Нагадали мне суженого

– Порчу, что ли, наведешь? – усмехнулась я.

– А хотя бы! Не думай, что твое колдовство самое сильное! Есть ведьмы и покруче!

– Сумасшедшая.

Я искренне огорчилась. Капка раньше не казалась мне глупой, несмотря на то что плохо училась в школе. Бог наградил ее житейской мудростью, она так легко управлялась со своими бесчисленными мужиками. Но от любви люди дуреют. Хотя разве она любит Аксенкина? Ей нужны его капиталы. И еще шиншилловая шуба, которую я ей пообещала.

– Позвони мне, когда все срастется, – сказала Капитолина Поликарповна и дала отбой.

Я поняла, что развязка драмы близка. Этот любовный многоугольник, замешенный на крови А. Зимы, не мог просуществовать долго. Мы вошли в заключительную фазу. Но кто же все-таки убийца?

Я уже начала думать, что ошиблась. Не надо было сбрасывать со счетов Буханкина и Лебёдушкина, а уж тем паче Станиславского. Я всерьез рассчитывала, что кто-то из них втайне пишет картины. Но фамилии в списке были сплошь незнакомые. Половина – женщины. Что касается мужчин, то они оказались, как бы это сказать? Безобидные. То есть я не могла представить ни одного из этих людей в роли убийцы Зимы. Улыбчивого учителя рисования из школы номер два? Или бывшего директора завода, сухонького седенького старичка? Когда-то он был в силе, а теперь выращивает капусту у себя на огороде и с упоением пишет закаты. И денег он нахапал, можно не сомневаться. Убийца же был доведен до отчаяния, я это почувствовала. Он спланировал, как будет жить на старухины деньги. Он ждал много лет, терпеливо ждал. И ее не тронул. Значит, трусоват. А сдернуло его, когда он понял, что еще один человек узнал тайну клада. И клад этот на глазах уплывает из рук.

Нет, это не учитель рисования. Можно, конечно, погнать Сеню по кругу проверять у всех, чьи картины оказались на выставке, алиби. Ладушкин уже наверняка этим занялся. Чего уж проще! Но сдается мне, результат будет нулевой. Что-то я упустила.

Я вздрогнула: зазвенели колокольчики. Сигнал сотрудникам о том, что пришел клиент. Сама не заметила, как дошла до офиса риелторов и потянула за ручку. Задумалась.

– Проходите, пожалуйста, Анфиса Иннокентьевна! – Настя смотрела на меня с надеждой.

Я уселась напротив нее на неудобный стул. Хотя с виду он был красивый и к тому же только-только из магазина, новенький. Но красота тоже бывает разной, вроде бы и глазу приятно, но при ближайшем общении оказывается, что вся она состоит из острых углов. Именно так и случилось, когда моя задница тесно пообщалась с сиденьем риелторского стула. Пока я на нем ерзала, Настя тоже не находила себе места. Я поняла, что дальше тянуть нельзя, и достала деньги.

– Вот. Залог за квартиру.

Цену мы не обговаривали, но я не первый год живу на свете, а кроме того, лет десять протусовалась в Москве. А это дорогого стоит. О товарно-денежных отношениях я знаю все.

– Вы ее покупаете?! – аж подпрыгнула Настя.

– Ну, раз я оставляю залог… Купить-то ее сейчас нельзя.

Тут меня осенило. Если убийца Зимы знал о кладе, чего проще? Купил бы квартиру Пионихи и спокойно насладился бы ее прелестями, то есть прелестями ее богатства. Затеял бы глобальный ремонт и под этой маркой без проблем, наплевав на жалобы соседей, снес бы стену вместе с сейфом. Да хоть все стены! И крышу заодно. Так нынче все и делают ремонт. Выходит, денег у него не было. Не было полумиллиона наших российских рубликов, я не думаю, что квартира дороже стоит. Она же убитая. И он побоялся, что ее купят и эти случайные люди затеют глобальный ремонт. А сняв зеркало со стены, увидят и сейф. Уж конечно, они сообразят, как его вскрыть.

