Месть Мориарти

Санционаре уже пожалел, что не представился бизнесменом. Конечно, он мог бы сказать, что его бизнес как раз состоит в том, чтобы запускать руку в карман как политикам, так и простым людям.

— Я занимаюсь ценностями, мистер Смит.

— Деньги? Так вы ведаете финансами? — Мориарти улыбнулся про себя — Санционаре — с виду самодовольный болван — был на деле не так уж прост.

— Да, деньгами, но и прочим тоже. Например, драгоценными камнями и металлами, предметами искусства и антиквариатом.

— Драгоценными камнями? Такими, что на шее у моей дочери?

— Прекрасное ожерелье.

— Прекрасное? — взревел Смит, обратив на себя взгляды всех обедающих. — Прекрасное? Клянусь великим Цезарем, сэр, будь вы настоящим экспертом, вы нашли бы другие слова. Это ожерелье стоит огромных денег. Целого состояния. Так вы занимаетесь камнями, да? Я бы сказал, камешками. Сомневаюсь, что вы способны отличить стекляшку от граната.

Этого Санционаре стерпеть уже не мог. В Риме он живо поставил бы зарвавшегося англичанишку на место.

— Если оно действительно стоит таких денег, сэр, — холодно заметил итальянец, — приглядывайте за ним получше. Путешествовать, выставляя напоказ столь ценную вещь, опасно. В любой стране.

Смит побагровел.

— Вы угрожаете мне, сэр?

Разговор перешел на повышенные тона, и уже некоторые пассажиры, явно шокированные происходящим, с любопытством прислушивались к этому обмену репликами.

— Я всего лишь предлагаю совет. Жаль будет потерять такую безделушку. — Люди, знавшие Санционаре, съежились бы от страха, услышав этот тон.

— Безделушку? Вот как? Карлотта, ты слышала, что он сказал? — Англичанин отодвинул стул. — Нет, довольно. Хватит и того, что меня вынудили есть за одним столом с грязным итальяшкой, так я еще должен выслушивать его угрозы. — Он помахал пальцем перед носом Санционаре. — Я видел, как вы смотрели на мою дочь. Вы все одинаковые, у вас у всех эта латинская кровь. Небось думаете, что богатая девушка — легкая добыча. Тем более англичанка.

— Сэр! — Взбешенный, Санционаре тоже поднялся, но Карлотта протянула к нему руку.

— Простите моего отца, синьор Санционаре. — Она улыбнулась, явно смущенная происходящим. — Вернуться в Италию — для него большое испытание. Столько тяжелых воспоминаний, столько напоминаний о моей матери, которую он любил всей душой. Пожалуйста, простите его.

— Вашему отцу следует быть поосторожнее. — Голос у итальянца дрожал от сдерживаемой ярости. — Будь на моем месте человек не столь миролюбивый, ему не миновать бы серьезных неприятностей.

— Карлотта. — Смит уже вышел из-за столика. — Идем. Я не позволю тебе оставаться здесь одной.

Она чуть заметно подалась вперед и прошептала:

— У меня четвертое купе, вагон «Д». Приходите после полуночи, я не хочу, чтобы у вас осталось неприятное впечатление от нашего знакомства. — С этими словами Карлотта поднялась и последовала за отцом к выходу. Щеки ее горели от смущения.

Санционаре откинулся на спинку стула. Этот Смит, душевнобольной… и уж определенно ненормальный. Устроить такую сцену. Без малейшего на то повода. А ведь обычно англичане такие сдержанные, уравновешенные. Он вздохнул и направил мысли на девушку. Шикарная, очаровательная. Приз для настоящего мужчины. Но с таким папашей в нагрузку, не велика ли цена? Нет уж, если и связываться с дьяволом, то лучше с тем, которого знаешь. У Аделы, по крайней мере, нет таких родственничков, которые и в гроб сведут. Жениться или даже просто ухаживать за Карлоттой — то же самое, что предстать одновременно перед судьей, присяжными и палачом. Санционаре не был трусом и в криминальных делах нередко проявлял отвагу и смелость, но в делах домашних предпочитал мир и покой. Или, по крайней мере, мечтал об этом. Тем не менее Карлотта предложила некую форму компенсации за грубость родителя. Заказав стакан бренди, Санционаре предался мечтам о восхитительных прелестях, которые могли ожидать его в уютном спальном купе красавицы. И чем дальше, тем больше его прельщала мысль о ночном приключении.

