Нагадали мне суженого

– И чем же я больна?

– Когда вы были совсем маленькой девочкой, с вами произошел пренеприятный случай. Мама дала вам деньги на мороженое, но в магазине вы встретили нищенку. Вы очень добрая и всегда такой были. Пожалев нищенку, вы отдали ей все свои деньги. Дома мама принялась вас ругать и даже взялась за ремень. Впервые в жизни. «Да у нее денег больше, чем у нас всех, вместе взятых! – кричала она. – А ты дурочка!» И вы решили проверить ее слова. Вы стали следить за Пионихой, так, кажется, звали эту нищенку?

Я кивнула.

– Вы хотели узнать, куда старуха дела ваши деньги. И однажды она забыла закрыть дверь в свою квартиру, когда ее позвала соседка в очередной раз отдать что-то из рухляди. И вы, поскольку были храброй девочкой и крайне любопытной, шмыгнули в квартиру. Дальше началось интересное. Старуха вернулась, тщательно заперла за собой дверь и достала из-под рваной юбки связку ключей. А за зеркалом оказалась дверца. Нищенка вытащила оттуда шкатулку и стала перебирать золотые кольца и серьги. Камни засверкали. А вы вообразили, что Пиониха убивает людей и снимает все это с отрубленных рук. Иначе откуда у нее это богатство? В советские-то времена? И вы отчаянно закричали. Неизвестно, кто больше испугался. Грязная лохматая старуха пошла на вас. Вы, визжа, кинулись к двери и каким-то чудом открыли замок. В состоянии шока у человека появляется неведомая сила. Вы почти без памяти добежали до маминой работы и там упали без чувств. Видимо, начались судороги. Перепуганная мать вызвала «Скорую». Очнулись вы в больнице и ничего не помнили из того, что случилось. Сработал защитный механизм, и память поставила мощный блок между вами и прошлым. Но воспоминания эти не могли исчезнуть без следа, поскольку они были слишком яркими. Какое-то время вы даже заикались, помните?

– Честно признаться, нет, – покачала головой я.

– А вот под гипнозом вы опять стали заикаться. Это детское воспоминание крепко в вас сидит, Анфиса. И вот вы приходите в музей и видите на картине ключи. Те самые. Срабатывает рефлекс: раз ключи и прочие вещи из квартиры старухи оказались в руках художника, значит, страшная нищенка умерла. Она бы не рассталась с ключами, пока была жива, и никому бы их не показала. Вы думали о трупе старухи, когда смотрели на картину, а вовсе не о… как там его?

– Зима.

– Никаких видений у вас не было, Анфиса. Вы просто вспомнили. И квартиру, у которой не один день караулили старуху, и зеркало. И сейф. И то, что в нем лежит.

– Как просто. Значит, я не сумасшедшая?

– Нет. Это лишь последствия психической травмы, нанесенной вам в раннем детстве.

– И не ясновидящая?

– Нет. – Он улыбнулся. – У вас просто чрезмерно развита интуиция и логическое мышление. Что само по себе неплохо. Человек, обладающий такими качествами, вряд ли сойдет с ума. А со всем остальным успешно можно бороться.

– Замечательно! Сколько я вам должна?..

…Я летела, как на крыльях. Понятно, почему на лестничной клетке мне стало плохо! И почему я не беременею. Причиной моей болезни стал сильный испуг. Ах, мама, мама, если бы ты мне сказала раньше!

Когда зазвонил телефон, я даже не думала о том, кто бы это мог быть. Конец ясновидению!

– Аня, говорят, ты в Москве? – раздался в трубке голос Аксенкина.

– Сегодня уезжаю.

– Вместе поедем. Потому что я тоже в Москве. Но сначала обтяпаем одно дельце.

– Что, Емеля возвращается из-за границы?

– Ты прямо видишь ситуацию насквозь! – восхитился Аксенкин. – Вот что значит дар!

Я не стала его разубеждать.

Встретились мы в аэропорту, причем Аксенкин был не один, а с двумя похожими на размороженные холодильники охранниками.

– Ты будешь его пытать? – испугалась я.

Аксенкин нахмурился.

– Откуда ты узнал номер рейса, Нил?

– Для людей с моими деньгами, девочка, никаких тайн не существует, – вздохнул он. – В городе говорят, что ты отправилась покупать свадебное платье. А есть смысл?

– Хочешь сказать, что флердоранж положен лишь девственницам?

– Значит, это правда?

– Да, я приехала за покупками.

Зачем говорить Аксенкину, что я решила прикупить мозги? Он и так считает меня умной.

