Запах соли, крики птиц

— Э, охолони, — сказал Калле, прислоняясь к мойке. — Они ведь угрожали запретить съемки, если все промолчат. А тебе, похоже, больше всего хотелось спасти собственную шкуру. Ты не имеешь права тащить в дерьмо остальных.

— Ты что, не сечешь, они же только блефовали! Да в жизни бы они не закрыли единственное, что привлекает к ним хоть чуточку внимания. Они, блин, живут этим!

— В любом случае, я не считаю Мехмета виноватым. Если бы я видел, как ты брала дневник, я бы тоже сказал.

— Не сомневаюсь, жалкий трусишка, — ответила Тина. Она так разозлилась, что державшие поднос руки дрожали. — Твоя беда в том, что ты все время болтаешься по дорогим кабакам Стокгольма и думаешь, что это и есть жизнь — размахивать папашиными кредитками, ни хрена не делать и только паразитировать на всех остальных. Сплошная патетика, блин! И ты еще смеешь объяснять мне, что правильно, а что нет! Я, по крайней мере, хоть чем-то занимаюсь, куда-то стремлюсь, пытаюсь чего-то добиться в жизни! У меня есть талант, что бы там ни говорила эта проклятая Барби!

— Ах вот где больная мозоль, — усмехнулся Калле. — Она написала что-то о твоей так называемой карьере певицы, а ты такая мелочная дрянь, что решила раскрыть ее душу прессе. Она сказала то, что думают все, и ты не смогла этого пережить.

— Она все время врала, проклятая сука! Сказала мне, что не говорила остальным, будто из меня ничего не получится и я совершенно бесталанна. Она наврала мне, что никому такого не говорила, клялась, что это чья-то злобная выдумка, уверяла меня, что это ложь, кто бы ее ни распространил. А потом я увидела, что она так и написала в дневнике, значит, все было правдой! Она, конечно же, так считала и наверняка натрепала всякой мерзости про меня остальным.

Один из бокалов опрокинулся и скатился с подноса на пол: осколки стекла разлетелись на несколько метров.

— Блин, — прошипела Тина и поставила поднос с оставшимися бокалами, потом взяла веник и стала сметать осколки в кучу. — Да пошли вы все!

— Послушай, — спокойно сказал Калле. — Я никогда не слышал от Барби про тебя ни одного дурного слова. Насколько я знаю, она тебя только подбадривала, да ты и сама говорила об этом на последний встрече с Ларсом. Помнится, даже пускала крокодиловы слезы.

— Думаешь, я такая идиотка, что просто так поливаю грязью покойницу? — спросила она, подметая последние осколки.

— Что бы она там ни написала в дневнике, тебе не стоит ее за это осуждать. Она ведь написала чистую правду. Ты поешь отвратительно, и на твоем месте я бы уже начал составлять заявление в «Макдоналдс». — Он засмеялся и бросил беглый взгляд на камеру.

Тина швырнула веник на пол и быстро подскочила к нему.

— Ты бы лучше попридержал язык, Калле, — прошипела она, оказавшись с ним лицом к лицу. — Ведь не только ты один слышал то, что говорилось тем вечером, когда она умерла. Ты с ней тоже обошелся довольно круто. На тему о том, что она натрепала, будто твоя мать покончила с собой из-за папаши. Она тогда тоже утверждала, что не говорила этого. На твоем месте я бы лучше заткнулась.

Она взяла поднос и вышла с ним в ресторанный зал. Калле остался стоять с мертвенно-бледным лицом. Он прокручивал в голове обвинения и ругательства, которыми осыпал Барби в тот вечер. Ему вспомнился ее непонимающий взгляд, полные слез глаза и заверения в том, что она не говорила и никогда бы не могла сказать ничего подобного. И самое ужасное, он не мог отделаться от ощущения, что ее заверения были искренними.

— Патрик, у тебя есть минутка? — Анника умолкла, увидев, что он разговаривает по телефону.

Он поднял палец в знак того, чтобы она подождала. Разговор, похоже, подходил к концу.

— О'кей, договорились, — сердито сказал Патрик. — Мы получаем доступ к дневнику, а вы первыми получаете информацию, когда поймаем преступника. Если поймаем.

Он швырнул трубку и повернул к Аннике измученное лицо.

