Биатлон

— Я знаю, что нужно сделать с ним, когда он выйдет из тюрьмы. Отправить в Колумбию. Но что сделать, чтобы он вышел из клетки, я не знаю, мистер Бриоля.

— Стив. — Шеф повернул голову в сторону высокого круглолицего брюнета в очках.

— А может быть, мы сможем решить вопрос с ним без отправки в Колумбию. Может быть, он найдет покой в тюрьме достаточно скоро, — виновато улыбнувшись, сказал круглолицый.

— Это слишком… Другим может стать известно, что своего человека мы не смогли вытащить и просто убрали. Да с нами после этого никто не захочет иметь дел. Так не пойдет. Постарайтесь подумать в другом направлении… А что у вас, Джон? Наверняка вы опоздали из-за того, что у вас есть идея.

— У меня действительно есть идея. Нам нужно взять человека, который представлял бы ценность для властей, и предложить обмен: голову за голову.

— Жестоко, но… Что вы имеете в виду под словом «ценность»? Рокфеллер? Хант? Форд? За них дадут только деньги.

— О нет, сэр. Вы мыслите категориями цифр, а я глобально. Нам нужен русский, советский, который представляет интерес для Советов и за которого они будут трепать нервы властям. Власти не захотят ссориться с русскими, и за него отдадут нашего человека. — Джон взял кружку и сделал глоток.

— Это уже что-то, — сказал Бриоля и тоже сделал глоток. — Что вы все думаете об этой идее? Кстати, можно будет поставить условие, что мы отдадим русского, когда наш человек окажется в Колумбии.

Было очевидно, что идея пришлась шефу по вкусу.

— Это хорошо, сэр. Но где взять русского? И кроме того, добровольно он не захочет иметь с нами дело.

— Хороший вопрос, — хмыкнул Бриоля. — Дипломат для этих целей не годится. Пока мы его будем скручивать, вмешаются те, кто за ним следит, а потом еще и полиция. Ну, Джон?

— Я подумал над вариантом, сэр. Нам надо взять известного ученого или спортсмена. И делать это не в столице. Через неделю в Эймсе состоится Кубок мира по биатлону. Там будут выступать русские.

— А что такое биатлон? На что это намазывают? На сей раз все рассмеялись шутке шефа.

— Это соревнования, в которых бегут на лыжах и стреляют. Русские любят этот спорт, и у них много чемпионов. Почти все они служат в армии. За такого парня отдадут кого угодно. Даже если власти не захотят его отдавать русским, им он и сам пригодится.

— Ну-ка, ребята, подбросьте ему еще вопросы, идея начинает мне нравиться.

Теперь уже все позволили себе отхлебнуть пива.

— Идея хорошая, но сделать все будет не просто, — вступил Брюс — Нужны хорошие ребята, а это потребует денег.

— Хотелось бы узнать детали дела.

— Ну, что же… Идея ваша, Джон, вы и будете руководить делом. Брюс подберет ребят. Рон, передайте через ваших людей нашему парню, чтобы держался, через две недели мы его вытащим.

На нескольких перекрестках стояли указатели с надписью «Кубок мира», так что сбиться с пути было трудно.

— Ну, экономисты, — сказал переводчик, сидевший за рулем машины-фургона. — Сделали таблички один раз и используют несколько лет. На любые соревнования — пожалуйста. Потому и не написано «биатлон».

— Видно, считают копейку, — кивнул руководитель. — А может быть, так и надо… Места здесь красивые… Как у нас… А мы проведем раз в три года какие-нибудь соревнования и довольны, потом все указатели списываем да сжигаем… А они в этой дыре деньги качают…

Руководитель команды Игорь Николаевич Старков был уже в летах, давно работал в спортивной системе, повидал на своем веку немало, начиная еще с тех пор, когда сам был неплохим пловцом. Он считал, что большой спорт при правильном подходе способен быть делом доходным, и своими выступлениями на различных совещаниях порой вызывал недовольство коллег и руководителей. Тем не менее, специалистом он был знающим, и потому его терпели, хотя и не раз появлялись идеи перебросить его из комитета с Лужнецкой набережной куда-нибудь в «глубинку» или в крайнем случае в «науку», пусть, мол, на Сиреневом бульваре или на улице Казакова развивает свои идеи, пусть пишет диссертации, рекомендации… Но время шло, а Игорь Николаевич оставался на своем месте и продолжал, как мог, борьбу за организацию спорта, внедряя всякие новшества в биатлоне, где спады были короткими, а успехи — стабильными.

