Предательство в Неаполе

Я киваю, все еще дожевывая кусок хлеба.

Луиза уходит обратно к своему валуну, молниеносным движением — стоя спиной ко мне — сбрасывает полотенце, расстилает его и ложится. На этот раз солнце мешает мне смотреть. Наполовину ее длинное стройное тело скрывает тень, а другая половина золотится, освещенная солнцем. Эта женщина завораживает. Подмывает броситься к ней, лечь нагим рядом с ней на камень. Но я остаюсь на месте, рассеянно разглядываю кроссворд, пишу первые пришедшие на ум слова, не заботясь, подходят они или нет. Потом во всех незаполненных клеточках рисую чертиков, какие-то каракули. Время тянется. Прямо-таки пытка: сидеть тут, в полутора десятках шагов от Луизы. Пытаюсь представить себе Алессандро в Риме: он полностью захвачен подробностями дела с отставкой правительства, а в понедельник ему придется принять решение по суду над девятью гангстерами. Интересно, хватает ли у него времени подумать о том, насколько сильно вожделею я его жену? Что бы он сказал, например, увидев нас обнаженными посреди камней?

Если Алессандро доверяет Луизе, то, пожалуй, мог бы гордиться своей привлекательной женой. Только верит ли он ей? Верит ли он мне? На мой взгляд, в подобных ситуациях вполне достаточно доверять кому-то одному. Для того чтобы Луиза переспала со мной, я тоже должен быть готов обмануть ее мужа. Спрашиваю себя: заслуживаю ли я доверия со стороны Алессандро? Об этом я как-то не думал. Дружба наша, положим, недавняя, но она нас уже связывает. Ему нравлюсь я, а он нравится мне. И невзирая на разницу в возрасте, жизненном опыте, занимаемом положении, он проявляет ко мне интерес с той же искренностью, которая, похоже, является неотъемлемой частью его натуры. Итак, могу ли я обмануть такого человека с его женой? Если вопрос поставить именно так, то ответ один: разумеется, нет.

С другой стороны, если отрешиться от формальностей, Луизу не назовешь женой в полном смысле этого слова. Она даже не бывшая подружка, которую я когда-то любил. За последние несколько недель Луиза настолько решительно заявила о себе как о самостоятельной личности, что заставила меня усомниться в том, кто же такой я сам. В сравнении с ней все вокруг выглядело гораздо менее реально. Даже Алессандро — при всех его манерах патриция и взрывной судейской раздражительности — теперь проигрывает рядом с ней. Луизе оказалась присуща недостижимая уверенность тех счастливчиков, чьи разум, тело, дух находятся в совершенной гармонии с их представлением о самих себе, и это — ее несомненная психологическая победа.

Итак, вопрос остается: решился бы я переспать с Луизой? И ответ таков: это зависит от нее. Или, выражаясь более высоким языком, ее воля будет мне законом. Мое бездействие вряд ли можно объяснить самообладанием, оно всецело связано с отсутствием благоприятной возможности пасть жертвой страсти. Я чувствую себя мужем, который пытается убедить жену в своей супружеской верности, основываясь на том, что ему ни разу не выпадало случая нарушить ее.

Я подаю голос:

— Нам в воду еще не пора?

— Я тебя не слышу. — Ее голос тих, приглушен, едва слышен сквозь мягкий плеск волн о камни. Я непроизвольно встаю, чтобы получше слышать ее. Вижу Луизу, обнаженную, распростершуюся на валуне. На холодно-сером фоне ее тело приобрело кремовый оттенок. Медленно повернувшись, она смотрит на меня.

— Подсматриваем, да? — бормочет Луиза, словно пробуждаясь ото сна.

Не знаю, что и сказать. Я стою не шевелясь. Нельзя не заметить, как топорщится полотенце, повязанное вокруг моих бедер. Я жду, что скажет Луиза, и, по правде говоря, мне хочется, чтобы она приказала сбросить полотенце и обнажить перед ней напрягшийся член. Я даже немного горжусь тем, как действует на меня созерцание Луизы. Надеюсь, она все понимает. Эротические фантазии со скрипом ворочаются в моей голове, но это всего-навсего разговор, который я веду с самим собой.

Я роняю полотенце. Возбужденный член пружинисто подскакивает вверх. Выждав немного, я иду к морю.

Луиза смотрит с валуна. Я жестом приглашаю ее в воду и отворачиваюсь. Слышу позади себя всплеск. Плывем в молчании, не сближаясь. Сильное течение относит нас от берега. Хочется отдаться этому течению. Пусть несет меня к Капри, еще дальше — к Сицилии, Северной Африке. «Сколько времени пройдет, пока не наступит конец», — думаю я. Немного. Считается, что смерть будет легкой, если, начав тонуть, не сопротивляться: безболезненное и быстрое возвращение в утробу.

