Провокатор

- Е'мать твою так!

- П-п-почему?

- Не хочу и все.

- Этого не может быть! - взъярился ректор, брызжа слюной. - Молодой человек, да вы знаете... За пять минувших лет в ряды пришли свыше полутора миллионов лучших представителей рабочего, блядь, класса. Среди вновь принятых, е'их мать, более десяти процентов колхозники. Продолжается приток представителей интеллигенции.

- Я не колхозник, - прервал я речь, вытирая лицо от слюны кумачом переходящего знамени. - И тем более не рабочий...

- Но представитель интеллигенции...

- Но не передовой.

- Но интеллигенции.

- Не передовой.

- Интеллиген... да пошел ты...

- Спасибо! - подхватился со стула.

Не тут-то было: институтский жандарм решил во что бы то ни стало докопаться до истины.

- Ты что ж, сукин сын, не признаешь политику партии?

- Признаю.

- Тогда почему не желаешь вступать?

- По состоянию здоровья, - брякнул я.

- Ка-а-ак?

- Ряды должны быть чистыми, я не имею права марать чистые ряды... прежде всего чистота рядов...

- У тебя что, триппер? - заволновался ректор, прекращая дышать.

- И он тоже.

- А не врешь?

- Вру.

- Значит, правда! - замахал руками догматик. - Иди отсюда... с Богом! - И задышал в кумачовый носовой платок.

Я хотел заметить, что подобные болезни передаются исключительно половым путем (или через стакан), однако лишь пожал плечами и отправился восвояси.

Но теперь я вынужден признать свою ошибку: поступил опрометчиво, отказавшись от чести пополнить ряды строителей коммунизма. Почему же я сожалею? Утверждают, дело Ильича бессмертно, то есть, я так понимаю, все, кто активный участник этого невразумительного дела, получают бессмертие. А кто не хочет жить вечно? Все хотят жить всегда. И я тоже, однако - не судьба. Я своей безответственностью себя же и подвел к ножам гильотины. И поэтому умру. Хотя борьба за мою жизнь велась постоянно.

Я ненавижу врачей, стервятников беды.

Я люблю врачей, они создают иллюзию надежды.

- Черешня полезна во всех отношениях, - врал экзекутор веры и надежды.

- И все будет хорошо? - не верила мама.

- Нужна операция, голубушка, - шамкал старичок, пряча цветную ассигнацию.

- Боже мой! - заливалась слезами мама. - И все будет хорошо?

- Ничего определенного, голубушка, сказать не могу. Есть надежда, что все будет хорошо.

- Господи, что делать?

- Операцию.

Как приговор к жизни.

Тиха и прекрасна российская люцерновая степь в час вечерний. Но чу! Что за звуки? Рып-рып-рып - это рыпает дверь в пристроечке, именуемой в официальных бумагах Постом №1. В щели двери угадывается человек - это Ваня. У напряженно-испуганного лица держит керосиновую лампу.

- Это!.. Ни одной живой души, - сообщает шепотом, удивляясь такому странному обстоятельству. Повышает голос: - Любаша, выходи. Хрен нам по деревне!

Осторожно ступая по двору, проходит к воротам ангара. На засове висит огромный пудовый замок.

- Порядок! - довольно крякает. - Любаха! Выходи-выходи на свежий воздух. - Приподнимает над головой лампу. - Погодь. А машина-то где? Сперли-таки, гады неопознанные... Любка, ты чего?

- Ы-ы-ы! - в голос жалуется женщина, опустившаяся без сил на ступеньки крылечка.

- Ты чего, белены объелась?

- Ы-ы-ы! - И тычет пальцем в звездную сыпь неба.

На фоне равнодушных и холодных звезд... О! Матерь Божья! На мгновение, которое было как вечность, Ваня лишился речи: его пикапчик, как потертая галоша, был надет на металлический столб ворот, ведущих на Объект. Какая сила смогла поднять машину и насадить ее так вульгарно?

Отбросив лампу и все приличия, Ванюша дал стрекача в спасительное убежище Поста. Отдышавшись, цапнул телефонную трубку:

- Алле! Алле! Фу-фу! Чтоб вас всех!..

- Что там еще? - слабо спросила Любаша.

- Что-что, глухо как в танке! Что же это такое? - развел руками. - А может, того... война... мировая, а мы тут одни погибаем?

- Ах! - И впечатлительная женщина не без некоторой приятной грациозности рухнула в легкое беспамятство.

Химзавод был освещен веселым бойким пламенем - это горели нефтецистерны. На асфальте искрилось битое стекло. Ворота были выворочены некой безумной разрушительной силой. Рядом с проходной лежал чугунный слиток овальной формы. Вика попрыгала на нем, задирая голову к звездам:

- А может, это метеорит?

Присев, Загоруйко потукал костяшками пальцев по странному предмету:

- Чугун, пористый. - И обратил внимание на Ника, который работал с видеокамерой: - Вот так всегда, господа: на наших бедах... - Осмотрелся. Что же случилось?

- Авария? - предположила Виктория.

- А где тогда люди? - удивился ученый.

- Авария же, - сказала Николь, - убежали.

- Наши люди не бегают от газов. - Понюхал воздух. - Калий, натрий, свинец, магний. Но жить можно. - И попросил: - Вика, будь добра, там, на проходной, телефоны...

- Это как в том анекдоте, - вспомнила иностранка. - Один вредный покупатель приносит минеральную воду на анализ, мол, запах ему не нравится. Проверили, говорят, да, цианистый калий, вы это пили?

- Отлично, - проговорил Ник, выключая видеокамеру. - В смысле, все плохо, но...

- Ладно тебе, - вздохнул Загоруйко. - Вашего брата только это и кормит.

От проходной бежала девушка:

- Телефоны не работают, Виктор Викторович!

- Замечательно, - покачал головой гений химических наук. - Надо остановить производство.

В ответ ухнула цистерна. Пионерское пламя взвилось вверх так, что хрустальные звезды померкли. Воздушная волна прижала людей к земле начинался апокалипсис местного значения.

"Коммунисты - все фашисты!" - такой вот непритязательный лозунг был брошен на стотысячном стадионе, где проходил футбольный матч в честь ухода из спорта знаменитого крайнего левого хавбека сборной страны.

Я, Автор, все понимаю: если имеешь убеждения, высказывай, однако зачем прятаться за спины истинных болельщиков, которых вкупе с провокаторами тотчас же обработали спецвойсковыми резиновыми дубинками, именуемыми в народе демократизаторами. Для них, любителей спорта, праздник омрачился. Волей судеб я оказался на этом матче и в гуще событий. Надо ли говорить, что тоже получил оздоровительный удар дубиной по лбу, после чего угодил под ноги паникующих болельщиков. Было такое впечатление, что я попал под стадо диких североамериканских бизонов. Меня спасло лишь то, что чудом удалось закатиться под лавочку и там отлежаться до финального свистка рефери.