Письмо от русалки

Это утверждение показалось Эрике проявлением здоровой жизненной философии. Жаль, что не все во Фьельбаке разделяют такой взгляд на мир.

— К нему часто ходили гости?

— Никогда. Мне было даже жаль его. Он всегда был один. Человек не создан для одиночества. Нам нужно общение.

Эрика внутренне согласилась с ним и понадеялась, что у Яноша Ковача есть кто-то, кто регулярно его навещает.

— Он что-нибудь оставил, когда съезжал?

— Нет, когда я въезжал, везде было пусто. Ничего после него не осталось.

Эрика поняла, что больше сведений о жизни Кристиана ей получить не удастся. Поблагодарила за гостеприимство, вежливо, но решительно отказавшись от пакета печенья, который ей предложили взять с собой.

Она уже почти переступила порог, когда Янош Ковач остановил ее.

— Кстати, как же я мог забыть! Видать, уже маразм подступает.

Он постучал пальцем по виску, повернулся и ушел в комнату, а через минуту вернулся, держа в руках какой-то предмет.

— Вы не могли бы передать это Кристиану? Скажите ему, что я поступил, как он сказал, — выбрасывал всю почту, которая ему приходила. Но это… рука не поднялась это выбросить. Учитывая, что их приходило одно-два каждый год с тех пор, как он съехал, явно кто-то очень хочет поддерживать с ним связь. Своего нового адреса он не дал, так что я просто откладывал их. Передайте ему это — с приветом от Яноша.

Он улыбнулся своей добродушной улыбкой и протянул Эрике стопку белых конвертов.

Дрожащими от возбуждения руками она взяла письма.

Дом казался совершенно пустынным. Кристиан уселся за кухонный стол, подперев голову руками. В висках стучало, его снова начал мучить зуд. Все тело горело, острая боль пронзила его, когда он снова расцарапал раны на ладони. Закрыв глаза, он прижался щекой к столу. Постарался слиться с тишиной, отогнать навязчивое чувство, что что-то пытается забраться ему под кожу.

Голубое платье. Оно промелькнуло под его опущенными веками. Исчезло и снова вернулось. Ребенок у нее на руках. Почему он не мог увидеть лицо ребенка? Оно было лишено очертаний, он ничего не мог различить. Видел ли он когда-нибудь это лицо? Или его безграничная любовь к ней заслоняла ребенка? Он уже не мог вспомнить, все это было так давно.

Слезы закапали сами собой, и вскоре на столе образовалась небольшая лужица. Потом в груди забились, вырываясь наружу, рыдания, и вскоре все его тело сотрясалось. Кристиан поднял голову. Он должен отогнать эти картины, иначе просто разорвется на части. Уронил голову на стол, изо всех сил ударившись щекой. Чувствуя кожей деревянную поверхность, снова и снова поднимал голову, с силой роняя ее на край стола. По сравнению с тем, что происходило у него в душе, эта боль была почти приятной. Однако она не помогала отогнать образы прошлого. Она по-прежнему стояла перед ним, осязаемая, живая и прекрасная, улыбаясь и протягивая к нему руку — так близко, что, казалось, еще немного, и он смог бы прикоснуться к ней.

Звуки со второго этажа? Кристиан замер, держа голову в нескольких сантиметрах от стола, — словно в фильме о его жизни кто-то нажал на паузу. Он прислушался, сидя неподвижно. Да, сверху доносились какие-то звуки, похожие на легкие шаги.

Кристиан медленно выпрямился. Все его тело напряглось. Затем поднялся со стула и, стараясь ступать как можно тише, двинулся к лестнице. Держась за перила, прижался к стене, зная, что там ступеньки скрипят меньше. Что-то промелькнуло в поле зрения, пронеслось мимо в верхнем холле. Или ему все это показалось? Теперь все исчезло — в доме царила полная тишина.

Ступенька скрипнула под ногой, и он затаил дыхание. Если Она там, наверху, то теперь Она знает, что он идет к Ней. Ждет ли Она его? Он почувствовал, как его заполняет странное чувство спокойствия. Семья далеко. Им Она уже не сможет навредить. Остался только он — и теперь все решается между ними двумя, как и было с самого начала.

