Женщина-призрак

— И все, что вы говорили о событиях минувшего вечера, остается в силе?

— Да. Кроме одного: я был не один. Я сделал то, чем грозил ей: пригласил первую встречную Женщину; она приняла приглашение. Я провел с ней весь вечер и расстался за десять минут до возвращения домой.

— В какое время вы встретились с ней?

— Через несколько минут после ухода отсюда. Я зашел в какой-то бар на Пятидесятой улице и там увидел се… — Он потер лоб. — Подождите. Я сейчас вспомню время. Мы вместе взглянули на часы, когда я показывал ей билеты… Было десять минут седьмого.

Барчесс задумчиво потер подбородок.

— А в каком баре это было?

— Точно не могу вам сказать. Там было темно и что-то красное. Это все, что я сейчас могу вспомнить.

— Вы можете доказать, что были там в десять минут седьмого?

— Я же вам говорю это. Почему? Почему именно это так важно…

— Не стану от вас ничего скрывать, — хмуро сказал Барчесс. — Дело в том, что ваша жена умерла ровно в восемь минут седьмого. Маленькие наручные часики, которые она носила, ударились после ее смерти о край стола и остановились… они показывали шесть часов восемь минут и пятнадцать секунд. Никто, имеющий две ноги или даже два крыла, не сумел бы за одну минуту сорок пять секунд добраться отсюда до Пятидесятой улицы. Докажите, что в десять минут седьмого вы были на этой улице, и ваше дело выиграно.

— Но я же сказал вам! Я посмотрел на часы.

— Неподтвержденное заявление не может служить доказательством.

— Что же тогда служит доказательством? — Подтверждение.

— Но зачем это нужно? Почему нельзя обойтись без этого?

— Потому, что это покажет, что убийство совершили не вы, а кто-то другой. Зачем же иначе мы стали бы возиться с вами всю ночь?

— Понимаю, — пробормотал Гендерсон и ударил себя кулаком по лбу. — Понимаю. — В комнате стало тихо.

— Женщина, которая была с вами, может подтвердить, что именно в это время вы были в баре? — наконец заговорил Барчесс.

— Конечно. Она в то же самое время посмотрела на часы.

— Как ее зовут?

— Не знаю. Я не спрашивал, и она не сказала.

— Ни имени, ни фамилии? Вы провели с ней шесть часов, как же вы обращались к ней?

— «Вы», и всё.

— Хорошо, опишите ее нам. — Барчесс приготовился записывать. — Мы пошлем на ее поиск своих людей.

Наступила долгая пауза.

— Ну? — нетерпеливо сказал Барчесс.

Лицо Гендерсона с каждой минутой становилось всё бледнее.

— Боже мой! Я не могу! — воскликнул он. — Я совсем забыл ее! — Он беспомощно развел руками и опустил голову. — Я мог бы ответить вам сразу же, как только вошел сюда, а теперь не могу. С тех пор слишком многое случилось. Смерть Марселлы… И ваши бесконечные вопросы… Это как в кино… Посмотрел и тут же забыл подробности. Даже когда я сидел рядом с ней, я не очень-то обращал на нее внимание, был занят своими мыслями. — Он — опять развел руками. — Она совершенно невыразительна!

— Подумайте хорошенько, не волнуйтесь, мистер Гендерсон, — пытался помочь ему Барчесс. — Может быть, вы помните ее глаза? Нет? Волосы? Какого цвета у нее волосы?

Гендерсон закрыл лицо руками.

— Это тоже исчезло из памяти. Каждый раз, когда я готов назвать один цвет, мне кажется, что он был совсем другим, а когда я думаю о другом цвете, мне кажется, что это был первый цвет. Я не знаю, должно быть, что-то между коричневым и черным. Большую часть времени она была в шляпке. Я могу вспомнить ее шляпку лучше, чем что-либо другое. Кажется, шляпка была оранжевая, да, да, оранжевая!

Но, допустим, что она ее сменила со вчерашнего, допустим, она не наденет ее в течение ближайших шести месяцев. Что тогда? Вы можете вспомнить о ней что-нибудь? Гендерсон напряженно задумался.

— Была ли она толстой? Худой? Высокой? Низкой? — пытался помочь ему Барчесс.

— Не могу сказать! Я ничего не могу сказать! — задыхаясь, пролепетал Гендерсон.

