Странники в ночи (СИ)

Наконец я отпустил её и прошел в комнату, повалился на диван. Я осматривался жадно, как приговоренный к смерти, преследуемый беглец осматривается в единственном убежище, способном подарить жизнь. Стереопроигрыватель, бар, журнальный столик, два кресла, задернутые занавески на окнах. Больше всего я был благодарен ей за эти закрытые занавески, сквозь них проникало так мало вязкости проклятого дня.

- Ты не в себе, - сказала она. - Говоришь, не пил? Выпей.

Из бара она достала бутылку коньяка и два бокала, налила в каждый понемногу, но я взял бутылку и долил себе до края. Выпил залпом, а дальше между нами происходил примерно такой разговор.

- Я ждала тебя вчера. Почему ты не приехал?

- Зачем? Все уже сказано. И потом, я дописывал книгу.

- Закончил?

- Да.

- Когда отправишь в издательство?

- Я её сжег.

- Ты псих.

- Еще бы.

Мы помолчали несколько минут, и я выпил второй бокал коньяка.

- Много пьешь.

- Иногда это необходимо.

- Чепуха.

- Знаешь, я видел сегодня кладбище у развалин старого Города. Где-то там похоронена и наша любовь. Только непонятно, где, все могилы одинаковые.

- Что-то странное ты говоришь.

- Я очень одинок.

- Вот же я, рядом.

- Нет.

- Найди другую. Это лекарство.

- И ещё я видел обгоревший труп... Я, пожалуй, пойду.

- Куда ты пойдешь! Ты уже пьян.

- Хорошо бы.

Я встал и решительно направился к двери. Она пыталась удержать меня, но я отстранил её рукой.

- Будь счастлива.

Хлопнув дверью, я двинулся было к лифту, но меня остановила мысль о том, что в лифте я могу оказаться не один. И я стал спускаться по лестнице, медленно, словно обдумывая каждый шаг.

На улице я подошел к телефону-автомату. Не работает - гудки после второй цифры. Другой автомат, третий... То же самое. Четвертый телефон сжалился надо мной, и я набрал номер.

- Алло, - ответил мне женский голос, столь отличный от голоса той, у которой я только что побывал. Эти две девушки отличались во всем.

- Алло. Это я.

- Здравствуй.

- Можешь приехать ко мне вечером?

- Я очень занята.

- А завтра?

- И завтра.

Я повесил трубку на рычаг. Последний человек, способный меня спасти, отвернулся. Непостижимо, но во мне не было ни разочарования, ни душевной боли. Напротив, появилось какое-то злорадное удовлетворение. Обманывал ли я себя? Не знаю, скорее всего нет.

Не помню, как я добрался до машины. Конечно, не автобусом, ведь мог вернуться кошмар одинаковых бледных лиц. Наверное, пешком. Сел за руль, бездумно переключил скорость, тронулся с места. Начинало темнеть. Мне следовало удивиться, куда подевалась изрядная часть дня, но и удивление не приходило. Зажигались уличные фонари, витрины магазинов и ресторанов, неоновые рекламы. Постепенно, одно за другим, загорались окна квартир. Я вел машину все время по центральным улицам, избегая мрачных переулков, той опасности, которая таилась в их разверстых черных глотках.

За городом, на автостраде я прибавил скорость. Чтобы доехать домой, нужно было миновать новые районы, скопища высотных зданий, построенных довольно далеко от дороги. Я смотрел на эти многоэтажные башни с чувством печального бессилия. Десятки домов, тысячи окон. Может быть, за двойными стеклами одного из них - уют, покой и любовь. Спасение, которого я страстно жажду. Но их слишком много, и машина летит мимо, мимо... Золотые искры окон - безжалостные осколки, впивающиеся в сердце.

Тоска охватила меня. Я стиснул зубы и выжал из машины максимально возможную для неё скорость. Через десять минут конусовидные лучи фар осветили мой дом. Или вернее будет называть это сооружение могилой, где я похоронен заживо?

Моя комната на ветру - я так любил её когда-то! И сейчас не испытывал к ней ненависти. Все что угодно, кроме любви и ненависти - ни того, ни другого не осталось в душе. Какой там цвет в конце моего пути? Золотой, черный, бездонно-серый? Никакого. Вот именно - ничего.