Это не Станиславский. И не Лебёдушкин. Потому что у них есть деньги. Они бы не стали убивать художника из-за каких-то ржавых ключей. А сам Зима ни за что не догадался бы, какую дверь они открывают. Прождав много лет, неужели нельзя подождать еще каких-то полгода? Вноси залог за квартиру и жди. Но у убийцы не было и тысячи долларов. У него вообще не было денег. И он поступил как человек, доведенный до отчаяния многолетним ожиданием и бедностью.

Мне ли не знать, что такое бедность! О бедность! Состояние полного бессилия, когда есть миллион желаний и почти нет возможностей их осуществить. И они, эти желания, только копятся. А возможности, которых и так-то было негусто, тают и тают. В конце концов накапливается критическая масса желаний. Тогда человек бежит в банк и берет кредит, подписывая не глядя все, что напечатано внизу мелким шрифтом. Но это все равно что в огромный костер плеснуть бензина вместо воды. Внутри каждого желания сидит зародыш раковой клетки, которая, как только его удовлетворят, мгновенно начинает делиться и превращается в полноценную опухоль. Если, к примеру, девушка год копила деньги и купила вожделенную модную сумочку, это вовсе не значит, что она почувствует себя счастливой и на этом остановится. Да, какое-то время, очень, кстати, непродолжительное, она будет счастлива, а потом вообразит себя несчастной, потому что ей вдруг покажется, что все другие сумочки, оставшиеся в магазине, лучше той, которую она купила. И она побежит их скупать, пока не завалит сумочками всю квартиру.

Один раз поехав отдыхать за границу, человек уже не может думать ни о чем другом, как об этих поездках. В конце концов он бросает всерьез работать, остается только видимость деятельности, а центр тяжести перемещается в самолет, который постоянно куда-то летит. Есть немного людей, которые в состоянии с этим бороться, и это очень сильные люди. Их остается только уважать. Большинство же инертная масса, которая находится в рабстве у своих желаний. Убийца Зимы как раз из таких.

Вокруг кипит жизнь, то есть кажется, что кипит. Один купил новую машину, другой квартиру, третий поехал отдыхать за границу. Все эти лица сливаются в одно, в лицо человека, который украл это счастье лично у тебя. Он может, а ты нет. И в критический момент, когда это лицо принимает четкие очертания и оказывается на расстоянии удара…

– Прости, что ты сказала?

Кажется, Настя что-то пыталась мне объяснить. Так и есть! Меня наконец посвятили в задолженность по квартплате!

– Агентство готово взять это на себя, – сказала порозовевшая Настя.

– Из своего кармана заплатишь? – усмехнулась я. – А как же твои комиссионные?

– Анфиса Иннокентьевна, вы обещали мне помочь, – напомнила она.

Я вздохнула. Не отвертеться!

– Хорошо, рассказывай.

– Мы сблизились, когда я пришла смотреть квартиру с наследниками Пионихи.

– Постой! – Я вспомнила Настин взгляд, которым она смотрела на соседнюю дверь. – Так он ее сосед!

– Да. Емеля Маковкин.

Я чуть не рассмеялась. Как в воду ведь глядела! Полкаша – дубль два.

Кто ж не знает Емелю? С тех пор как в банке напротив центральной городской площади появилась охрана, Емеля стал своего рода местной достопримечательностью. А охрана появилась после того, как там произошло ограбление.

Это событие потрясло город. У нас случается всякое, прямо как в Москве, только масштаб поменьше, но грабить банк?! Вестерн в местечке, где смотрят исключительно мелодрамы? Прямо не знаешь, как к этому относиться. Правда, грабитель оказался человеком благородным и не пошел в «Сбер», где тусуются в основном пенсионеры. Он отправился в частный банк пустить кровушку капиталистам проклятым. Надо ли говорить, что банк принадлежит Нилу Стратоновичу Аксенкину? А его все ненавидят.

Идя на дело, истопник Опёнкин не скрывал своих намерений.

– Вот, – говорил он всем, кто попадался ему на пути, – иду грабить банк, – и показывал перочинный ножик.

Ему никто не верил, во-первых, потому, что он был пьян. Трезвым Опёнкин не бывает никогда и, похоже, допился до белой горячки. Явившиеся Опёнкину черти потребовали от истопника взятку за то, чтобы не забирать его душу в ад. Потому что он рыдал и кричал:

– Сколько можно так издеваться над человеком! Я и так всю жизнь при печке! Мне высокие температуры противопоказаны, могу справку показать!