят каждый понедельник, с чего я так завелся?»