Биатлон

— Все в порядке, шеф. Наш контракт долгосрочный, — кивнул с полуулыбкой Бен.

На небе ни облачка, и солнце к полудню уже жарило так, что с крыши начинала сыпать капель. Виктор с Андреем, возвращаясь с обеда, задержались на проходе к своему номеру, остановились, повернув лица к солнцу, закрыли глаза.

— А знаешь, весной уже пахнуть начинает, — сказал Андрей.

— Что, запах какой-то особенный чуешь?

— У дедушки с бабушкой на хуторе в конце февраля ветер такой же аромат приносит.

— А я думал, ты всю жизнь в Риге прожил.

— Нет, слава богу, не всю. Я каждое лето к ним на неделю езжу косить. А когда маленький был, то и зимой у них жил. Там и научился весну по запахам распознавать.

— А откуда такой аромат берется?

— Ветер из лесов несет. Ели, сосны под солнцем прогреваются, и смола дает запахи. А чуть подтает, воздух становится влажным и вбирает их в себя.

— А я и не знал таких тонкостей. Только в книгах читал про запахи весны. Думал, писатели придумывают… Однажды, правда, осенью вышел из подъезда, чувствую, арбузами пахнет. Завернул за угол, а там стоят контейнеры с арбузами, и несколько разбитых валяется. Тогда и понял, откуда арбузами пахнет. Парни рассмеялись и пошли в свой номер.

— Ну вот что, бой остался последний и, как говорят, решительный, — начал Старков. — Кубок мира мы уже выиграли, с чем я вас и поздравляю. Но осталась эстафета. Гонка престижная, и проиграть ее — смазать все впечатление. Как, ребята?

— По моей линии — все в форме, — начал доктор. — Костя рвется в гонку и готов к хорошему результату. Вагиз несколько слабее на фоне других. Андрей в норме. Виктор, конечно, устал после двух таких стартов, но психологический настрой высок…

— Хорошо. В семь надо заявку сдавать… С этим ясно. Завтра день будет сложный: эстафета, потом закрытие, а послезавтра в десять утра отъезд. Так что надо, думаю, начать собираться сегодня. А завтра попрошу всех быть пособраннее, чтобы хорошая поездка, — при этих словах Игорь Николаевич постучал по дереву, — хорошо завершилась.

— Все ясно, — сказал Ржаницын.

— Вот что, мужики, — сказал, обращаясь к четверке, Пермитин, — эстафета — гонка особая. Мы эстафеты уже много лет не проигрываем, и каждая команда мечтает у нас выиграть. Сейчас не знаешь, за кем и следить, — сами видели всех соперников. И бегут хорошо, и стреляют неплохо. Предлагаю такую расстановку: на старте — Андрей, вторым — Вагиз, третьим — Костя, на финише — Виктор. Если у вас есть возражения, скажите. Если хотите решить сами, мы выйдем.

— Возражений нет, — чуть хрипловатым от волнения голосом произнес Мустафин. — Медали-то одинаковые всем дадут, независимо от этапа.

— Отработаем по-мушкетерски, — с нарочитой веселостью сказал Мотин. — Что-то я в тылах засиделся.

— Без мушкетерства, пожалуйста, — поспешил одернуть его Ржаницын.

— Я в том смысле, что один за всех и все за одного.

На стартовом поле выстроились биатлонисты — тринадцать парней в разноцветных костюмах. В стороне разминались те, кому предстояло включиться в гонку на следующих этапах.

Наконец, в воздух взмыла ракета, и гонщики, энергично работая палками, рванулись вперед. Зашумела трибуна, на которой уже было довольно много зрителей. Лыжни начали сходиться, и уже бежали рядом две цепочки спортсменов, взяли первый подъем и исчезли в лесу.

Первыми на стрельбище ворвались финн Яри Курри, канадец Тордон Шервен и болгарин Любомир Сандов. Андрей проиграл им всего пять секунд. Один за другим падали парни на снег, кто из специального «кармашка», приделанного к ложу винтовки, а кто из пазов ложа достал обоймы, выложил на «тарелочку» по три дополнительных патрона.

Лидеры стреляли второпях, и лишь Сандову удалось «закрыть» все пять мишеней. Финн и канадец крутили по штрафному кругу, когда мимо них промчались, надевая на ходу кожаные ремешки палок, болгарин и Андрей Силиньш, который тоже обошелся без дополнительных патронов.

