Кто-то в моей могиле
Кто-то в моей могиле читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Но пока он следил за ее приближением, гнев снова застучал в висках, в глазах запрыгали цветные пятна. В цветовых вспышках к нему приблизилось лицо Хуаниты в черных потеках туши и слез, покрасневшее от холода и долгого бега.
— Ты, — крикнула она прерывающимся голосом, — сукин сын! Ты украл мою машину.
— Я как раз возвращался, чтобы забрать тебя. Я же сказал бармену, что сейчас вернусь.
— Грязный… врун!
Он перегнулся через сиденье и открыл правую переднюю дверь.
— Залезай!
— Я сейчас… полицию вызову…
— Залезай!
То, что он дважды повторил приказ, произвело на нее точно такое же воздействие, что и положенная на стол в баре монета. Десять центов положили, чтобы она их взяла, дверцу открыли, чтобы она залезла в машину. Хуанита обошла автомобиль спереди, пристально глядя на Филдинга, словно подозревала его в том, что он ее вот-вот задавит.
Она забралась в машину. Дыхание все еще не восстановилось после бега по дороге.
— Ну и что же ты скажешь, сволочь?
— Ничего такого, во что бы ты могла поверить.
— Я и так бы ни во что не поверила. Ты…
— Успокойся. — Филдинг закурил. Огонек спички сливался с пятнами огня, прыгающими в глазах, и он никак не мог понять, какой же именно огонь настоящий. — Давай обговорим условия нашего соглашения.
— Ты хочешь заключить со мной соглашение? Помру со смеху. А ты ничего, смелый парнишка!
— Хочу одолжить у тебя на пару часов машину.
— Неужели? А что взамен?
— Кой-какая информация.
— Кто тебе сказал, что мне нужна информация от такого старого придурка, как ты?
— Выбирай выражения, дочка!
Хотя голос он практически не повысил, похоже, она почувствовала, в какой он ярости, и, когда снова заговорила, голос звучал вполне примирительно:
— Какую информацию?
— О твоем богатом дядюшке.
— С какой стати мне нужна информация о нем? Он умер, его уже четыре года как похоронили. Кроме того, откуда тебе знать, что мне рассказала мамаша, а что нет?
— То, что я собираюсь тебе рассказать, ни капли не похоже на то, что рассказывала твоя мать. Если, конечно, ты пойдешь мне навстречу. Все, что надо сделать, — одолжить мне на пару часов машину. Я сейчас отвезу тебя домой и верну машину после того, как выполню свое поручение.
Хуанита провела ладонями по щекам и, казалось, очень удивилась, обнаружив на них слезы. Она уже забыла, что плакала, забыла и причину слез.
— Я не хочу домой.
— Надо.
— С какой стати?
— Потому что тебе должно быть любопытно, почему мать лгала своей дочери все эти годы.
Он завел машину и съехал на дорогу. Хуанита настолько удивилась, что возражать ему была не в силах.
— Лгала? Да ты, похоже, совсем рехнулся. Моя мать, она настолько чиста, что даже… — тут Хуанита без всякого смущения использовала довольно приземленную фигуру речи. — Я тебе не верю, Фостер. Ты все придумал, чтобы заполучить мою тачку.
— Тебе и не надо мне верить. Спроси мать.
— О чем?
— Где раздобыл деньги твой богатый дядюшка.
— Он серьезно занимался промышленным разведением скота.
— Он был обычным пастухом.
— У него были…
— У него не было ничего, кроме единственной рубахи, но, я готов поставить десять к одному, и та ворованная. — Последнее утверждение не соответствовало истине, но Филдинг не мог признаться в этом даже себе. Ему просто необходимо было верить, что Камилла оказался презренным лгуном, вором и негодяем.
— Откуда же взялись деньги, которые он мне оставил в этом фонде? — поинтересовалась Хуанита.
— Я же тебе пытаюсь втолковать: никакого фонда нет.
— Но я получаю каждый месяц двести долларов. Откуда они берутся?
— Спроси об этом свою мать.
— Ты говоришь так, будто она мошенница или что-нибудь такое.
— Или что-нибудь такое.
Он повернул налево. Филдинг совершенно не знал этого города, но за долгие годы скитаний выработал привычку фиксировать в памяти те или иные приметы улицы, по которой проходил или проезжал, чтобы потом вернуться по ней в гостиницу или пансионат, делал это уже автоматически, подобно слепому, отсчитывающему шаги между различными местами на своем пути.
Хуанита примостилась на самом краешке сиденья, вся напряженная, в одной руке она сжимала пластиковую сумочку, в другой — туфли из змеиной кожи.
— Она не мошенница.
— Спроси.
— Нечего и спрашивать, может, мы с ней не больно дружим, но поклясться могу, она не мошенница. Вот если она что-то для кого-то делает…
— Если только, — ласково согласился Филдинг.
— Послушай, а чего ты делаешь вид, что так много знаешь о Камилле и моей мамаше?
— Когда-то я дружил с Камиллой.
— Но до сегодняшнего дня ты мою мамашу и в глаза-то не видел. — Она сделала паузу, чтобы обдумать сказанное. — Да ведь ты даже меня не видел до того самого дня, когда подрался с Джо.
— Я о тебе слышал.
— Когда? От кого?
