Путь Черной молнии (СИ)

Поломоха не имел к птице - вороне никакого отношения, но когда в палату внезапно вошел майор, больной сразу же подумал: "Во блин накаркал, сейчас Ефрем Воробья будет пытать, кто ему по салазкам съездил".

Майор зыркнул на Поломошнова и он, хватив костыли, заковылял из палаты.

- Как себя чувствуешь? - обратился майор к Воробьеву.

- Терпимо.

- Да, не окажись ты пострадавшим, посадил бы я тебя в ШИЗО за драку. Четверо осужденных наказаны за твое избиение, но их было больше, ты смог бы на остальных указать?

Сашка решил отшутиться:

- Упал я начальник, с лестницы второго этажа, а в отряд пришел: с санчастью перепутал.

- Да, конечно, и по пути четверых избил,- иронизировал опер.

- Они между собой подрались, я здесь не причем.

- Глупый ты парень, и еще не знаешь здешних порядков, они теперь от тебя не отстанут. Не хочу, чтобы тебе на корню жизнь сломали. Ты понял, о чем я?

- Поживем, увидим.

- Заявление на них будешь писать?

- Обойдутся.

- Ладно, поправляйся, наказать за драку я тебя всегда успею,- и оглянувшись, убедился, что никого рядом нет, с улыбкой заметил:

- А ты Воробьев не из трусливых, всю эту блоть разбросал. Скажу тебе прямо, в моей практике такое редко бывало, и все же, будь осторожен, Рыжков злопамятный, если что, не занимайся самодеятельностью и обращайся к администрации.

- Ладно, начальник, спасибо за добрые слова, но мне еще пять лет здесь сидеть, сам разберусь.

- Знаю я теперь твои разборы,- строго сказал Ефремов, и выходя из палаты, добавил, - затеешь драку, точно посажу в ШИЗО.

Сашка, оставшись один, вполне осознавал, что после распределения по отрядам и после того, как он покинет санчасть, у него сложится незавидное положение.

"Мне нужно будет найти поддержку у нормальных пацанов, если такие есть в зоне, иначе эти беспредельщики устроят ночью "темную" под одеялом, изобьют до полусмерти или того хуже...".

Глава 20

Первое знакомство с блатными

Драка в колонии - серьезное ЧП, и оставить без наказания зачинщиков - значит прослабить внутренний распорядок. Рыжкова и еще троих заключенных, участвующих в избиении Воробьева поместили в ШИЗО, всем дали по пятнадцать суток. Будь на месте Воробьева кто-то другой, Ефремов добился бы признания от потерпевшего, возможно наказанный квартет пошел бы по статье злостного хулиганства, или за нанесение телесных повреждений с временным расстройством здоровья.

Ефремову в глубине души был симпатичен Воробьев, и он прекрасно знал, за какие дела блатные отряда хотели опустить вновь прибывшего, но просмотрев личное дело Воробьева Александра Николаевича, убедился, что парень с характером, и отбывает срок по тяжелой статье за избиение. Судя по постановлениям из личного дела за нарушениях режима содержания в следственном изоляторе, Воробьев является трудно исправляемым элементом. Имеет четко выраженное мнение, склонен к созданию групп, в компании явный лидер, агрессивен в отношении обидчиков, с администрацией может вести себя вызывающе - вот такую отрицательную характеристику заработал себе Воробьев в тюрьме.

"Да, а парень-то не промах, может его для начала тоже в ШИЗО посадить,- подумал Ефремов,- ладно, присмотрюсь к нему, да и неизвестно, как блатные его примут в отряде, ведь по распределению он попал в шестнадцатый, где и случилось на него нападение".

Сашкина печенка уже не так сильно беспокоила. Раны на лице подживали, и держать в больничке начальница санчасти его больше не могла. Инесса Петровна: молодая, статная, женщина хоть и носила мундир лейтенанта медицинской службы, но свою работу выполняла исправно, как бы она не напускала на себя надутый вид, но доброта всегда просматривалась в ее словах и поступках. Недаром к ней выстраивались очереди больных, когда она пришла работать врачом в эту колонию. Каждому хотелось, чтобы нежная рука Инессы Петровны прикоснулась к истосковавшемуся по женщинам телу осужденного, даже не смотря на то, что вкалывала иглу в пятую точку. Получив несколько предупреждений и выговоров от начальства, она стала строже относиться к зэкам. У женщины было еще одно имя - Инна, так называли ее близкие знакомые и друзья.