– Я хотел тебе сказать…

– Нил Стратонович, садится!

– Если вы его упустите – убью!

Ну зачем ему эти бриллианты? Он и так миллионер, причем долларовый. У человека, видно, неизлечимая болезнь: если есть способ разжиться деньгами, он их не упустит.

Маковкина мы ждали долго. Очень долго. Аксенкин даже начал орать на охранников:

– Упустили, суки! Я вам головы откручу и засолю их в бочке с огурцами!

Те только сопели, ни слова не говоря в свое оправдание. Потому что работу свою они знали. Как только Емеля появился в зоне прилета, его крепко взяли под руки. Вместе с чемоданом. Он, Емеля, а не чемодан, стал вырываться:

– Погодите! Где моя девушка?! Я ее потерял! Эльвира, где ты? Эльвира! Эля!

Мы все поискали Эльвиру.

– Как она выглядит? – деловито спросил Аксенкин.

– Как фотомодель!

– Брюнетка, блондинка?

– Блондинка, конечно! Во-от с такими ногами! – Емеля ладонью провел по своей могучей груди. Хотел, наверное, сказать, что ноги у Эльвиры растут прямо от подмышек, это и есть две ее главные достопримечательности, размер бюста и длина ног. Мне стало немного обидно за свои ноги.

Емеля, похоже, начал искать свою Эльвиру еще во время получения багажа, потому и задержался. Выцепил он только чемодан, а девушка исчезла. Мы ее тоже не нашли.

– Поговорить надо, – хмуро сказал Аксенкин.

Разговаривали мы в машине. Маковкин не стал отпираться, как только я рассказала ему все. И о том, как он ухаживал за больной старухой в надежде получить наследство, как проворонил ее кончину, укатив в Геленджик, а главное, о том, как они поспорили из-за клада с А. Зимой. Емеля был потрясен. Я сразу поняла, что убийца – человек недалекий, раз он не смог обвести художника вокруг пальца. Куда уж ему обмануть меня!

– Это мои деньги! – заявил Емеля. – Старуха завещала их мне!

– Я купил ее квартиру, – возразил Аксенкин. – Вместе со всем, что в ней находится.

Так вот для чего он внес залог!

– Это мои деньги! – упорствовал Емеля.

– А чем докажешь? То-то. Будь так любезен, парень: выдай мне ключи от сейфа.

– Там почти ничего нет! Только советские рубли!

– А что, была неплохая коллекция? Доллары, евро? – Емеля молча кивнул. – Давай, парень, выворачивай карманы, – велел Аксенкин.

Но он, увы, опоздал. Емелины карманы уже вывернула красавица Эльвира. Оказалось, что эти три месяца Маковкин жил как настоящий олигарх. Квартиру он покупать не стал, просто снял многокомнатные апартаменты с видом на Кремль и нашел себе спутницу жизни модельной внешности, которая уговорила его снять еще и виллу на Лазурном Берегу хотя бы на пару недель. Там, мол, еще тепло. Оказалось, дудки, и Емеля решил вернуться в Москву, чтобы продать старухины цацки, потому что наличность кончилась. А было ее в сейфе немало, причем в валюте. Подозреваю, что Пиониха моталась в соседний город менять рубли на доллары, чтобы не светиться у нас. Или куда подальше. Все, что она накопила за долгую жизнь, Маковкин спустил за каких-то три месяца. Кроме бриллиантов.

Тут Аксенкин наконец смекнул, что Эльвира не просто так исчезла из зоны выдачи багажа, а с ключами от квартиры. И мы рванули туда, но, разумеется, опоздали.

– Ладно, – сказал Аксенкин. – Ничего. – И добавил: – Разберемся.

Я не сомневалась в том, что он разберется в ситуации.

Дальше был Сенин выход. Вернувшись в родной город, мы первым делом сдали Емелю полиции, где он чистосердечно во всем признался. Что касается шкатулки, то они, конечно, сказали, что поищут, но это были только слова. Где мы и где Москва, в которой затерялась длинноногая Эльвира?

Еще раз о любви

По городу упорно ползли слухи, что я привезла из Москвы свадебное платье немыслимой красоты. Слава моя гремела благодаря Аксенкину и Насте. Ко мне в библиотеку вдруг повалил народ. Бойся своих желаний – они могут осуществиться! Раньше я мечтала, чтобы хоть одному моему слову поверили, а теперь боялась открыть рот, потому что мне приходилось думать над каждым, чтобы толпа не разнесла какой-нибудь сарай или, чего хуже, купеческий особняк конца девятнадцатого века.