Игра на опережение

— На мой взгляд, они опять спешили.

— Кто «они»? Забельский? — почти в один голос спросили Шаравин и Турецкий.

— И те, и другие. Им нужно было срочно продать

Забельскому этих ребят. Но не для их освобождения из плена, как вы понимаете. А для нашей впечатлительной общественности обязательно нужно, чтобы сыновей встретили обрадованные матери, у которых никого больше на свете нет. И чтобы на всю страну показали их слезы признательной благодарности к благодетелю. Для этого нет лучше матерей-одиночек.

— Тебе самому здесь все понятно?

— Трудно сказать. Климов еще рассказал много интересного. После Хасавюрта он вместе с другими русскими рабами работал на прокладке трубопровода в сторону грузинской границы. И не раз видел там Ансара, который всем там распоряжался. Время от времени работы прекращались, не хватало средств, но не на зарплату, как вы понимаете, а на трубы и оборудование для насосных станций. Потом деньги появлялись, и работы продолжались. Когда снова началась война, стали покупать новейшее оружие. Я спросил у Климова, может ли он назвать по датам, когда это происходило? Он назвал по памяти. Я потом в самолете прикинул: получается, трубы, а потом оружие появлялись после того, как Забельский встречал на аэродроме очередного выкупленного им пленного.

— Как ты думаешь, этот Климов готов дать такие же показания под протокол? — спросил Турецкий.

— Думаю, да. Ему очень хочется с ними поквитаться. И потому он охотно и с подробностями обо всем рассказывал.

— Спасибо… — поблагодарил Турецкий.

Колобов уже собирался ехать в «заимку», где отдыхал Михаил Рощин, когда ему позвонил Всеволод Муромов из службы охраны.

— Федор Андреевич, этот Грязнов из «Глории» вчера вечером вернулся из своего пансионата в Карелии, причем раньше времени.

— Да? А ты знаешь, что его там вообще не было?

— Не понял… Как такое может быть? Терентьев утверждает: своими глазами видел, как он садился в поезд…

— Верно, садился, — хмыкнул Колобов. — А потом из него вылез на ближайшей станции. И с тех пор его не видели.

— Получается, он знает, что его пасли? — озадаченно пробормотал Муромов.

— Спроси что-нибудь полегче. А сейчас извини. Мне надо срочно ехать.

Отключив сотовый, Колобов прошелся по кабинету. Кажется, до прямого столкновения с прокуратурой осталось совсем немного. Мало того что они ведут дело по убийству Бородина. Они еще затребовали дело на Рощина. Вчера выяснилось, что они же сделали запрос на телефонный узел: на каком основании прослушивались разговоры Сивцовой с сестрой перед ее гибелью… Уже обложили со всех сторон. Поэтому надо бы поспешить. Надо их снова опередить, чтобы прийти первыми к финишу. А победителей не судят.

Только он собрался уходить, позвонил Агеев:

— Федя, срочно бросай все и заезжай ко мне в «контору»! Есть неотложный разговор.

Колобов появился у бывшего подчиненного ровно через сорок минут.

— Что опять стряслось? — спросил он, ответив на рукопожатие.

Агеев достал из бара початую бутылку армянского, пять звездочек, коньяка, вопросительно посмотрел на бывшего начальника.

— Налить?

Колобов кивнул, показал полпальца.

— Федя, мне только что сообщили от наших друзей с Петровки. Словом, наши из прокуратуры уже успели там побывать, представляешь? И уже потолковали со следователем Озеровым, который вел его дело.

— На предмет? — Колобов опрокинул в себя стопку.

— Будто не знаешь. Их интересует наш друг Миша и все, что с ним связано.

— Дело они вам уже передали?

— Да. Но наше начальство сейчас договаривается с прокуратурой о совместном расследовании. Вот что плохо. У нас на все неделя, не больше. Пока из прокуратуры пришлют к нам запрос, пока мы его рассмотрим и дадим ответ.

— Это ладно, — поморщился Колобов. — Ты мне одно скажи: все, что было связано с пальбой, когда Миша шлепнул Севрюгу, это серьезно?

— Ты же понимаешь, в связи с каким делом Миша им на самом деле нужен. Им на самом деле нужен Забельский. А значит, и ты.

