Запонки императора, или орехи для беззубых

— Я все делаю не просто хорошо, а отлично. Это мой жизненный принцип…

И вещи ее окружали экстра-класса, начиная от бисерных вышивок и кончая старинной бронзовой кухонной утварью.

Выяснилось, что она давно знала Лизу, очень любила ее, преклонялась и страдала от ее высокомерия и пренебрежения.

— Умница, талант, все при ней и такому балбесу прислуживает.

— Кому?

— Да муженьку своему, он ее ногтя не стоит. Обыкновенный «скалозуб», вы согласны?!

Я поняла, что на этот язычок лучше не попадаться, и промолчала.

В последний момент «тетя Лошадь» предложила мне купить несколько бисерных вещичек, и я взяла их, не торгуясь. Цена была сумасшедшая, но Карен учил меня не торговаться вначале, чтобы завлечь клиента своей торовитостыо.

Потом «тетя Лошадь» появилась у меня и с редкой бесцеремонностью осмотрела, перещупала каждый предмет интерьера и обстановки, точно была в лавке антиквара. Она мгновенно поставила меня в известность, что ей нравится, что она купила бы и за сколько…

Среди моих старых знакомых никто не вел себя так нагло, но в мире коллекционеров существовали другие критерии поведения.

Постепенно я стала посещать аукционы, как вернисажи, раскланиваясь и проявляя непринужденность знатока и завсегдатая…

О некоторых посетителях Карен мне рассказывал. В первом ряду, в центре, всегда усаживался маленький человечек, похожий на старую макаку. Он не пользовался номером, а лишь помахивал ручкой, похожей на лапку обезьянки, и скупал фарфор на много тысяч рублей, особенно фигурки времен двадцатых-тридцатых годов — изображения красноармейцев, буденновцев, пограничников, доярок и свинарок — вещи тяжелые, лишенные тонкости отделки.

Карен объяснил, что они пользуются огромным успехом у дипломатов и за них охотно дают валюту.

— Так этот Гоша — обычный перекупщик?!

— Перекупщик, но большого размаха…

— И как он не боится рэкетиров? Он же таскает с собой каждый раз не меньше пятидесяти тысяч…

— Надо не жалеть денег и отдать при случае, сколько попросят А для деятеля его масштаба 20–30 тысяч не сумма…

— А зачем он покупает обломки, детали?

— У него на содержании свои реставраторы. Таких профессионалов в Эрмитаже не осталось…

— Ты ему завидуешь?

Он засмеялся.

— Это его делянка, он застолбил раньше меня лет на пять. Но я уже наступаю ему на пятки… А главное, я переманил его лучшего реставратора…

— И вам не надоедают эти игры?

— Игры в деньги?!

Он редко улыбался, но теперь смотрел на меня, как на ясельного ползунка.

— А кто тот длинный грузин с седыми бровями, который всегда стоит сбоку и кричит: «Ап!» — когда его но замечает аукционист? В пальто нараспашку и нагло-веселый?!

— У тебя цепкий глаз, — сказал Карен задумчиво, — это и хорошо, и опасно. Надеюсь, ты ни с кем из этих людей не разговаривала? Тот грузин — он из мафии, но своих не трогает…

— А ты для него — свой?

Карен вздохнул, улыбнулся и посоветовал мне с месяц на аукцион не ходить, чтобы не «светиться»… Я потратила это время на выставки и книги по искусству, к которым раньше была абсолютно равнодушна. Мне не с кем было об этом говорить, и я обрадовалась, когда встретила на выставке «Частные коллекции» Марата.

Он был, как всегда, небрежно одет, но теперь это была дорогая небрежность. От него пахло спиртным, но не самогоном, и курил он модную трубку, а не «Беломор»…

Мы поздоровались, и мне на секунду взгрустнулось. Все-таки я начинала к нему привыкать, пока он меня не продал.

— Ты еще не испытываешь желания сменить наездника?!

Тон был дружески непринужденным, но я почувствовала неугасшую злобу.

— А у тебя есть новый кандидат?

— В Греции все есть… Слушай, без дураков, ты потрясно смотришься, прямо «мисс Антиквариат»…

Я насторожилась. Марат взял меня за плечи.

— Могу порекомендовать покупателей, если надумаешь толкнуть…

— Демократов или консерваторов?!

