Смерть в Кесарии

Упав в кресло, напротив стола Офры, он некоторое время просто приходил в себя, испытывая болезненное удовольствие от кондиционированной прохлады. Мокрая насквозь футболка накрепко прилипла к телу, и Натаниэлю казалось, что отодрать ее он сумеет только вместе с кожей.

– Где вентилятор? – спросил он в изнеможении.

Офра, смотревшая на него с явным недоумением, поскольку сама приехала на работу рано – еще до наступления жары – поинтересовалась:

– Для чего тебе вентилятор? Кондиционер прекрасно работает.

– Я хочу чувствовать ветер у моего лица, – слабым голосом объяснил Розовски. – Не обращай на меня внимания, девочка, я просто прихожу в себя. Пока что у меня – высокая температура… как, впрочем, и на улице. А при высокой температуре больные бредят. Это я так брежу.

Офра молча прошла в другую комнату, вернулась с маленьким настольным вентилятором в руках. Она водрузила вентилятор на стол, прямо перед лицом шефа и включила его. Лицо Розовски, до того походившее на лицо мученика, с плотно сжатыми губами и глазами, сразу же приобрело глуповато-блаженное выражение.

– Вот спасибо, Офрочка, ты меня спасла, – пробормотал он.

Офра на благодарность ничего не ответила, но, разглядывая с любопытством смену выражений на лице шефа, поинтересовалась – с нейтральной интонацией в голосе:

– Почему это удовлетворенные люди выглядят совершенными кретинами? Особенно, если удовлетворение достигается механическим путем?

– Ты это о чем? – подозрительно спросил Розовски.

– О вентиляторе, – ответила Офра.

– Уволю, – мрачно пообещал Розовски, выключая прибор.

– За что?

– За насмешки над хозяином. Где Алекс?

– В твоем кабинете. Читает.

– В отсутствии начальника коллектив предается всем видам разврата, – обреченным голосом заметил Розовски. – А тут еще хамсин, – добавил он, уже открывая дверь своего кабинета.

– Да, и еще тебе звонили, – вспомнила Офра.

– Кто? – Натаниэль задержался на пороге.

– Сейчас… – Офра быстро перелистала несколько карточек. – Вот: президент компании «Интер» Моше Левински. Очень просил позвонить. Сказал, что весь день будет у себя.

– Замечательно, – пробормотал Розовски. – Представляешь, Офра, насколько действует жара. Я не сразу вспомнил, кто такой Моше Левински.

– Я же тебе сказала – президент компании «Интер», – любезно сообщила Офра.

– Да, но впридачу, наш клиент, – Натаниэль вздохнул и вошел в свой кабинет. Здесь было еще холоднее, но, возможно, не от работающего с громким ревом кондиционера, а от совершенно отрешенного выражения лица Алекса, самозабвенно читающего журнал в красной глянцевой обложке.

– В прошлый раз был синий, – констатировал Розовски. – Это все, чем ты можешь заниматься на работе в мое отсутствие?

– Я все дела сделал, – быстро ответил помощник, не отрываясь от журнала. – А дополнительных поручений ты мне не давал. На Песах наш бывший стажер Габриэль Гольдберг ездил в пятидневный тур, в Турцию. Город Марморис. Останавливался в пятизвездочном отеле «Элеганс». Тур покупал в фирме «Бест-тур». Стоимость – две тысячи шекелей, включая страховку. Плюс авиабилеты.

– Все?

Маркин промолчал. То ли не расслышал, то ли не счел нужным отвечать.

Заглянув в обложку, Натаниэль вслух прочел:

– «Миры. Израильский журнал современной фантастики. Номер два». Опять о Мессии из России? – спросил он.

Маркин кивнул.

– Ну и как? Построили Третий храм?

На этот раз Маркин качнул головой отрицательно.

– Не хочешь прервать чтение? – вежливо полюбопытствовал Розовски. – Неудобно как-то: все-таки, на работе.

Алекс с большой неохотой отложил в сторону журнал и недовольно воззрился на шефа.

– Ты выглядишь так, будто ненароком встретил привидение, – сообщил он. – Что-нибудь случилось? Есть новости?

– Угадал. А насчет привидений – учти, они встречаются тем, кто готов с ними встретиться, – ответил Натаниэль. – Не хочешь ли уступить мне кресло?

Алекс сел на указанный стул.

– Взгляни, пожалуйста, вот на это, – сказал Розовски, усаживаясь, в свою очередь. Он протянул помощнику рисунок и фотографию. – Что скажешь?

– Портрет я уже видел, – сказал он, откладывая в сторону рисунок. – А это что за фотография?