Может быть, вы хотите обмануть нас? — спросил один из детективов. — Ведь все же это было вчера, а не месяц или неделю назад.

— Я не отличался хорошей памятью на лица и в спокойной обстановке, а тут… О, я полагаю, у нее было лицо…

— Ну?

— Она ничем не отличается от других женщин. — Он замолчал, не зная, какие подобрать слова. — Это все, что могу вам сказать…

Все кончено. Барчесс хмуро убрал записную книжку встал. Прошелся по комнате и, наконец, взял свое пальто.

— Пошли, ребята. Уже поздно, пора уходить отсюда.

Он повернулся к Гендерсону:

— Вы считаете нас дураками? Вы целых шесть часов пробыли с женщиной и не можете сказать, как она выглядит! Вы сидели в баре плечом к плечу с ней, вы;ли за одним столом, сидели напротив нее. Вы три часа сидели рядом с ней в театре, вы ехали с ней в такси, но запомнили только оранжевую шляпку! Вы надеетесь, что мы в это поверим? Вы пытаетесь всучить нам миф, фантом без имени, роста, формы, без цвета глаз и волос хотите, чтобы мы поверили вам на слово, будто вы провели весь вечер с женщиной-призраком и не были дома, когда была убита ваша жена! Это неправдоподобно, даже десятилетний ребенок не поверит вам. Одно из двух. Или вы не были ни с кем и только придумали все это, или мельком видели где-то эту женщину и пытаетесь с ее помощью устроить себе алиби. Вы нарочно не описываете ее нам, чтобы мы не сумели ее найти.

— Пошли, приятель! — приказал один из детективов.

— Я арестован? — спросил Гендерсон, вставая. Барчесс не ответил на его вопрос. Ответом Гендерсону послужил приказ, который Барчесс отдал третьему детективу:

— Выключи свет, Джо. Сюда очень долго никто не придет.

Глава 4

Сто сорок девятый день перед казнью. Шесть часов вечера

Машина остановилась в тот момент, когда начали бить часы на невидимой колокольне.

— Приехали, — сказал Барчесс.

Гендерсон не был ни свободным, ни. арестованным. Он сидел на заднем сиденье между двумя детективами, которые вчера ночью допрашивали его вместе с Барчессом. Человек, которого они называли Голландцем, лениво вышел из машины, отошел чуть в сторону и стал завязывать шнурки на ботинках.

Вечер был точно таким же как и предыдущий. Тот же час, точно так же алеет небо на западе все спешат. Гендерсон сидел между двумя стражами и думал о том, как за какие-то сутки все может измениться.

Его дом находится совсем рядом от этого места, но он больше не бывает там: теперь он живет в камере предварительного заключения тюрьмы при управлении полиции.

— Надо начать подальше отсюда, — мрачно сказал он Барчессу. — С первым ударом часов я проходил как раз мимо магазина женского белья. Это я помню точно.

Барчесс высунулся из окна машины.

— Эй, Голландец, пройди к магазину женского белья, — крикнул он человеку на тротуаре, завязывающему шнурки на ботинках. Раздался второй удар часов. Мужчина на тротуаре включил секундомер.

Высокий, стройный, рыжий Голландец начал идти от магазина женского белья с секундомером в руках. — Как его шаги? — спросил Барчесс.

— Думаю, я шел немного быстрее, — сказал Гендерсон. — Когда я злюсь, я всегда иду быстро.

— Немного быстрее, Голландец, — приказал Барчесс.

Тот прибавил шаг.

Пробил пятый удар, потом последний. Ну как? — спросил Барчесс.

— По-моему, все правильно, — ответил Гендерсоп. Машина медленно ползла за рыжим Голландцем.

Прохожих почти не было. Скоро они добрались до Пятидесятой улицы. Квартал, Еще один.

— Уже видно?

— Нет. Может быть, я что-то перепутал? Я помню— был ярко-красный, красней, чем обычно.

Третий квартал. Четвертый.

— Верно?

— Нет.

— Теперь будьте внимательны, — предупредил Барчесс. — Если вы протянете еще немного, то ваше даже теоретическое алиби рухнет. Вы уже должны были бы сидеть за стойкой бара. Сейчас восемь с половиной минут.

— Если вы мне все равно не верите, то какая разница?

— Нам не повредит, если мы точно измерим время между двумя пунктами, — отозвался одни из двух стражей. — Мы можем чисто случайно попасть туда, где вы были, а потом проверим математически.