Детский плач. Ребенок ли это? Звук раздался снова, но теперь он походил на все те звуки, которые издает сам по себе старый дом. Медленно сделав еще несколько шагов, Кристиан добрался до второго этажа. В холле было пусто. Единственный звук, который до него доносился, — это его собственное дыхание.

Дверь в детскую стояла нараспашку. Внутри царил ужасный беспорядок. Криминалисты тоже поработали там, так что теперь по всей комнате остались горки черного порошка для снятия отпечатков пальцев. Кристиан уселся на пол, глядя на буквы на стене. На первый взгляд красная краска очень напоминала кровь. «Ты их не заслуживаешь».

Он знал, что Она права, — он их не заслуживает. Кристиан продолжал смотреть на надпись, чувствуя, как она вонзается в сознание. Он все исправит. Только он сможет это сделать. Кристиан еще раз прочитал про себя послание. Ей нужен только он сам. И он вдруг понял, где Она хотела встретиться с ним. Он даст ей то, чего Она добивается.

— Итак, мы быстро собрались снова, — проговорил Патрик, потянулся за рулоном бумажных полотенец, стоявшим на столе, и вытер лоб. Пот лил с него ручьями, он чувствовал себя совсем не в форме. — Ситуация следующая: Кеннет Бенгтссон в больнице, Йоста и Мартин сейчас расскажут подробнее, — он кивнул в их сторону. — Кроме того, ночью кто-то проник в дом Кристиана Тюделя. Неизвестный не нанес никому физических повреждений, но оставил надпись красной краской на стене в детской. Вся семья пребывает в шоке. Мы имеем дело с человеком, не имеющим тормозов, — он может быть опасен.

— Само собой, я очень хотел бы принять участие в срочных выездах, — проговорил Мелльберг, откашлявшись. — Но, к сожалению, меня не проинформировали.

Патрик решил проигнорировать его комментарий и продолжал, глядя на Аннику:

— Тебе удалось собрать какие-нибудь сведения по поводу Кристиана?

Анника заколебалась.

— Отчасти да, но мне хотелось бы сначала кое-что перепроверить.

— Хорошо, перепроверь, — кивнул Патрик и повернулся к Йосте и Мартину: — Что вам удалось узнать от Кеннета? Как он себя чувствует?

Мартин бросил вопросительный взгляд на Йосту, который кивнул ему, чтобы он начал рассказ.

— Его травмы не угрожают жизни, но, по словам врача, ему просто невероятно повезло. Куски стекла глубоко вошли в тело на руках и ногах, и попадись на их пути какой-нибудь крупный сосуд, Кеннет умер бы на месте.

— Встает вопрос, чего добивался злоумышленник. Хотел ли он — или она — лишь нанести Кеннету повреждения или это все же покушение?

Никто не пытался ответить на вопрос Патрика.

— Кеннет сказал, что каждое утро выходил на пробежку в одно и то же время по одному и тому же маршруту. В этом смысле мы можем отнести к кругу подозреваемых всех жителей Фьельбаки.

— Однако мы не можем с достоверностью считать, что злоумышленник из этих мест, — вставил Йоста. — Это может быть и гастролер.

— Тогда откуда этот человек мог знать об утреннем ритуале Кеннета? — возразил Мартин. — Разве это не указывает на то, что он живет здесь?

Патрик задумался.

— Нет, мы все же не можем исключить возможности, что это приезжий. Достаточно понаблюдать за Кеннетом пару дней, чтобы заметить — он человек привычки. А что сказал сам Кеннет? У него есть какие-нибудь идеи по поводу того, кто стоит за этим?

Йоста и Мартин переглянулись, но на этот раз слово взял Йоста.

— Он утверждает, что понятия не имеет. Но у нас с Мартином возникло чувство, что он лжет. Ему что-то известно, но по какой-то причине он предпочитает это скрывать. Он упомянул «ее».

— Серьезно? — переспросил Патрик. Глубокая морщина пролегла у него между бровей.

— У меня такое же ощущение, когда я разговариваю с Кристианом, что он что-то недоговаривает, — продолжал он. — Но что это может быть? Они, как никто, должны быть заинтересованы в раскрытии дела. В случае с Кристианом его семья тоже оказалась в опасности. А Кеннет убежден, что его жену убили, хотя мы пока не получили подтверждения, что дело обстояло именно так. Так почему же они отказываются сотрудничать?