Луиза окликает:

— Собираешься возвращаться?

— А ты? — спрашиваю я.

Она машет мне из воды.

Вылезаю на валун, беру полотенце и плотно заворачиваюсь в него, потуже затянув у пояса. Потом встаю на валун и держу полотенце для Луизы, отвернувшись в сторону. Не давая ей опомниться, сам оборачиваю полотенце вокруг ее тела, просунув свои руки ей под мышки и затянув полотенце возле груди. Мгновения самой интимной близости с тех пор, как я повстречал Луизу в Неаполе. Она быстро целует меня в губы. Я не успеваю ответить, а Луиза уже собирает наши пожитки в пляжную сумку и заявляет, что переодеваться нам ни к чему, на шоссе можно не выходить. И вот мы уходим, протискиваясь между скалами и взбираясь вверх к городку. Обратный путь дается тяжело: полуденное солнце не знает пощады, тени нет нигде, земля камениста и выжжена.

В дом входим со стороны лимонной рощи. На кухне садимся за стол и пьем воду, холодную как лед. Волосы у Луизы влажные, а губы сухие и слегка потрескались.

— Пойду послушаю автоответчик, — говорит она, вскакивает и исчезает в коридоре. Слышу искаженный электроникой голос Алессандро, потом молчание, потом голос Луизы. Они с Алессандро разговаривают по-деловому, в ее словах нет мягких и ласковых ноток, уверений, как сильно она скучает, как сильно любит его. Луиза возвращается на кухню.

— Он вернется завтра утром.

— Что происходит?

Она пожимает плечами.

— По-моему, самое время для сиесты.

Мы поднимаемся по лестнице и останавливаемся у моей двери.

— Я только пойду душ приму, а потом загляну к тебе.

Я цепляюсь пальцем за край полотенца, крепко стянутого у нее на груди, и привлекаю ее к себе. Луиза мягко вырывается и отступает назад.

— Душ прими, — повторяет она.

В душе я времени не теряю. Быстро смываю засохшую на коже соль. Промываю волосы, ставшие жесткими от грубой морской воды. Из ванной мне видна дверь в спальню. Она закрыта. Выключив душ, слышу, как плещется Луиза. Вытираюсь насухо и ложусь в постель. Даже под одной простыней слишком жарко. Я стараюсь улечься так, чтобы живот мой казался плоским. Член затвердел, даже саднит. Срываю простыню и снова набрасываю ее на себя, опустив пониже, чтобы не задохнуться. В комнате слишком много света. Опускаю жалюзи. Теперь солнце, преломляясь в прорезях, бьет вниз. Жалюзи похожи на большую терку, о которую крошится солнечный свет, начиняя комнату желтым сиянием.

У Луизы в комнате затих душ. А может быть, она передумала? Может, в ней возобладали такие чувства, как преданность, ответственность и здравый смысл? Винить ее не стану. Как бы меня к ней ни влекло, желание мое сопряжено с тревогой, отзывающейся в животе целым клубком трепещущих бабочек и стрекоз. Сжимаю свое вздернутое достоинство в руках. Понимаю, что ничто не остановит меня, если Луиза пожелает продолжить наши игры. Здесь я бессилен. Мораль ни при чем. Алессандро ни при чем.

Время проходит, а Луиза не появляется. Я смыкаю веки, пусть глаза отдыхают от солнца. Ложусь на бок и вжимаюсь головой в мягкую подушку. Если она не придет, я усну. Мое возбуждение постепенно угасает.

Но вот входит Луиза. Я приоткрываю глаза. На ней ничего нет, кроме прозрачного халатика. Луиза улыбается и взмахом руки показывает: подвинься. Я отползаю к краю постели, и она ложится рядом, прижимаясь спиной ко мне. Затем берет мою руку и обвивает ею себя. Меж нами только моя простыня и ее халатик. Член мой упирается ей в попку. Луиза запускает руку под простыню и нащупывает мой ствол. Это попросту непрактично, потому что рука ее медлит, разжигая похоть там, где и без того пламя пышет. Впрочем, Луиза, как и я, хочет спать. Мы еще крепче прижимаемся друг к другу. Я тихонько стаскиваю халатик с ее плеч и рук. Целую Луизу в спину — и все: мы спим. Сон мой легкий и отстраненный: в постели я присутствую, но в то же время где-то витаю. Я часто пробуждаюсь, но целиком вернуться в реальность не могу. Беспрерывно ощущаю Луизу. Она спит спокойно, не шевелясь.