Инспектор милиции

— Как внуки? — спросил Василий.

— Спасибо, живы-здоровы.

— Ну и слава богу! — Дратенко обернулся и под­мигнул мне: — Ром?

Я не понял.

— Нет, русский,— ответил за меня Арефа.— Сережкин приятель.

«Да,— подумал я,— ничего себе приятель».

— Ты знаешь, на днях Сергей был. Что с ним таксе?

— А что? — невольно воскликнул Арефа. Я сдавил ему руку, чтобы он не сказал ничего лишнего.

— Сумасшедший какой-то! Набросился на меня. Где, говорит, лошадь?

— Давно был? — глухо спросил Денисов. От волне­ния он охрип.

— Три дня назад. Смешной человек! Зачем мне красть лошадь? Я, как и Остап Бендер, уважаю уголов­ный кодекс.— Дратенко засмеялся.— В наше время можно заработать честным трудом. А все эти цыганские штучки-дрючки с лошадьми пора сдать в музей.

Я чуть было не напомнил ему, как они пытались про­вести Нассонова, напоив кобылу водкой, Но вовремя сдержался. Вообще мне надо пока делать вид, что мое дело — сторона. Пусть потрудится Арефа.

Денисов уже успокоился. Главное, Чава был жив и невредим.

Мы остановились у высокого, глухого забора. Ворота для автомобиля поставили, видимо, совсем недавно и еще не успели покрасить.

Дратенко сам отворил их, завел машину во двор и пригласил нас в темный дом, открыв входную дверь, запертую на несколько замков.

— Мать у невесты,—словно оправдывался он.— Вы же знаете, что такое цыганская свадьба! Хлопот по­лон рот.

Он провел нас через сени в комнату и щелкнул вы­ключателем.

Я зажмурился от яркого света. Комната была застав­лена мебелью, набита дорогими вещами. Было видно, что эта полированная, позолоченная, граненая, бархатная и шелковая радость доставляла владельцу прямо-таки животное удовольствие. Он ждал от нас восхищения, в крайнем случае — одобрения. Но мы расположились на низком диване с деревянными полированными подло­котниками, покрытом толстым ковром, и молчали, заня­тые своими мыслями…

Дратенко сел возле стола, небрежно положив руку на плюшевую скатерть, явно огорченный тем, что мы не по­хвалили его дом.

— Куда уехал Сергей? — спросил Арефа.

— Чуриковых искать. Мы с ними у вас были.

— Не припомню таких…— сказал Арефа.

— Да знаете вы их! — нетерпеливо махнул рукой Дратенко.— Григорий и Петро. Братья.

Арефа задумался, силясь вспомнить.

— У Гришки лицо щербатое. После оспы.

— Вспомнил. Далеко они?

— Завтра будут на свадьбе. У них и справитесь о Сергее. А жеребец не нашелся?

— Обязательно будут? — спросил Денисов, не отве­тив на его вопрос.

— Прибегут. Большие любители выпить и заку­сить.— Василий обнажил в улыбке свои крепкие, желтые зубы.— Согласился бы ваш председатель, сейчас бы ра­довался. Такого бычка упустил! Мы его в соседний кол­хоз продали, «XX партсъезд». Довольны.

Я поражался: неужели Дратенко так здорово умеет притворяться? Или он и впрямь непричастен ко всей этой истории с Маркизом?

Арефа тоже был озадачен его поведением.

— Послушай, Василий, где вы провели ту ночь с Сергеем? — спросил он напрямик. Я хотел дать ему ка­кой-нибудь знак, что так вести разговор не следует. Но Денисов на меня не смотрел.

— В соседнем хуторе,— небрежно ответил хозяин дома.

— Э, зачем врать! — покачал головой Арефа.— У Петриченко вы не были.

— Правильно, не были. А что, там одни Петриченки живут? — Ваську этот разговор смутил. Он старался от­вести от Арефы глаза. Денисов это чувствовал.— Доро­гой Арефа, давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты мой гость.— Он посмотрел на меня и поправился: — Вы мои гости. Завтра свадьба… Погуляем, повеселимся…

Денисов некоторое время сидел молча, что-то обду­мывая. Потом тряхнул головой;

— Ты прав.

— Вот и хорошо! — поднялся Дратенко, радостный, словно у него гора свалилась с плеч.— Сергея мы оты­щем. Завтра столько народу будет, обязательно узнаем, где твой сын. Закусим чем бог послал? Правда, всухо­мятку.—Он развел руками.— Матери нету…

Васька пошел на кухню, мурлыкая под нос.

