Чужая осень (сборник)

— Значит, Костя, ты выяснил все, поедем на деревню к дедушке покупать его веники. Так где же находится эта коллекция?

Константин так хорошо от радости набрался, что посеял где-то бумажку с адресом потенциального продавца. А его память после бурно проведенного вечера явно стала страдать провалами.

— Лады, вспоминай, как звали твоего пассажира?

— Что я, совсем дурной, — вскинул свои голубые глазки поближе к потолку Костя, — его звали Петя… Петя. И фамилия такая простая — Прохоров… Проханов…

— Ты послушай, что он дальше скажет, — мрачно глядя на Костю, сказал Сережа.

Константин, явно опасаясь очередной нахлобучки от Рябова, благоразумно отодвинулся от него на более безопасное расстояние и, почесав опухшее ухо, заявил:

— Улицу помню хорошо, номер дома — точно не знаю, а город…

— Сейчас услышишь, — еще раз напомнил о своем мнении насчет Кости Рябов.

— Город что-то вроде Кирова, но как-то длиннее, — честно признался Константин.

— Давай, вспоминай. Кировск, Кировка, Кировоград, Кировобад, Кировокан…

— Не помню, — снова опустил глаза Костя, и тут же встрепенулся, — зато улица Ленина.

— Я недавно проезжал по славному городу Козловке, так там всего две улицы, одна Зеленая, а вторая, конечно же, Ленина. Это Петя здесь был в командировке?

— Кажется… Точно, говорил, что приехал что-то получать на заводе…

— Имени Кирова?

— Нет, на автосборочном…

— Значит так, — обратился я к Сереже, — если он командировочный, то жил, скорее всего, в гостинице. Сегодня же нужно проверить, останавливался ли там Петр приблизительно Прохоров, выяснить, из какого он Кирова и желательно точный адрес. Все расходы на этот процесс оплачивает Костя. Если клиент будет найден, Костя отправится к нему за свой счет, получит со сделки только один процент. Дорогой мальчик, вся наша страна не для того поднялась на борьбу с алкоголизмом, чтобы позволять таким типам, как ты, нажираться в отдельном кабинете. Кстати, нужно будет поговорить с официантом, незнакомому человеку он не станет таскать спиртное в таком количестве и подсаживать его в отдельный кабинет…

— Все равно придется проверять, — заметил Сережа.

— Костя, если ты еще раз себе позволишь такую выходку, я буду очень недоволен. Выпишешь себе самый модный журнал «Трезвость и культура» и станешь читать на сон грядущий. И, повторяю, если еще раз… будем считать, что Сережа тебя просто поцеловал. Иди.

Костя, посчитав, что легко отделался, вылетел из кабинета.

— Рябов, я не могу на него сердиться, он еще совсем пацан, — объяснил я Сереже. — Если еще раз что-то подобное выкинет — тогда делай с ним все, что хочешь. Таких Костей в конце концов, как идиотов на руководящих должностях. Давай работать.

— Через час, — снова проконтролировал мое время Рябов, — мне нужно послать ребят по гостиницам. Удели внимание семье.

— Что бы я без тебя делал? Через час соединишь меня с Дюком.

Моя дорогая жена Сабина еще видела свои розовые сны. Нервы у нее, как у непробиваемого жилета: можно ногами пробежаться, только на бок перевернется и снова захрапит. А вот мой единственный наследник, наверняка уже проснулся.

Такого уникума, как я, природа еще не создавала — не люблю своего ребенка, эту своеобразную взятку Вышегородскому, его реванш за отсутствие собственных сыновей. Вот кто, а не я, станет его полноправным наследником. Да что говорить, если мне даже не было позволено назвать его так, как считал нужным — в память об отце. Поэтому я изо всех сил помогаю жене и тестю паскудить мальчишку, потакая всем его желаниям. Слово «нельзя» он с пеленок не слышал, получает все по первому требованию. Помню, я в пять лет попросил у мамы самокат, но не получил его. А мой дорогой сыночек в этом нежном возрасте не попросил, потребовал видик и на второй день «Пионер» уже стоял в его комнате. Вышегородский, правда, буркнул, что вроде бы рановато мальчишке такие подарки делать, мог бы смотреть тот, что в нашей спальне, но Сабина резко взяла мою сторону. Жена до сих пор даже смотрит на меня с каким-то нескрываемым обожанием и посчитала эту заботу о сыне явным проявлением отеческой любви. А у меня даже язык с трудом поворачивается называть его именем Гарик, так оно мне не нравится. Что делать, приходится…

Гарик сидел в своей комнате и с удовольствием мучал какого-то черного жука, тыкая в него зубочисткой.