Машина подкатила на стоянку, где стояло еще несколько таких же фургонов. На бежевой дверце одного был наклеен белый квадрат с красным кругом посередине.

— Японцы, — кивнул в сторону разукрашенной машины переводчик.

— Пораньше нас собрались. Эх, все это наша неповоротливость. Пока соберемся, пока раскачаемся… Ты машину-то получше запри, все-таки с оружием…

На стрельбище тренировались человек пятнадцать. Стреляли «стоя» и отрабатывали подход к огневому рубежу. Тренер смотрел в подзорную трубу, установленную на фотоштативе, и корректировал очередного стрелка.

Дни, предшествующие стартам, тянутся как-то особенно напряженно. Вроде бы все идет своим чередом, все нормально, у ребят и стрельба получается и по дистанции находились вволю, но нет тренерам покоя. То кажется, что Хорст Аппель из команды ГДР бежит быстрее всех, то вдруг швед Томас Нильсон «стоя» отстрелял как из автомата и все пять пуль легли точно в центр мишени. А тут еще финны, перед Кубком выступавшие в Италии, удивили рассказом о новой «звезде» — Тони Чикарелли. И решай тут, за кем следить в гонке, кого «держать», по чьему графику вести своих?..

Пресс-центра, как такового, здесь не было. Просто в спорткомплексе выделили комнату, в которой положили размноженные на ксероксе копии заявок, листки с выдержками из правил соревнований, схемы трасс, приходов и уходов на стрельбище, на лыжный стадион… Пускали в эту комнату кого угодно, а потому Джону не пришлось прибегать ни к каким уловкам, чтобы взять интересовавшие его бумаги. Схемы он предназначал для своей «команды», а потому только проглядел их приличия ради, хмыкнул, что в этом непосвященному будет разобраться трудно, представил, как будет сопеть Бен, разглядывая карту, затем принялся изучать составы команд.

Русские тренеры его не интересовали: с ними вряд ли удастся провернуть идею. Конечно, они люди в своем мире известные, но такого шума, как со спортсменом, с ними не будет. Список русских биатлонистов открывал Виктор Бутаков, рожденный в каком-то не известном здесь никому Барнауле, а теперь «военнослужащий из Москвы, 21 год, чемпион мира в командной гонке, обладатель Кубка мира прошлого года, лидер Кубка мира нынешнего года, чемпион СССР, холост, увлекается музыкой, владеет английским языком», — читал он сведения, частично соответствующие тому, что было на самом деле, а частично придуманные переводчиком, который не хотел морочить ребятам головы, заполняя графу «Хобби». Следующим стоял в списке Константин Мотин, родившийся в Новосибирске, выступающий за «Динамо», работающий каким-то инструктором физкультуры. Мотину уже двадцать шесть лет. Он давно выступал в соревнованиях, становился призером, но чемпионом мира — только в составе команды. Вагиз Мустафин родился в городе, который назывался Стерлитамак, ему 25 лет, интересуется охотой. «С такими ребятами лучше не связываться», — подумал Джон. Андрей Силиньш родился в Елгаве, был в прошлом году чемпионом мира среди юниоров, студент института физкультуры, из общества «Труд». В графе «Увлечения» было написано: «Тяжелый рок и рыбалка, владеет немецким». Рыбаков Джон считал в какой-то степени ненормальными людьми, ибо тратить время на выуживание какой-то крохотульки, которую потом съест кошка, он считал в высшей степени непродуктивным занятием, уделом людей, у которых нет «контролирующего и направляющего центра».

«Итак, — подытожил Джон свои изыскания, — брать надо Бутакова. Это, пожалуй, наиболее любопытная фигура. Во-первых, чемпион. Во-вторых, военный. В-третьих, говорит по-английски, в-четвертых… — задумался он, — хватит во-первых, во-вторых и в-третьих».

После двух дней тренировок, вдоволь наглядевшись на стрельбу и бег на лыжах, Джон решил обсудить со своей «бригадой», как захватывать русского. С дистанции, с соревнований — об этом не могло быть и речи. В мотеле спортсмены жили по двое в комнате, лишь руководитель занимал отдельный номер.