На вторую стрельбу Андрей пришел в одиночестве, снял шапочку, чтобы остыть, плавными движениями зарядил винтовку, вскинул ее и повел стволом, отправляя пули в мишени да передергивая затвор.

— Как из автомата, — восхитился переводчик. И тут Андрей промазал.

— Еще раз сглазишь — прибью, — мрачно пообещал Ржаницын.

Андрей начал стрелять дополнительными патронами и опять промазал. Так одна мишень и осталась нетронутой.

— Давай, Андрюха, все равно их никого нет! — кричал из-за специальной ограды массажист команды. — Гони! Гони!

В сектор для передачи эстафеты судьи выпустили лишь Вагиза Мустафина. Кого вызывать вторым, организаторы пока еще не знали.

Андрей влетел в проход для передачи эстафеты, хлопнул по плечу уже набиравшего скорость товарища. На табло зажегся его результат на этапе. Судья с одеялом в одной руке и с пластмассовым стаканчиком с апельсиновым соком в другой подскочил к спортсмену, который, чтобы не рухнуть в изнеможении, оперся на палки, как на подпорки.

Вагиз шел по лыжне то традиционным способом, то еще не совсем освоенным «коньком». Его называли человеком без нервов или человеком со стальными нервами, и внешне он действительно производил такое впечатление — его скуластое лицо с запавшими глазами не отражало никаких эмоций. Лишь когда ему крикнули время отрыва, он кивнул головой.

Однако тренеры ГДР поставили против него своего сильнейшего гонщика Матиаса Хельма, и Алексеев — а именно он стоял на отметке «2 км» — вскоре сообщил, что разрыв тает. Хельм сумел отыграть на этом отрезке 16 секунд, и скорость у него была выше, чем у Вагиза.

«Лежку» оба отстреляли без промаха.

У Вагиза еще было некоторое преимущество, когда он уходил со стрельбища, но по тому, как тяжело набирал ход спортсмен, по тому, как работал палками, было уже ясно, что ждать от него высокой скорости нельзя. Матиас пружиной вскочил, сделав последний выстрел, вроде и не глядя на то, как белый щиток закроет черную тарелку мишени.

На стрельбу «стоя» первым прикатил Хельм, Мустафин проигрывал ему метров двадцать — тридцать.

На стрельбище, когда соперничество ведут двое, возникает борьба нервов. Пришедший вторым начинает быстро стрелять, стремясь сбить с темпа соперника, заставить его поволноваться: добытое с таким трудом преимущество может растаять. Мустафин сделал один выстрел, другой, третий… Хельм «дернулся» и промазал. Но и Вагиз не выдержал темпа: четвертая мишень осталась целой. Они стреляли наперегонки, поддавшись азарту. Хельму повезло больше: когда Вагиз уже спешил мимо него на штрафной круг — цена одного промаха, — он чуть ли не с отчаяния пальнул и… попал.

На третий этап первым ушел Холгер Тайс. Косте Мотину нужно было отыграть у него 26 секунд. И опять на стрельбище началась «дуэль». Но только теперь Костя отстрелял без промахов — пятью патронами и ушел на дистанцию рядом с Тайсом, которому пришлось сделать семь выстрелов.

— Идут рядом, как веревочкой связаны, — послышалось в рации.

Судья на секторе передачи эстафеты что-то запросил по своей рации, широко улыбнулся и позвал сразу двух участников — Виктора Бутакова и Петера Рауха.

На сей раз с мостика скатывались одновременно уже два гонщика. Костя попытался было все-таки хоть на последних пятидесяти метрах обойти соперника — благо на этом участке запрещается идти «коньком», мешая соседу. Но Холгер, услышав частое дыхание соперника, тоже прибавил, хотя и было видно по тому, как судорога свела мышцы лица, что это стоило ему последних сил. Они почти одновременно коснулись спин своих товарищей, отправляя их в гонку, и затем рухнули на снег в разные стороны.

— Съел его Виктор, — послышалось в рации, — выигрывает тринадцать секунд.

— Это кто говорит? — поинтересовался Пермитин.

— Силиньш.

— А ты что там делаешь? Давай немедленно сюда. Чтобы все были вместе.