— Здравствуй, сын, — ласково пропел я, с отвращением взирая на действия этого мелкого дракончика, которого нехотя создал сам, — смотри, что тебе папа привез…

Самому интересно, что же я тебе привез? Да, Сережа явно не отличается оригинальностью. Из целлофанового пакета с нарисованным зайцем — чтоб не перепутать, — извлекаю очередную дозу кассет. Но Гарик, поглощенный своим занятием, даже не смотрит в мою сторону.

Я молча вставляю кассету в плейер и включаю телевизор. Комнату тут же оглашают душераздирающие крики, Гарик нехотя отрывается от своего занятия.

— Опять каратэ, я хочу новые мультики… И еще. Мама смотрит фильм про Екатерину. Это царица. А мне не дает.

Инстинкт — сильная штуковина, на что этот аспид еще мелкий, а чувствует, как я к нему отношусь, и изредка пытается отвечать тем же, хотя мое внешнее отношение к нему самое что ни на есть нежное.

— Я привез тебе Микки Мауса, такого ты еще не видел.

— А вот и видел, — нагло утверждает Гарик, кося глаза на скачущего по экрану Тигра каратэ. Будь моя воля, я бы на ночь ему только «Кошмары улицы Вязов» или «Оживших мертвецов» ставил. Гарик на мгновение оторвал свой взор от лупящего ногой по бетонной опоре спортсмена и сделал очередное открытие:

— И вообще. Это не твой дом. Ты тут не прописан.

— Здесь вообще никто не прописан. А чей же это дом, может, твой?

— Ага, мой. Дедушка сказал, когда умрет, это мой дом будет. Я вас тогда быстро налажу.

Спасибо на добром слове, хоть беги в дом престарелых, забивай себе койку, от такого сыночка всего ожидать можно. Я нежно глажу маленькую пакость по голове, зная, что он этого не любит. Гарик тут же заявляет:

— Ты противный, папка.

В ответ на справедливое замечание молча выдаю ему две плитки шоколада, от которого у него, надеюсь, скоро проявится аллергия, и спешу нанести следующий визит.

Сабина уже проснулась, но покидать наше ложе, редко оскверняемое моим присутствием, не собиралась. Обычно ее день начинается с массажистки, та явится примерно через час, поэтому Сабина набиралась сил перед предстоящей встречей. Я тихо приоткрыл дверь и мою дорогую жену словно взрывом сбросило с постели. Она повисла на моей шее, покрыла лицо пулеметной очередью липких поцелуев. В поведении с женой я выбрал грубоватый тон постоянно уставшего мужчины, и она к нему уже привыкла. Поэтому без особых церемоний я вырвался из ее объятий, медленно опустился в кресло и потухшим голосом заявил:

— Ты бы хоть кофе сварила, всю ночь не спал.

— Ой, у тебя довольно усталый вид, — согласилась жена и для видимости поинтересовалась, — было много работы?

— Ты что, не видишь, я как та лошадь на свадьбе — морда в цветах, жопа в мыле, — вызверился я. — Ты кофе сделаешь или нет?

— Бегу, бегу, — успокоила меня Сабина, устремилась к двери, по дороге чмокнув меня в затылок. Пока она заваривает кофе, роюсь в «дипломате», нахожу очередное Сережино приобретение — со вкусом выполненные серьги, камушки 0,33 карата. Превосходный подарок любящего супруга, чего этой крокодиле еще нужно? Драгоценностей у нее не меньше, чем орденов у Брежнева, а каждому новому приобретению она радуется, словно дитя малое. Впрочем, это слабость любой женщины.

— Может, приготовить тебе сэндвич? — заботится Сабина, успевшая, несмотря на предстоящий визит массажистки, наштукатуриться, пока закипал кофе. Хочет мне нравиться еще больше, хотя вроде бы дальше некуда.

— Ты же знаешь, что до двенадцати я ничего не ем.

— Это вредно, пожалей себя. Ну хотя бы ради меня.

Ради тебя, дорогая, я готов на что угодно, даже на смертоубийство, чтоб ты уже пропала. Вот закрыть бы глаза, а затем открыть, и чтоб растворилась ты в воздухе, как мимолетное отвратительное видение.