В понедельник рабби сбежал

— Но почему Рой не может закончить год?

Они были в доме одни, Гитель увела Джонатана в парк. Рабби пожал плечами и ответил не сразу. Он пошел к плите, налил себе чашку чая, вопросительно посмотрел на нее и налил вторую.

— Так, наверное, лучше всего, — сказал он, сделав глоток. — Мальчик неудачно начал. А сейчас достаточно напереживался. Не думаю, что он сильно преуспеет, если останется до конца года. И есть опасность со стороны друзей Абдула, которые знают только то, что уехали они вместе, и Рой на свободе, а Абдул в тюрьме.

— А Дэн?

— При таких обстоятельствах он не может спокойно отправить его одного.

— Но его книга…

— Значит, вернется позже. А может, материала достаточно, чтобы садиться и писать. — Рабби допил чай. — В конце следующей недели исполнится три месяца, как мы здесь. Пора начинать думать…

— О, Гитель сказала, что миссис Клопчук охотно согласилась, чтобы мы оставались на любое время, сколько захотим.

— Я имел в виду не только квартиру. Я имел в виду, что нам пора начинать думать о возвращении в Штаты.

— О? — Она сдержала удивление, ожидая продолжения.

Рабби смутился.

— Меньше всего в Израиле нужен еще один раввин. Они нужны за пределами страны. Неужели ты не понимаешь? Доктор идет туда, где есть больной, и раввин тоже идет туда, где он нужен.

— Но ты собирался отказаться от раввинства, если останешься здесь.

— Я знаю, — печально сказал он. — Такие грезы, такие фантазии время от времени приходят на ум любому, чья работа связана с ответственностью за других. Но это только мечты, рано или поздно приходится возвращаться к действительности и начинать с того места, где остановился.

— Это все из-за истории с Роем?

— Она, пожалуй, помогла принять решение, но мне кажется, что я пришел к нему уже давно. Ты знаешь, меня это мучило еще до приезда сюда.

— Но когда ты заговорил об этом со мной…

— Я наполовину надеялся, что ты будешь против. Так мне было бы намного легче. Но я рад, что ты этого не сделала, потому что решить, конечно, я должен был сам.

В дверь забарабанили, и она открыла Джонатану и Гитель.

— Я играл в футбол, — закричал Джонатан. — Правда, Гитель? Скажи им. Там были дети, они стали играть, и я тоже играл.

— Здорово, это просто замечательно, — сказал отец.

— Он настоящий бомбардир, — сказала Гитель.

Рабби посмотрел на часы.

— Ого, позже, чем я думал. Пора идти в синагогу на Авдалу [60]. Хочешь пойти, Джонатан? Тебе придется переодеться.

— Хорошо. Я быстро. Ты подождешь? Ты мне поможешь снять свитер, Гитель?

— Конечно. Пойдем, дорогой.

Рабби перелистал карманный календарик.

— Если мы улетим через неделю, в следующий понедельник, мы попадем назад ровно через три месяца. Я бы этого хотел. Может, позвонишь завтра в авиакомпанию и узнаешь, можем ли мы купить билеты?

Когда рабби с сыном ушли, Гитель сказала:

— Знаешь, Мириам, у меня не было времени сказать тебе раньше, и я не хотела говорить при нем, но твой Дэвид произвел большое впечатление на Авнера Адуми и… и на меня тоже. Он оказал огромную услугу Стедманам, но это очень хорошо и для Израиля.

— Но не так хорошо для доктора Бен Ами, и мне жаль его. В тот раз, когда ты отвела меня к нему, я очень волновалась, а он был добр, мягок и очень мне помог. Что с ним будет?

— С доктором Бен Ами? Ничего с ним не будет.

— Ничего?

— Конечно, нет. Адуми — не полиция. Шин Бет работает в основном независимо, как я понимаю. А если он и должен как-то отрапортовать, то может просто сказать, что по его убеждению Рой не был связан с террористами, и дело с концом.

— Но он не может проигнорировать то, что сделал Бен Ами.

— А что ужасного он сделал? Эта история в России? Нет никаких доказательств, только рассказ Мимавета. Когда принимаешь служебное решение, человек, которого оно задело, всегда думает, что у тебя зуб на него лично. В любом случае то, что произошло в России много лет назад, не имеет никакого отношения к Адуми.