Он снисходительно усмехнулся, и я с трудом удержалась от восклицания: во рту у него появились прекрасные фарфоровые коронки, стоившие уйму бабок.

— Пусти в гости по старой памяти, авось пригожусь…

— Характер мужчины проясняется в его отношении к женщине…

— Это всего одна ипостась… И разве я тебя не осчастливил Каренчиком?! Может быть, и теперь помогу…

Я согласилась, не подозревая, на какие неприятности себя обрекаю, восстановив отношения с этим человеком…

Он начал посещать меня раз в неделю. Ненавязчиво, весело. Острил, рассказывал сплетни, отказывался от рюмки, и постепенно за его непринужденными вопросами я начала замечать определенную систему.

Его интересовало, кто бывал в этой квартире, с кем встречался Карен и что покупал. Но я уводила разговор в сторону рассказывая о маминых увлечениях демократами, о «тете Лошади» с ее огненной симпатией ко мне, о Лизе. Он с трудом скрывал зевоту, но продолжал упорно ходить кругами вокруг меня.

Карен отнесся к его появлениям сдержанно, но спокойно. В этот свои приезд он был страшно занят, но однажды велел мне приготовить скромный ужин для пожилой женщины.

— Мне уйти? — спросила я.

— Нет, посидим втроем, я хочу окончательно приручить эту старушку, увидишь, игра стоит свеч…

Так я познакомилась с Таисьей Сергеевной, которая принесла злосчастные запонки, принадлежавшие императору Николаю II и подаренные ее отцу за реконструкцию порта в Таганроге.

— Представляешь, милочка, прямо так снял с руки и наградил простого инженера…

Старушка была более чем древняя. Хотя ей было за девяносто, передвигалась она бодро и решительно, напоминая замшенную, мумифицированную Дюймовочку-бабушку.

Запонки состояли из круга красной эмали, окруженной ободком из мелких бриллиантов, а четыре из них, значительно крупнее, почти в полкарата, делили эту сферу на сегменты. В центре, на зеленой эмали, лежал двуглавый орел, тоже из мелких бриллиантов в платине. И лишь по краям запонки были золотые и переходили в золотые цепочки.

— А как доказать, чти запонки императорские? — спросила я иронически.

Старушка всполошилась.

— Я вам рассказала все, как было, кроме того, тут можно разглядеть букву Н.

Хозяйка запонок занервничала, щечки ее покраснели, и она начала укладывать свое имущество в коробочку из коричневого сафьяна Но Карен удержал ее руку.

— Никто не сомневается в ваших словах, уважаемая, договоренность остается в силе…

— В долларах? — жадно спросила старушка. — Понимаете, это для правнучки, она уезжает, и я хочу, чтоб она могла купить себе квартирку…

Моя мечта? Неужели все русские одинаковы и больше всего на Западе боятся оказаться без площади?!

Я покосилась на Карена: сохраняя невозмутимость, он положил на кухонный стол 3 000 долларов. Меня поразила цена этого красивого, но не очень функционального предмета. Кто сейчас из мужчин носит загонки!

— Я вас отвезу на машине, — сказал Карен, когда старушка запихнула в матерчатую, сшитую из кусочков хозяйственную сумку, свой кошелек. — Вы бы положили его в более укромное место…

Бабушка-Дюймовочка лихо тряхнула головой.

Они ушли, а я приложила запонки к ушам. Серьги, конечно, вышли бы фирмовые. но жить без них я могла совершенно спокойно… Я стала прикидывать, сколько у меня на счету. Карен показывал банковские бумаги после каждой поездки… Выходило, что в Лондоне у меня уже лежит десять тысяч семьсот долларов. Маловато, хотя это лучше, чем ничего!

Вернувшись, Карен долго разглядывал запонки, а потом сказал:

— Им цены нет… у русских монархистов. Не меньше ста тысяч потянут, а через год — втрое больше…

Я засмеялась, так как не относилась всерьез ни к одной партии… Мой скепсис охладил Карена, он спрятал запонки в коробочку, а ее положил в тайник секретера, где были две декоративные колонки. Если выдернуть бронзовую ромашку в одной, вынималась наружная часть и возникала глубокий ниша. Карен впервые это сделал при мне, я даже не подозревала о существовании тайника и расценила его поступок как высшую меру доверия…