Воробьева выписали, и он отправился в шестнадцатый отряд. Обе бригады находились на производстве, и потому в секциях было безлюдно, за исключением дневальных, да освобожденных от работы по состоянию здоровья. Завхоз (заведующий хозяйством, осужденный) отряда принял Воробьева сухо, показал его спальное место: постель досталась на втором ярусе, да он не был в претензии, какие его годы, еще спустится на нижний ряд. Завхоз вкратце объяснил обстановку в отряде, но виду не подавал, что видел Воробьева раньше. Сашка сразу заметил его настороженный взгляд, чувствовалось, чего-то он чурается.

Сашка сел на край постели нижнего яруса и задумался: "Как меня теперь встретят блатные? Выходит, из-за меня четыре человека сидят в изоляторе, а вдруг снова набросятся с кулаками. Ладно: семь бед - один ответ, не на того нарвались, подметки псам лизать не стану".

Из раздумий его вывел голос, донесшийся из среднего прохода:

- Зема, подсаживайся ко мне,- позвал его парень, лежащий под одеялом. Сашка подошел и, поздоровавшись, сел на кровать.

- Ты с этапа?

Сашка кивнул.

- А сам откуда?

- С Железнодорожного, считай, что с самого "Бана".

- Ёлы-палы, так мы земляки! А я с Нахаловки. Тебя как на воле погоняли?

- Санька Воробей.

- Слыхал я о тебе, говорят ты на Бану крепко стоял на ногах. А меня Матвеем зовут. Может слышал, я в Нахаловке известен, у меня в корешах были: Захар, Путя, Конь...

- Конечно знаю, встречался с ними. А ты за что сидишь?

- Да, так,- неохотно отвечал Матвей,- одним словом за жену.

- Побил?!

- Было малёхо, приложился.

Сашка напустил на себя тучный вид. Не по нутру ему было, когда здоровый парень на женщину руку поднимал.

- Да история не очень вышла, понимаешь, она в постели недозволенную черту переступила.

- Не понимаю,- Сашка замотал головой.

- Шлюхой она оказалась, с поцелуями ниже пояса опустилась. Теперь понял?! Ладно, все об этом замяли. А ты за что угрелся?

Сашка рассказал ему свою историю, как его подставили в драке и кто-то, дав на лапу прокурору и судье, теперь потирает от удовольствия руки.

- Матвей, прошу тебя по - земляцки, обрисуй обстановку в отряде, а то я многого не знаю.

- Молодец, что интересуешься, сразу видно - есть в тебе хватка. Вон там,- Матвей указал рукой,- у входа спят петухи, с ними якшаться нельзя, брать что-либо у них категорически запрещается, по нашим законам - это считается "западло" (недозволительно, табу). В средних проходах спят мужики-работяги. Я тоже из мужиков, а потому мы кучкуемся семьями по трое - пять человек. В зоне есть рабочка и выездной объект - "Тарбаза", там в основном ящики сколачивают. С буграми, то есть бригадирами, нужно жить дружно, они здесь в почете. Блатным в зоне от работы отлынивать не западло, а нам мужикам отказываться от нее почему-то стремно. За отказ от работы наказывают, сажают в ШИЗО до пятнадцати суток, сидеть за это то же стремно. Если есть возможность договариваться с бригадирами, заплатив им, то будешь поплевывать в потолок. Но не всем это положено, я вот к примеру сейчас освобожден от работы,- Матвей улыбнулся,- у меня своя примочка есть, я временами применяю ее, чтобы отдохнуть в отряде.

- А как?

- Настрогаю мелкого фторопласта и добавляю в махорку. Накурюсь до одурения, наутро все горло дерет, температура подскакивает большая. Петровна выписывает освобождение от работы, мол, простыл бедный, отлеживайся в отряде. Тут один дурак решил себе "мастырку" сделать: расцарапал кожу до крови и втер в ранку налет с зубов, а на следующий день пошел в санчасть с воспаленной раной. И чё ты думаешь? Его отправили на "Десятку" (ИТК-10, всесоюзная больничная зона для заключенных в Новосибирске), а вернулся он без ноги.