Заповедное место

— Вот оно, — обреченно и враждебно произнес Рэдсток, поворачиваясь к Адамбергу, — вот оно, Хайгетское кладбище, Богом проклятое место, и все это происходит здесь уже сто лет.

— Сто семьдесят, — негромко поправил его Данглар.

— О'кей, — ответил Рэдсток, стараясь взять себя в руки. — Вы можете вернуться в отель, я вызову моих ребят.

Рэдсток достал телефон и через силу улыбнулся коллегам.

— Обувь неважного качества, — сказал он, набирая номер. — Возможно, на наше счастье она окажется французской.

— Если туфли французские, значит, ноги в них принадлежали французам, — договорил за него Данглар.

— Верно, Дэнглард. Какой англичанин стал бы покупать французскую обувь?

— Другими словами, будь ваша воля, вы перебросили бы эту гадость через пролив, к нам.

— В каком-то смысле — да. Деннисон? Это Рэдсток. Пришли группу из убойного в полном составе к старым воротам Хайгета. Нет, не труп, только омерзительная куча скверных туфель, примерно штук двадцать. С ногами внутри. Да, группу в полном составе, Деннисон. О'кей, давайте мне его, — устало выдохнул Рэдсток.

Суперинтендант Клемс еще находился в Ярде: в пятницу вечером всегда было много работы. По-видимому, с ним велись какие-то переговоры, потому что Рэдстоку пришлось ждать. Данглар воспользовался этим, чтобы объяснить Адамбергу: только французские ноги согласились бы обуться в французские туфли, и помощнику суперинтенданта очень хочется перебросить эту обувь через пролив, в самое сердце Парижа. Адамберг кивал ему в ответ; скрестив на груди руки, он медленно прохаживался вокруг туфель и время от времени устремлял взгляд поверх кладбищенской стены, во-первых, чтобы проветрить мозги, а во вторых, чтобы представить себе, куда направлялись эти мертвые ноги. Они ведь знали много такого, чего он не знал.

— Примерно штук двадцать, сэр, — повторил Рэдсток. — Я здесь, и они у меня перед глазами.

— Рэдсток, — недоверчиво произнес суперинтендант Клемс, — что это за бред собачий? В каком это смысле — «с ногами внутри»?

— Черт! — не выдержал Рэдсток. — Сэр, я не в кофейне «Квинс-лейн», я на Хайгетском кладбище. Вы пришлете мне группу или оставите тут одного с этой пакостью?

— Хайгет? Что же вы сразу не сказали, Рэдсток?

— Я уже битый час это повторяю.

— Ладно, — совсем другим, примирительным тоном произнес Клемс: казалось, слова «Хайгетское кладбище» подействовали на него как сигнал тревоги. — Группа уже выезжает. Кто там у вас — мужчины, женщины?

— Я бы сказал, и те и другие, сэр. Это ноги взрослых людей. Обутые в туфли.

— Кто вам сообщил?

— Лорд Клайд-Фокс. Это он обнаружил здесь всю эту обувь. А потом вылакал чуть не ведро спиртного, чтобы прийти в себя.

— Ясно, — поспешно сказал Клемс. — Что за туфли? Дорогие, дешевые? Новые или старые?

— Похоже, им лет двадцать. И они очень страшненькие, сэр, — добавил он с усталой иронией. — Если повезет, мы сможем перекинуть их французикам и забыть о них.

— И не мечтайте, Рэдсток, — отрезал Клемс. — У нас сейчас идет международный коллоквиум, и мы намерены плодотворно сотрудничать.

— Я знаю, сэр. Со мной тут двое коллег из Парижа.

Рэдсток коротко усмехнулся, поглядел на Адамберга и применил ту же хитрость, какой пользовались его коллеги, — заговорил с неестественной быстротой. Но Данглар понял, в чем дело: самолюбие Рэдстока было уязвлено тем, что ему пришлось уговаривать французов поехать с ним, и теперь он отводил душу, всячески понося Адамберга.

— Вы хотите сказать, что там, с вами, сам Адамберг? — перебил его Клемс.

— Да, сам. Коротышка, который спит на ходу.

— Придержите язык, Рэдсток, и соблюдайте дистанцию, — приказал Клемс. — Этот, как вы его называете, коротышка — бомба замедленного действия.