Преподать урок этому заносчивому Смиту. Будет ли дочь достаточной компенсацией за нанесенное оскорбление? В поезде его возможности ограничены, но, может быть, по приезде в Лондон ему удастся склонить Гризомбра и Шлайфштайна к показательному ограблению? А ожерелье подарить потом Аделе? Бизнес есть бизнес, и идея кражи в Лондоне — вкупе с возможностью поквитаться со Смитом — возбуждала его уже не меньше, чем мысль о сладких забавах с роскошной красавицей.

Оставалось только дождаться полуночи. После обеда к нему в купе наведался Бенно.

— Хотите, чтобы я посчитался с англичанином?

— Не глупи. Все произошло на публике и из-за пустяка.

— Он оскорбил вас. Я видел, как вы расправлялись с люди за меньшие проступки.

— Если с ним что-то случится в поезде, все подумают на меня. Calma, [58] Бенно, у меня вовсе нет желания привлекать к себе внимание. А планы на англичанина есть.

— И на его дочку тоже? — ухмыльнулся Бенно.

Санционаре не ответил. Зачем посвящать такую мелочь, как Бенно, в свои тайные желания? Интриг и соперничества в криминальном мире Италии хватало с избытком. Малейшая щель в броне, и твои недоброжелатели мгновенно ею воспользуются — не успеешь и глазом моргнуть, как лишишься и силы, и влияния.

Миновала полночь. Санционаре выглянул за дверь — никого. Он выскользнул из купе и, покачиваясь вместе с поездом, направился по коридору к соседнему вагону. Было полутемно, но найти купе номер четыре не составило труда.

Она ждала его, как он и представлял, — в почти прозрачном пеньюаре, под которым не было почти ничего.

— Я так рада, что вы пришли, — с очаровательной хрипотцой в голосе прошептала она. «Добрый знак», — подумал Санционаре.

— Разве мог я отказать после такого приглашения? — Он положил руку на ее запястье.

— Отец был непростительно груб. А вы невероятно терпеливы. Если бы все держались с ним так же. Здесь, в Италии, бывали случаи, когда я всерьез опасалась за его безопасность. Пожалуйста, садитесь. — Она жестом указала на расстеленную постель.

— Моя дорогая Карлотта. — Слова давались ему с трудом. — Чем я могу вам помочь? — Его рука осторожно передвинулась выше. — Ваш отец обращается с вами возмутительно бесцеремонно. Я со своей собакой не позволяю себе такого тона.

Она слегка отодвинулась.

— У вас есть собачка, синьор Санционаре? Как мило. Я всегда хотела песика.

— Это образное выражение, моя дорогая. Я желал бы помочь вам.

Он опустился на кровать, все еще держа ее за руку.

— Мне не нужна помощь, синьор Санционаре. Я лишь хотела поблагодарить вас, приватно, за проявленное понимание.

Санционаре кивнул.

— Знаю, cara mia. Я знаю, как недостает такой женщине, как вы, общества настоящего мужчины. Как трудно ей рядом с больным отцом. Он — просто зверь.

Она отстранилась.

— О, нет, сэр. Это не так. Да, смерть моей матери стала для него тяжелым ударом, от которого он еще не оправился, но это пройдет.

Мориарти слушал этот разговор, прижав ухо к двери. Постояв так некоторое время, он улыбнулся, кивнул и двинулся в сторону вагона Санционаре, зная, что Карлотта удержит итальянца ровно столько, сколько требуется.

В коридоре не было ни души. Притихший, поезд катился сквозь ночь. Время от времени в темноте за окнами мелькал свет какого-нибудь домика или коттеджа, обитатели которого засиделись допоздна.

За обедом ему даже не пришлось особенно притворяться. Италия никогда не была его любимой страной, и здешняя кухня не доставляла большого удовольствия. Да, Рим с его фонтанами и узкими улочками в тени кипарисов — красивый город, но с Лондоном ему не сравниться. Единственным, что примиряло Профессора с тяготами и лишениями этого путешествия, было удовольствие от реализации плана в отношении Санционаре.

Вот и купе итальянца. В полутемном, наполненном стуком колес коридоре по-прежнему ни малейшего признака жизни. Он осторожно повернул ручку, толкнул дверь плечом и переступил порог.