Предательство в Неаполе

— Обо мне вспоминал? — Во мне заговорил мелкий эгоист.

— Заявил, что с тобой мне по крайней мере будет не так одиноко.

— Как по-твоему, он что-нибудь подозревает?

— Откуда я знаю! — Луизе не по себе.

— Можем на том и покончить, — говорю я, — возьмем и попросту забудем, что это вообще было. — И только произнеся эти слова, я понимаю, что считаю само собой разумеющимся продолжение нашей связи, во всяком случае, пока я в Неаполе. Вот бы Луиза хоть намекнула, что чувствует то же самое!

— Может быть, — отвечает она. — Боже, до чего же мне тошно! — Луиза сутулится и смотрит на меня. — А ты? С тобой все в порядке?

— Не знаю, что и подумать.

Луиза отводит взгляд и глухо выговаривает:

— Ведь это же не то, чтобы спать с первым встречным? Тогда было бы хуже, ведь правда?

— Сомневаюсь, чтобы Алессандро так же считал. Он, может, думает, что для тебя на свете нет ничего хуже, чем переспать со мной. Мы все стали такими добрыми друзьями.

— Не говори так. Пожалуйста. — У Луизы на лице ужас. — Может, нам действительно надо забыть, что это вообще случилось, как ты предлагал.

— Если тебе угодно.

— А тебе что угодно?

— Я на это отвечать не стану.

Луиза не настаивает.

— Во всяком случае, завтра он вернется, и все будет по-прежнему. Мы втроем. Он просил сообщить тебе, что мы все едем в Равелло.

— Вот здорово, — говорю я без особого восторга.

Ужинаем мы в ресторанчике в Пиано-де-Сорренто, занимая друг друга пустяковыми разговорами, дабы не делиться бесконечно своими чувствами, гадать, что же нам теперь делать, и прочее. К одиннадцати часам мы снова в норме: друзья-любовники какие ни на есть, возбужденные, подвыпившие. Через городок мы бредем хохоча. Нам приходит безумная идея проникнуть в ресторан, где идет какое-то торжество. Луиза словно родилась итальянкой, я же немного не в своей тарелке. Луиза заявляет, что хочет танцевать. Я только плечами пожимаю и наконец выдавливаю «Si, si» в ответ на приглашение к танцу. Торжество семейное, день рождения. Славные, явно среднего достатка итальянцы, не гангстеры и не интеллектуалы. Поразительное дело: как только нас приняли в компанию (а для этого потребовались длительные уговоры Луизы), так сразу встречают как старинных друзей, обнимают и целуют, усаживают за стол и потчуют всякой всячиной. Десерт. Cannoli. Я ем с аппетитом, поглядывая на площадку для танцев, на которой народу немного. Как и в Англии, молодые девицы танцуют с мужчинами, которые годятся им в отцы. Музыка — нечто европейское, с привкусом хэви-метал. Несмотря на это, Луиза на месте не сидит и рвется танцевать. Нам подают но стакану граппы. Я залпом осушаю свой. Замечаю, что кое-кто зовет Луизу по имени.

— Ты их знаешь?

— Нет, но они меня знают. Они знают Алессандро.

— Не подумают они, почему это мы с тобой вместе и в таком виде?

— Скажут, что у нас история вышла…

— Что они скажут?

— Так здесь говорят. Не «роман» или «связь», a «una storia». История у нас вышла.

Я слишком пьян, чтобы вникнуть в ее слова, но все же мне это удается. Мне нравится, если говорить о нас будут именно так.

— Вставай, пойдем потанцуем, — зовет Луиза, поднимаясь со стула.

Я тащу ее за руку обратно:

— Обещал потанцевать — значит, потанцуем, только надо выждать немного, когда на нас пореже будут обращать внимание.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Она, похоже, удовлетворена. Но проходит всего несколько минут, как площадка заполняется танцующими — и мы уже на ногах. Правда, за это время я — к удивлению хозяев — умудрился опрокинуть еще три стаканчика граппы.

— Итальянцы помногу не пьют, — шепчет мне на ухо Луиза, когда мы довольно неловко подстраиваемся под ритм музыки.