Я погасил фары, вышел из машины. Отпер дверь, шагнул в комнату, повернул выключатель на стене. Картины (их сорвал ветер!) висят на прежних местах, книги (они с шорохом и стуком падали на пол!) валяются на столе в привычном беспорядке. Прекрасно, ничего не случилось - но был телефонный звонок, эта змея выползла из телефона и ужалила меня в мозг.

Все равно. Я подошел к дивану, механически разделся и лег. Кажется, телефон снова трещал, но я уже спал как убитый.

Проснулся я оттого, что как будто ощутил чей-то долгий пристальный взгляд. Открыл глаза и улыбнулся. На краю дивана сидела та, которой я звонил по телефону-автомату, моя последняя и несбывшаяся надежда. Она пришла, она сидела здесь и ласково гладила теперь мое плечо.

- Как ты сюда попала? - спросил я.

Она поцеловала меня с грустной улыбкой.

- Это сон, - сказала она. - Во сне чего только не происходит. Меня тут нет, но какое это имеет значение?

- Сейчас никакого.

- Никогда никакого, - поправила она. - Ты одинок?

- Нет. Я не говорил этого тебе. Я всегда знал, что ты придешь и спасешь меня. Знал с той самой минуты, когда впервые тебя увидел.

- Но это сон.

- Какое это имеет значение?

- Сейчас никакого, - сказала она.

- Никогда никакого, - сказал я.

Мы засмеялись счастливо, как дети.

- У нас много времени, - сказал я.

- Зависит от тебя.

- Разве? Это будет хорошее время.

- Я люблю тебя.

- Я люблю тебя. Только это сон.

- А наяву?

- Всегда люблю тебя. Когда ложусь спать, мысленно желаю тебе спокойной ночи, встаю - доброго утра. Когда пишу новую книгу, пишу для тебя.

- Ты говорил, что пишешь для некоего абстрактного читателя, воображаемого, кто вдалеке, кого, может быть, и нет совсем.

- Я врал.

- Я люблю тебя.

- Во сне. Наяву ненавидишь.

- За что?

- Не знаю.

- Я люблю тебя.

- Хорошо.

Последнее слово я прошептал с полузакрытыми глазами. Потом я поцеловал её, она юркнула под одеяло и прижалась ко мне.

- Ты наркоман.

- Почему?

- Ты со мной во сне, в мечтах. Чем это лучше наркотиков? Транс проходит, реальность остается реальностью. И плюс ко всему тебе ещё будет стыдно.

- Ты говоришь верные и мудрые вещи. В жизни ты не такая.

- Проще?

- Да.

- Конечно. Ведь я - настоящая, живая - и та, какую ты придумал себе, совершенно разные. Еще одна пытка, которой ты добровольно себя подверг.

- По-твоему, я дурак?

- Еще хуже. Ты меня ненавидишь.

- Вранье.

- Нет.

- Иногда мне кажется, что ненавижу. Но это самообман, выдуманный для успокоения. Я люблю тебя.

- Во сне?

- Всегда.

- Ты любишь не меня. Нет, ты не дурак... Ты убийца. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься.

- Тогда в первую очередь я убиваю себя.

- Но другим от этого не легче.

- Какое мне дело до других?

- Наконец-то ты искренен.

- Но я люблю тебя.

- Нет. Тебе хочется так говорить, хочется так думать. А если я скажу тебе всю правду?

- Давай. Все равно это сон.

- Ты хочешь думать, что любишь меня, потому что вбил себе в голову: я для тебя - единственный выход из клетки одиночества. Ты не колеблясь принесешь меня в жертву твоему идолу, маленькому зубастому эго. Ты не только убийца, ты предатель.

- Благодарю за откровенность.

- Но я люблю тебя.

- Почему?

- Потому что это сон.

- А в жизни - нет?

- Нет. Кто может полюбить тебя в жизни? Ты отвратительное создание.

- Некоторые люди уверяли, что любят меня. Они говорили неправду?

- Они надеялись на чудо. Но в наш век с чудесами плоховато.

Она поцеловала меня, посмотрела нежно и печально, выбралась из-под одеяла.

- Уходишь?

- Да.

- Спасибо тебе.

- За что?

- За то, что ты пришла. И ещё за то, что мы поговорили так, словно это был сон. Так лучше.