Данглар, с виду такой унылый и подавленный, легко мог вспылить, а его знание английского было почти безупречным. Он привык в любых обстоятельствах защищать Адамберга и только себе самому разрешал критиковать его. Он выхватил у Рэдстока телефон, представился Клемсу и, отойдя от смердящих мертвых ног, вступил в разговор с суперинтендантом. И Адамбергу показалось, что Данглар, пожалуй, предпочел бы ездить на рыбалку со своим теперешним собеседником, нежели с Рэдстоком.

— Ну допустим, — сухо и высокомерно говорил Данглар.

— Ничего личного, майор Дэнглард, поверьте мне, — заверял Клемс. — Я не хочу оправдывать Рэдстока, но тридцать лет назад ему уже приходилось расследовать происшествие на Хайгетском кладбище. И надо же, чтобы именно он за полгода до пенсии наткнулся на этот ужас.

— Вы говорите об очень старом деле, сэр.

— Нет ничего хуже старых дел, вы сами это знаете. Старые корни снова и снова дают побеги, и газон зеленеет несколько веков подряд. Будьте снисходительны к Рэдстоку, вы не можете его понять.

— Могу. Я знаю, что случилось на Хайгетском кладбище.

— Я говорю не об убийстве бродяги.

— Я тоже, сэр. Мы с вами говорим об историческом Хайгетском кладбище: сто семьдесят тысяч восемьсот покойников, пятьдесят одна тысяча восемьсот могил. Мы говорим о ночных драмах, которые происходили там в семидесятые годы, и об Элизабет Сиддел.

— Отлично, — помолчав, произнес суперинтендант. — Раз вы все это знаете, узнайте еще, что именно Рэдсток участвовал в последней драме и что он тогда был юн и неопытен. Учтите это.

Прибыла оперативная группа, и Рэдсток приступил к работе. Данглар сложил мобильник, сунул его в карман британскому коллеге и подошел к Адамбергу: прислонившись спиной к черному автомобилю, комиссар старался приободрить Эсталера, который совсем раскис.

— И что они будут делать? — дрожащим голосом спрашивал Эсталер. — Найдут двадцать безногих и приклеят им эти туфли? А потом?

— Десять безногих, — поправил его Данглар. — Двадцать ног — это на десятерых.

— Верно, — согласился Эсталер.

— Но похоже, их только восемнадцать. Значит, понадобится только девять человек.

— Верно. Но если бы в Англии сразу девять человек остались без ступней, полиция была бы уже в курсе, так?

— Если ступни отрезаны у живых людей, то да, — сказал Адамберг. — А если у мертвых, то, возможно, и нет.

Эсталер покачал головой.

— При втором варианте, — уточнил Адамберг, — речь идет о девяти трупах. Где-то в Англии имеются девять трупов без ступней, и полиция об этом не знает. Я вот думаю, — медленно произнес он, — как по-научному назвать это действие — отрезание ступней? Когда отрубают голову, это называется декапитация. Когда удаляют глаз, это энуклеация, когда отрезают тестикулы — кастрация. А когда отрезают ступни? Эпедистрация? Или как?

— Никак, — сказал Данглар. — Такого слова не существует, потому что не существует действия, которое бы оно обозначало. То есть раньше не существовало. Но кто-то совершил это действие, и на необъятном континенте высветилась новая, еще неизвестная людям область.

— Вот и для парня, который поедал свой шкаф, тоже нет обозначения.

— Текофаг, — предложил Данглар.

IV

Когда поезд вошел в туннель под Ла-Маншем, Данглар шумно вздохнул и сжал челюсти. Первое путешествие под водой не притупило его страх: на обратном пути этот способ передвижения казался ему таким же опасным, а пассажиры поезда — такими же безумцами. Он ни на минуту не мог забыть, что над узким коридором, по которому его везут, беснуются морские волны.

— Я прямо чувствую, как эта толща воды давит на нас своей тяжестью, — сказал он, глядя на потолок вагона.

— Вода не может на нас давить, — возразил Адамберг. — Мы не под водой, мы внутри скалы.

Эсталер спросил, почему вода своей тяжестью не продавливает скалу и туннель не обрушивается. Адамберг не стал раздражаться, а начертил ему на салфетке схему: вода, скала, оба берега, туннель, поезд. Затем снова воспроизвел ту же схему, но уже без туннеля и без воды, чтобы наглядно объяснить: их наличие не влияет на устойчивость системы.

— А все-таки, — настаивал Эсталер, — море должно на что-то давить своим весом.