— Проклятые кретины, — выразительно произнес он и вздохнул.

— Журналисты из вечерней газеты? — спросила Анника, садясь.

— Так точно. Я официально заключил договор с дьяволом. Вероятно, дневник можно было заполучить и без этого, но тогда потребовалось бы слишком много времени. Мы с ними торгуемся уже три дня. Пусть уж лучше будет так. Придется выдать им то, что причитается.

— Да, — произнесла Анника, и Патрик только тут заметил, что она с нетерпением ждет возможности что-то сказать.

— А что у тебя?

— Запрос, который я разослала в понедельник, дал результаты, — ответила она, не в силах скрыть удовлетворение.

— Уже? — удивился Патрик.

— Да, вероятно, внимание прессы, в данный момент прикованное к Танумсхеде, сыграло нам на руку.

— Что же ты получила? — В его голосе появились нотки волнения.

— Возможно, еще два случая, — ответила она, просматривая свои бумаги. — По крайней мере, то, как они умерли, совпадает на сто процентов. И… — она помедлила, — в обоих случаях обнаружили ту же вещь, что вы нашли у Расмуса и Марит.

— Вот черт, — произнес Патрик, откидываясь на спинку кресла. — Рассказывай дальше, выкладывай все, что у тебя есть.

— В первом случае дело происходило в Лунде. Шесть лет назад там умер мужчина лет пятидесяти. Он был алкоголиком, и, хотя у них остались некоторые вопросы относительно его ран, было решено, что он просто допился до смерти. — Анника посмотрела на Патрика, и тот показал, чтобы она продолжала. — Вторая смерть случилась десять лет назад. На этот раз в Нючёпинге. Женщина лет семидесяти. Ее смерть расценили как убийство, но раскрыть его так и не смогли.

— Значит, еще два убийства, — заключил Патрик, чувствуя, что начинает осознавать масштаб предстоящей работы. — Следовательно, мы имеем четыре убийства, которые, судя по всему, связаны между собой.

— Да, похоже на то, — согласилась Анника, сняла очки и стала крутить их в руках.

— Четыре убийства, — обессиленным голосом повторил Патрик. На его лице серой пеленой лежала печать усталости.

— Четыре плюс убийство Лиллемур Перссон. Я считаю, что мы достигли предела наших возможностей, — серьезно заметила Анника.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Патрик. — Ты полагаешь, что мы не справимся с расследованием? Считаешь, что надо обращаться в государственную уголовную полицию?

Он задумчиво посмотрел на нее, в глубине души сознавая, что она, возможно, права. С другой стороны, ведь они имеют полный обзор и могут соединить все кусочки пазла. Конечно, потребуется сотрудничество между регионами, но ему все-таки верилось в то, что они достаточно компетентны, чтобы держать все ниточки в своих руках.

— Начнем разбираться, а там увидим, понадобится нам помощь или нет, — решил он, и Анника кивнула. Как Патрик сказал, так тому и быть.

— Когда ты собираешься изложить все это Мельбергу? — спросила она, помахав своими записями.

— Как только поговорю с теми, кто отвечал за расследования в Лунде и Нючёпинге. Координаты у тебя с собой?

Анника кивнула:

— Я оставлю записи у тебя. Там есть все, что тебе потребуется.

Он посмотрел на нее с благодарностью. Уже в дверях она задержалась.

— Значит, серийный убийца? — спросила она, едва веря собственным ушам.

— Похоже, что так, — ответил Патрик. Потом поднял трубку и начал звонить.

— Как у тебя тут симпатично, — сказала Анна, осматривая первый этаж дома.

— Ну, пожалуй, чуть пустовато. Пернилла забрала с собой половину вещей, и я… я еще не успел их заменить. А теперь в этом, похоже, нет особого смысла. Мне все равно придется продавать дом, а в квартиру особенно много не втиснешь.

Анна посмотрела на него с сочувствием.

— Это тяжело, — сказала она, и он кивнул.

— Да, тяжело. Хотя по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе….

Анна улыбнулась.

— Не волнуйся, я не жду, что все теперь будут сравнивать свои неприятности с моими. У каждого свои проблемы, и вовсе незачем делать из меня мерило того, на что можно жаловаться, а на что нет. Я это прекрасно понимаю.