Я вижу, Луизе хочется просто танцевать, а не обязательно со мной. Я отступаю, верчусь на месте и прыгаю изо всех сил. На фоне других мужчин я неуклюж. Итальянцы танцуют хорошо: отлично держат равновесие, руки выразительные. Ритм я улавливаю — не знаю только, что мне с ним делать. Луиза улыбается, от удовольствия у нее разгорелись глаза. Время от времени она хватает меня за руку и мы танцуем парой. Выпитая граппа избавляет меня от скованности, и, когда Луизе хочется, наш танец приобретает эротический характер. Интересно, что подумал бы об этом Алессандро, если бы появился здесь? Интересно (мне по крайней мере), что думают окружающие, люди, которые знают его. Оглядываю зал. Никто на нас внимания не обращает. Большинство бурно беседуют, спорят, жестикулируют так же искусно и выразительно, как и танцующие.

Минут через пятнадцать я, извиняясь, оставляю Луизу и возвращаюсь за стол. Она смотрит на меня с выражением тоскливой покинутости, но тут же закрывает глаза и продвигается в центр маленькой площадки. Разные люди подходят ко мне. Мы смеемся над тем, что я inglese. И совсем не говорю на italiano. Снова и снова выслушиваю я, какая синьора Масканьи bella, bella. Старики подносят к губам сведенные кончики пальцев и, чмокнув, тут же разводят их — старинный знак преклонения перед красотой. Похоже, меня поздравляют с тем, что мне досталась такая женщина. Я вполне пьян, чтобы подыграть: меня так и распирает от гордости. В этот вечер Луиза моя. Имя Алессандро поминается то и дело, но к чему — не могу сказать.

Луиза без сил опускается на стул рядом со мной.

— Вот это было здорово.

— Мы идем?

— Только водички попью.

Наливаю Луизе стакан. Она выпивает воду до дна.

— Ну как, хорошо день провел? — спрашивает Луиза, будто мы сходили в Диснейленд.

— Можно и так сказать.

— Мило получилось, правда? — И с этими словами она наклоняется и целует меня. Поцелуй пьяной страсти. Ее язык пролез ко мне в рот. Луизе откровенно плевать, смотрят ли на нас. Я отстраняюсь:

— Господи, Луиза, нам следует быть осторожнее.

— Тогда не целуй меня… совсем никогда. — Опьянение делает ее задиристой.

Мы смотрим друг другу в глаза.

— Испугался, — выговаривает она. — А я нет. Если ты меня сейчас же не поцелуешь, то больше до меня не дотронешься, — говорит Луиза раздраженно и обидчиво и умолкает в ожидании: ей нужен ответ или хоть какая-то моя реакция.

— Ты пьяна, — отвечаю я, озираясь вокруг. Вот теперь на нас смотрят. Наша размолвка — открытая книга для ясновидящих соррентийцев. — Народ смотрит. — Надеюсь, что это приведет ее в чувство.

— Стыдно поцеловать меня на людях?

Что делать? Поцеловать ее прямо сейчас, да еще так, как она хочет, — большой риск, ведь эти люди знают Алессандро. Только оказывается, я больше боюсь, что Луиза исполнит свой ультиматум, если я ее не поцелую.

Я обнимаю и целую ее.

Раздаются аплодисменты, которые действуют на нас отрезвляюще. Она отталкивает меня.

— Нам пора домой.

Мы бредем на нетвердых ногах и, шатаясь, виснем друг на друге, как на подпорках, но от этого только хуже: один покачнется и тащит за собой другого. И только уже входя в дом, начинаем приходить в себя. Я уверен, что Алессандро уже вернулся, Луиза утверждает, что нет. Хочу осмотреть дом, но она советует не глупить. Садимся на кухне за стол и пьем воду.

— Ты здорово рисковала в этом ресторане.

— Не желаю об этом говорить, — твердо заявляет Луиза.

Я киваю. Она продолжает:

— Я хочу спать с тобой, но безо всякого секса. — В словах ее слышится сожаление.

— Так ведь Алессандро завтра утром вернется. А если он приедет рано?

Луиза вперяет в меня такой же взгляд, как недавно в ресторане. Ей не нужны никакие возражения. Она знает, что делает или хотя бы что должна делать.

Лучше было бы мне это знать.

— Не приедет, — говорит Луиза, успокаивая меня. — В любом случае я проснусь рано и перейду к себе.

— А если не успеешь? — Мы прямо как подростки, чей отец — Алессандро — должен вернуться только утром.

— Оставим жалюзи открытыми, вот свет нас и разбудит.

Поднимаемся по лестнице, заходим в мою комнату. Луиза исчезает на минуту-другую и возвращается уже в пижаме. Залезаем в постель и укладываемся в той же позе, что и днем: Луиза прижимается ко мне спиной, обвивает мои руки вокруг себя.