— Но он убил Мимавета, — возразила Мириам.

— Да, но твой Дэвид доказал, что это был несчастный случай и что Бен Ами действовал в порядке самообороны. Должно быть, так оно и было, потому что Бен Ами вряд ли узнал одного бывшего заключенного из тысяч, с которыми он имел дело, — это Мимавет его запомнил. Что еще? Он не сообщил о найденной бомбе? Он пытался; он обезвредил ее и позвонил Адуми, чтобы сказать об этом.

— Но потом он опять включил и взорвал ее.

— Да, но по существу без всякого вреда, потому что Мимавет был уже мертв. Он повредил здание, что и говорить, но это здание принадлежит его брату. И я сомневаюсь, что тот захочет подать жалобу, даже если и узнает, что произошло. Нет, я уверена, что к возвращению Бен Ами Адуми придет к такому же мнению и не станет возбуждать дело против него, скорее всего, даже вообще ничего ему не скажет. Вот увидишь, когда Бен Ами вернется, он сразу займется лечением Сары.

— Меня не будет здесь, чтобы увидеть это, Гитель. Мы уезжаем и возвращаемся в Штаты примерно через неделю.

На этот раз уверенность и самообладание Гитель покинули ее.

— Но мне казалось, ты говорила…

— Что Дэвид хотел остаться? Я уверена, что он хочет, но он знает, что должен вернуться. В глубине души он всегда понимал это.

— Мне стало одиноко, когда Ури ушел в армию, — уныло сказала Гитель, — и я надеялась, что наконец у меня будет семья, — чтобы прийти в гости, помочь. А теперь вы уезжаете, Ури женится, и я буду еще более одинока, чем когда-либо.

Мириам порывисто подошла к Гитель, села рядом и обняла ее.

— Не грусти, Гитель, мы постоянно будем приезжать — чтобы расслабиться и набраться сил.

— Мне грустно, — признала Гитель, — но я грущу о вас. Грустно думать, что вы возвращаетесь в Изгнание, когда могли бы остаться здесь, в Земле Обетованной. Но езжайте здоровыми и здоровыми вернитесь. Твой Дэвид — умный человек. Может быть, в следующий раз он останется.

Глава LI

— Когда я получила твою телеграмму, я была уверена, что ты везешь домой какую-то девушку, — сказала Бетти Дойч, умело выведя машину из аэропорта и выбравшись на шоссе, которое вело домой, в Барнардс-Кроссинг. — Ты написал: «Мы прилетаем» вместо: «Прилетаю». Совершенно несвойственное тебе мотовство — написать лишнее слово, но потом я подумала, что таким образом ты меня предупреждаешь, что приедешь с девушкой, которую подцепил — или которая подцепила тебя.

Стедман рассмеялся.

— Ты была близка к истине, Бет, но это не про девушку; это был Рой. Я думал, мы на недельку приедем сюда. Но Лаура встретила самолет в аэропорту Кеннеди, и Рой решил сначала поехать с ней домой.

— О, я бы так хотела, чтобы он пожил у нас. Ты знаешь, как я отношусь к нему, Дэн.

— Ну да, он твой единственный племянник…

— Когда своих детей нет, племянник становится чем-то большим, чем племянник, даже чем единственный племянник.

— Ладно-ладно, он с удовольствием приедет к тебе надолго, когда устроится, — пообещал Дэн.

— Замечательно. Он, должно быть, здорово поработал, чтобы так рано сдать экзамены. Он сдал их?

— Не совсем. Кое-что помешало…

— С ним все в порядке, а? — быстро спросила она. — Он не заболел, не…

— Нет-нет. Он здоров. Я все расскажу, когда доберемся домой. Нет смысла повторять это еще раз при Хьюго. Кстати, как он?

Она предпочла бы и дальше говорить о племяннике, но хорошо знала своего брата и знала, что силком из него ничего не вытянешь.

— Хьюго в добром здравии. Он всегда в добром здравии, — добавила она, — но иногда может достать.

Бетти Дойч была глубоко предана мужу, но видела его недостатки, и хотя никогда не заговорила бы о них с посторонним, без стеснения признавалась в них брату, который, в конце концов, был кровным родственником и, следовательно, в некотором смысле даже более близким, чем супруг.