В какое-то мгновение ему очень захотелось сказать ей, когда и от кого он услышал ее имя, показать письмо от Дэйзи, которое он сегодня утром вытащил из старого чемодана. Именно это письмо, полученное четыре года назад, привело его в «Веладу», в то место, где он может хоть что-то выяснить, а то и получить информацию о молодой женщине по имени Хуанита Гарсиа. И она оказалась там, хотя он до сих пор не знал, что это — добрый знак или недобрый. То, что туда вдруг заявился муж и затеял скандал, было невезением чистейшей воды. Мало того, что Филдинг был отброшен далеко назад в своих разысканиях, а миссия его пошла прахом, самым большим невезением могло стать то, что в деле оказался замешан Пината. Пината, а затем и Камилла. Одно из самых страшных потрясений в жизни Филдинга произошло в тот самый момент, когда он, скользнув взглядом по спальне миссис Розарио, увидел портрет Камиллы.
«Вот тогда мне и следовало все бросить, — подумал он. — Сразу же подняться и уйти».
Даже сейчас он не мог понять, почему не бросил все сразу, а лишь чувствовал, что грызущее беспокойство внутри исчезало, когда он ощущал прикосновение опасности (все равно, о чем шла речь: о мелком надувательстве при игре в карты, об обмане хозяйки квартиры или, как в данном конкретном случае, о его собственной жизни и смерти).
— Я не верю, что ты слышал обо мне до этого, — сказала Хуанита. По ее тону становилось ясно, что она очень хочет поверить, она польщена — ее узнают совершенно незнакомые люди, как какую-нибудь кинозвезду. — Я имею в виду, что я не вот какая известная. Так… Как ты мог меня узнать?
— Узнал-таки.
— Расскажи.
— Как-нибудь в другой раз.
Мысль о том, что нужно показать ей письмо и понаблюдать за реакцией, вполне соответствовала свойственному ему чувству изящного юмора. Но упоминания о Хуаните в этом письме сопровождались крайне нелестными для нее эпитетами, и он боялся рисковать, опасаясь, что она вновь рассердится. Кроме того, письмо это имело свои отличия. Пожалуй, из всех посланий Дэйзи оно оказалось единственным, где так отчетливо проявились ее душевные переживания и муки.
«Дорогой папа!
Как бы мне хотелось, чтобы ты был сегодня рядом со мной и мы могли бы поговорить обо всем так, как обычно разговариваем. Говорить с мамой или Джимом совсем не то же самое. Наши беседы всегда заканчиваются тем, что они просто говорят мне, что и как делать.
Скоро Рождество. Как я любила этот праздник — веселье, песни, шуршание бумаги, в которую заворачивают подарки. На этот раз я ничего не чувствую. В нашем доме без детей нет веселья. Я пишу „без детей“ с горькой иронией. Ровно неделю назад я узнала, что другая женщина должна родить — наверное, уже родила — ребенка, отец которого Джим. Я очень хорошо представляю себе, как, читая это место, ты говоришь: „Ну-ну, Дэйзи, детка, а ты уверена, что все поняла правильно?“ Да, я уверена. Джим сам признался мне в этом. И самое страшное: как бы я ни страдала, Джим страдает еще больше, и мы ничем не можем друг другу помочь. Бедный Джим. Как он хотел ребенка, но это дитя он больше никогда не увидит. Эта женщина уже уехала из города, и все соглашения по выплате ей пособия заключены через Адама Барнетта, адвоката Джима.
После того как это письмо будет закончено, я сделаю все возможное, чтобы забыть о случившемся и остаться Джиму хорошей женой. Все кончено, все сделано, я ничего не могу изменить, поэтому мне лучше забыть и простить. Простить легко, забыть труднее, но я постараюсь. Я начну прикладывать к этому силы завтра, а сегодня я кажусь себе запачкавшейся во всем, как свинья, вывалявшаяся в грязной луже.
Эту женщину я видела множество раз. (Сколько парадоксов в нашей жизни. Только стоит им появиться, и они начинают расти и умножаться в числе, как амебы.) Она долгие годы была пациенткой нашей клиники, уходила, потом приходила. Возможно, Джим встретил ее первый раз именно там, когда поджидал меня. Я его не спрашивала, а он ничего не говорил. Как бы то ни было, я знаю, ее зовут Хуанита Гарсиа, она работает официанткой в кафе „Велада“ у подруги своей матери. Она замужем, у нее пятеро детей. Про это Джим мне тоже не говорил, я посмотрела ее карточку в нашей клинике. Обнаружила я там еще кое-что: если тебя не тошнит от парадоксов, попытайся принять еще один — на прошлой неделе полиция арестовала миссис Гарсиа по обвинению в преступно халатном обращении с собственными детьми. Я молю Господа, чтобы Джим не узнал об этом. Подобное известие лишь увеличило бы его страдания, каково только представить себе, что за жизнь ждет его малютку!
Я ничего не сказала маме, но подозреваю, что Джим сказал. Она носится по дому с таким преувеличенно веселым видом, какой бывает у нее только в самых экстренных ситуациях. Так было в прошлом году, когда я узнала, что бесплодна. Она чуть не довела меня до безумия, говоря о всех тех плюсах, которые есть в моей ситуации.
Только один вопрос по-прежнему мучит меня: зачем Джиму понадобилось рассказывать мне правду? Это признание ничуть не уменьшило его собственных страданий и только добавило к ним мои. Почему, если он больше не собирался видеть эту женщину и ее ребенка, не мог он оставить случившееся в секрете? Но я не должна думать о подобных вещах. Я уже пообещала себе, что забуду обо всем, и я выполню обещание. Я должна. Папа, помолись за меня. И ответь, пожалуйста. Очень тебя прошу.
Твоя любящая дочь.