— Да уж, Миша, к сожалению, здесь прокололся, — покачал головой Колобов. — И, похоже, они теперь с него с живого не слезут…

Агеев вздохнул:

— Боюсь, они и с мертвого не слезут. Лучше скажи, ты мои последние материалы получил?

— Да, и отдал их Григорию Ивановичу, — уклончиво ответил Колобов, глядя в сторону. — Пока он мне ничего не ответил. Думает… Спасибо за ценную информацию, мне нужно ехать.

— И сколько ждать?

— Андрей, я не знаю, как тебе это объяснить, чтобы ты не обиделся. Только между нами. Неужели тебе нужно объяснять, как опасно работать одновременно на двоих олигархов? Это только кажется, что они вечные и закоренелые враги. Это люди другой породы. Кроме интересов, их ничто не привязывает. Поэтому, как бы они ни враждовали, в критической ситуации они всегда могут договориться и найти общий язык. Вопрос: за счет кого? Или, скажем так, кого они на этот раз принесут в жертву, чтобы укрепить свой союз?

— Хочешь сказать, в роли жертвенного барашка оказался я? — настороженно спросил Агеев.

— Это ты сам сказал… — тихо ответил Колобов.

— И что бы ты на моем месте делал?

— Чтобы быть на твоем месте, я должен обладать всей полнотой твоей информации. — Колобов снова взглянул на часы.

— По-моему, ты ею уже обладаешь…

— Если ты признаешь, что я уже знаю все, — терпеливо сказал Федор Андреевич, — значит, я знаю и то, в чью пользу свой выбор ты уже сделал.

— И я даже догадываюсь, кто на меня стучит, — сухо сказал Агеев. — Ты понимаешь, о ком я сейчас подумал?

Колобов промолчал, глядя в сторону. Взял в рот дольку лимона, пожевал.

— Все понятно, вот она, благодарность облагодетельствованного тобой подчиненного… — пробурчал Андрей Семенович. — Согласись, я тебе никогда не отвечал чем-то подобным за твою заботу, когда ты меня двигал.

И напрасно двигал, подумал Колобов.

— Не отвечал, — согласился он вслух. — И потому я с тобой еще разговариваю.

— Федя, ты же знаешь, я Мишу вытащил из ментов к нам в «контору»! Я везде его выдвигал, всем помог и добился передачи нам уголовного дела о двойном убийстве… Другой бы в знак признательности… Что ты молчишь?

— Любой двойной агент рано или поздно должен выбрать кого-то одного из своих хозяев, — ответил Колобов. — Миша Рощин сделал это вовремя, ты выбирал слишком долго. И потому прогадал.

— И давно Рощин стал работать на тебя? — сощурился Агеев.

— Не в этом дело. Когда ты делал свой выбор, для тебя было главным, как бы снова не оказаться в моем подчинении. Я прав?

Андрей Семенович недовольно засопел, но промолчал.

— И потому ты поставил не на ту лошадь.

— Дело не в лошадях… Скажи проще: я погнался за двумя зайцами, — мрачно сказал Агеев. — Федя, ты мне так и не ответил: что на моем месте ты бы предпринял.

— Постарался бы исправить возникшую ситуацию, — ответил Колобов. — Это тебе по силам?

— Если только при твоем непосредственном содействии, — сощурился Агеев.

Колобов вышел от него через десять минут, а еще через полтора часа после езды сначала по широкой автостраде Минского шоссе, потом по узкому, гладкому шоссе, огражденному высокими соснами, приехал в «заимку».

Там у входа в небольшой деревянный дом с просторной и светлой террасой его встретила улыбающаяся, с ямочками на румяных щеках молодая хозяйка «заимки» в кокетливом белом халатике.

— Аня, он здесь? — негромко спросил Федор Андреевич, поцеловав ее в одну из ямочек. — Надеюсь, моя команда пришла вовремя?

— Еще бы… — Ее приветливая улыбка сменилась на томную. — Такой мужчина… У нас такого еще не было. Девочки совсем расстроятся.

— Все отменяется. Я его забираю от вас, — сказал он.

— Тогда присылай его к нам почаще, — подмигнула она ему. — Идем, посмотришь на этого жеребца. Ему Танечка как раз делает свой массаж.

Они подошли к окну, выходящему в массажную — просторную, светлую комнату. Там массажистка — полненькая, крашеная брюнетка в коротеньком халате с глубоким вырезом — легко и без нажима растирала пальчиками голую и влажную спину стонущего от наслаждения Рощина.