– Похожи?

Маркин засмеялся.

– Разве тем, что у обоих по два глаза и по два уха. Иными словами, оба принадлежат к виду Homo Sapiens, то бишь – человек разумный. А что? Судя по твоему вопросу, я должен был воскликнуть: «Одно лицо!»?

– Да, человек разумный, – Розовски с рассеянным видом потер переносицу. – Во-первых, как мне кажется, они к таковому виду не принадлежат. По крайне мере, один – точно. А во-вторых… Нет, я и сам знаю, что это разные люди. Только видишь ли, приволок ко мне вчера Зеев Баренбойм одного типа.

– Домой?

– Куда же еще? Тип – картинка: черная кипа, пейсы, цицес. Полный боекомплект. И зовут его Наум Бройдер, – Натаниэль принялся с меланхоличным видом щелкать зажигалкой. Язычок пламени то появлялся, то исчезал.

– Перестань, – сердито попросил Маркин. – И так жарко.

– Извини, – Розовски спрятал зажигалку.

– Кем же оказался этот Наум Бройдер? – спросил Алекс. – Родственником?

– Родным братом.

Алекс снова взял в руки фотографию.

– Это он, да? Правда, не вижу кипы и прочего. Что тебя смущает? Братья не всегда похожи друг на друга.

– Наум Бройдер утверждает, что на фотографии изображен его брат Шмуэль, – сообщил Натаниэль. – А человека на рисунке он видит впервые. Что ты на это скажешь?

Маркин задумался. Розовски закурил новую сигарету и меланхолично выпустил дым вверх, наблюдая, как медленно плывут под потолком маленькие облачка. Спустя некоторое время он сказал:

– Похоже, у тебя нет своих соображений.

– Нет, – признался Маркин. – То есть, я понимаю, что, скорее всего, под именем Шмуэля Бройдера жил кто-то другой, но что это нам дает? И почему вдруг Баренбойм притащил этого родственничка к тебе?

– Тут еще одна история, – Розовски поднялся, прошелся по кабинету, разминая ноги. – Он, видишь ли, не смог найти, где похоронен брат. «Хевра Кадиша» не хоронила Шмулика, потому что тот – не еврей. Как ты знаешь, тело Шмулика… или как там его, взрывом отбросило от машины, и оно не обгорело. Но зато сгорели документы. Представители «Хевра Кадиша», обнаружили, что покойник не был обрезанным. То есть, с точки зрения харедим, не был евреем и, следовательно, не подлежал захоронению на еврейском кладбище и по еврейским обычаям.

– Ну, знаешь, – Алекс развел руками, – далеко не все советские евреи практиковали обрезание. В Союзе это, мягко говоря, не приветствовалось.

– Знаю. Если верить маме (а у меня нет причин ей не верить, она святая женщина), даже мне делали брит-мила по справке о медицинских показаниях. Но Наум Бройдер утверждает, что они оба родились в религиозной семье и что у Шмулика была брит-мила, как и положено, на восьмой день жизни. Потому Зеев Баренбойм, в прошлом – сосед Шмуэля Бройдера – потащил его ко мне. Ну? Какие будут предложения?

Алекс пожал плечами.

– Не знаю. Разве что пойти в русское посольство с портретом этого типа, – он кивком указал на карандашный рисунок, – и спросить, не знаком ли он им.

– Глупости, – фыркнул Натаниэль. – Во-первых, он жил в Израиле, по крайней мере, уже два года. А может, и больше. За это время сколько, по-твоему, было приезжих?

– В Министерство абсорбции? – неуверенно предложил Алекс.

– Еще лучше. В этот сумасшедший дом! И потом: что мы им скажем? Кого мы ищем?

– Человека, жившего здесь по документам Шмуэля Бройдера. Кстати, как думаешь, как он их заполучил?

– Они, – поправил Натаниэль. – Они заполучили. Не следует забывать о вдове.

– Ну, она-то могла не знать. Если вышла замуж уже после того, как сей гражданин стал Шмуэлем Бройдером.

– У меня есть на этот счет свои соображения, – сообщил Розовски.

– Какие именно?

– Об этом позже… Как заполучили документы? – Розовски немного подумал. – По словам Наума, брат его был довольно непутевым человеком. Пьющим, не в ладах с законом… правда, с советским, но, боюсь, отнюдь не из приверженности к демократии и свободе. Поэтому логично предположить, что он их просто продал. Тем более, что наши чиновники практически не присматриваются к фотографиям в удостоверении личности, им важен сам факт наличия документа. Правда, я не уверен в том, что эта сделка принесла Бройдеру счастье.