— Арефа Иванович, мне кажется, надо его при­жать,— поспешно стал я шептать Денисову.— Насчет Куличовки он, кажется, врет.

— Подожди, подожди, Дмитрий Александрович,— остановил меня Арефа, задумчиво глядя перед собой.— Мы с ним еще потолкуем. Закусим, ты спокойно иди спать. Договорились?

Что мне оставалось делать? Инициатива была в ру­ках Арефы.

— Идет,— сказал я, вздыхая.

Закусили мы холодной курицей, жареной домашней колбасой, солеными помидорами. Дратенко открыл бу­тылку коньяку. Чтобы не вызвать подозрений у хозяина, мне пришлось выпить рюмочки две. Уж лучше не заре­каться! Совесть будет спокойней…

Дратенко определил меня в небольшую комнату на мягкой старомодной кровати с панцирной сеткой.

Я попытался разобрать негромкий разговор, доносив­шийся из соседней комнаты, но говорили по-цыгански.

Ругнув в душе Арефу за его поведение и себя за то, что клюнул на его предложение искать Сергея вместе, я решил спать. Утро вечера мудренее. В голове, легкой от коньяка, застучали серебряными молоточками рельсы, со всех сторон меня обступили разворачивающиеся веером кукурузные и подсолнечные поля, мелькающие за окном поезда, закачались лица Игоря, Ольги, Бориса, Ксении Филипповны. И в пламени заката встало лицо Ларисы…

Я понял, почему день, скрывшийся за юромскими хол­мами, не хотел уходить от меня, почему играли и жили во мне его теплые лучи и солнечные краски…

Во мне воскресла надежда, напоенная горячими вет­рами степи, жаркими запахами чебреца, полыни и жердел.

Я перебирал в уме каждое слово, сказанное Олей Лопатиной, и в душу вливалась радость.

В голове возникли все наши встречи с Ларисой.

Я снова и снова переживал их. И теперь уже жизнь не казалась мне вереницей неудач и огорчений. В нее вхо­дили светлые, полные смысла перспективы.

А следствие, по всем признакам, неуклонно катится в тупик. Ну и черт с ним! Могу я хоть немного забыться?

Я уснул мертвым сном.

28

Эти строчки Есенина вспомнились мне еще во сне, на­верное, от негромкого, ритмичного позванивания в окон­ное стекло ветки с яблоками. Я проснулся, смотрел на красные, созревшие плоды на фоне чистого голубого неба, а это четверостишие повторялось и повторялось са­мо собой, и продолжение я никак не мог припомнить.

В комнатке было прохладно, и когда в дверь заглянул умытый, причесанный Арефа, приглашая меня к завтра­ку, я без особой охоты вылез из теплой постели.

Завтракали мы с Арефой одни. Василий с утра умчал­ся на своем «Москвиче» к невесте, где предстояли по­следние, самые суетливые хлопоты перед свадьбой.

— Сдается мне, Васька тут ни при чем,— сказал Аре­фа за завтраком.— В ту ночь они были в Куличовке.— Я ему вопросов не задавал. Что толку? Они все, сговорив­шись, могут в два счета обвести меня вокруг пальца. Пи­ши, Кичатов, твоя затея провалилась. Придется в Бахмачеевской начинать все сначала.— Живет там приятель Василия Филипп. Василий его на чем-то надул. Тот Фи­липп грозился при случае холку ему намылить. Васька решил с ним помириться и взял с собой моего телка. Сер­гей выпил лишку, спать завалился. А Васька, значит, устроился в другой комнате. Утром вышел — Сергея нет. Он скорей на автобус, чтобы на поезд успеть. Билет у него был. В Сальск. Как это у вас—версия? Считай, версия насчет Дратенко отпадает. Остались Сергей и еще братья Чуриковы, Петро и Григорий.

У меня было много вопросов и сомнений. Но, выезжая из Бахмачеевской, мы как бы договорились, что наш союз основан на полном доверии и искренности. Признать­ся, я ему доверял все меньше и меньше. Потому что он действовал, не советуясь со мной… И если слова Дратенко он принял на веру — это его личное дело… Мое молча­ние Арефа истолковал по-своему, Решил, что я одобряю его действия. Что ж, пусть будет так. Пора кончать этот спектакль…