Заповедное место

Нет, Данглар так не думал. Он был счастлив, что находится здесь, счастлив, что может вести себя как англичанин, счастлив, что еще в первый день коллоквиума на него обратила внимание женщина. Уже много лет он не надеялся на такое чудо, поскольку, смирившись со своей участью, решил навсегда отказаться от женщин и не делал ни малейших попыток с кем-либо познакомиться. Она сама подошла и заговорила с ним, улыбнулась ему, изобретала всевозможные предлоги для встреч. Если все это не сон, а правда, то как такое могло произойти? Данглар снова и снова, до изнеможения, вспоминал мелкие, но немаловажные детали, которые могли разрушить или укрепить появившуюся у него надежду. Он их сортировал, оценивал, определял, насколько они достойны доверия, — так пробуют на ощупь лед, прежде чем ступить на него, — насколько они весомы, каково может быть их содержание. Он искал ответа на вопрос: да или нет? Наконец, в результате углубленного осмысления эти детали утратили всякую значимость. И требовалась дополнительная, свежая информация. Сейчас эта женщина, вероятно, сидит в баре отеля вместе с другими участниками коллоквиума. Но он разминется с ней из-за поездки на кладбище, которую затеял Рэдсток.

— Зачем проверять? Лорд был в стельку пьян.

— Затем, что речь шла о Хайгетском кладбище, — процедил сквозь зубы Рэдсток.

Данглар обиделся. Он был так захвачен мыслями о женщине и о важных деталях, что пропустил мимо ушей слова «Хайгетское кладбище». Он приосанился, желая достойно ответить Рэдстоку, но помощник суперинтенданта жестом остановил его.

— Нет, Дэнглард, вам этого не понять, — сказал он скорбно и горько: так старый солдат говорит с человеком, не видевшим войны. — Вы не были на Хайгетском кладбище. А я был.

— Но я понимаю, что вам не хотелось опять там оказаться, и понимаю, почему вы все-таки туда едете.

— Извините, Дэнглард, но как-то не очень верится.

— Я знаю, что произошло на Хайгетском кладбище.

Рэдсток удивленно взглянул на него.

— Данглар знает все, — невозмутимо пояснил Эсталер, сидевший на заднем сиденье.

Сидя рядом с ним, Адамберг прислушивался к разговору: отдельные слова удавалось понять. Данглар явно знал о Хайгетском кладбище много такого, о чем он, Адамберг, не имел ни малейшего понятия. Что ж, это нормально — в той мере, в какой можно считать нормальным гигантский объем знаний Данглара. Определение «культурный человек» в применении к нему казалось просто жалким. Это был человек феноменальной эрудиции, обладающий разнообразными, неистощимыми информационными ресурсами, которые, по мнению Адамберга, уже заполнили его целиком, постепенно, по одному, замещая каждый из его органов, и даже странно, что Данглар продолжает жить обычной человеческой жизнью. Вот почему он с таким трудом передвигается, вот почему он никогда не гуляет. Но зато он наверняка знает фамилию парня, который съел шкаф. Адамберг поглядел на вялый, точно смазанный профиль Данглара: лицо майора чуть подрагивало — это означало, что он предается научным изысканиям. Очевидно, он срочно извлекал из своей сокровищницы знаний все, что касалось Хайгетского кладбища. Но какая-то мучительная мысль не давала ему сосредоточиться. Конечно, это женщина с коллоквиума увлекла его ум в бурлящий водоворот предположений и догадок. Адамберг перевел взгляд на британского коллегу, чью фамилию был не в состоянии запомнить. Что-то вроде «Сток». В отличие от Данглара Сток не думал о женщине и не вспоминал прочитанное: Сток был сильно напуган.

— Данглар, — сказал Адамберг, легонько хлопнув помощника по плечу, — Стоку не хочется ехать туда и смотреть на эти туфли.

— Я же говорил вам, он неплохо понимает по-французски. Надо прибегнуть к шифру, комиссар.

Адамберг кивнул. Чтобы Рэдсток не понял, сказал Данглар, надо говорить очень быстро и монотонно, проглатывая слоги; но такой трюк был не по силам комиссару. Он произносил слова так же медленно, как передвигал ноги.

— Ему совсем этого не хочется, — неестественно быстро произнес Данглар. — У него с этим местом связаны определенные воспоминания, и он предпочел бы туда не возвращаться.

— А что это за место?

— Что это за место? Одно из самых необычных романтических кладбищ Европы, где вовсю разгулялась буйная фантазия художников, воспевающих Смерть. Готические гробницы, мавзолеи, египетские скульптуры, могилы отлученных от церкви и убийц. И все это разбросано среди английского парка с его тщательно организованным хаосом. Это единственное в своем роде, уникальное место, где люди запросто сходят с ума.

— Понятно, Данглар. Но что, собственно, произошло в этом хаосе?

— Ужасные события, а в конечном счете — пустяк. Но такой вот «пустяк» может очень тяжело подействовать на тех, кто его видел. Вот почему старое кладбище охраняется по ночам. Вот почему наш коллега не хочет заходить туда один, вот почему мы сидим в этой машине вместо того, чтобы попивать винцо в отеле.

— Попивать винцо? А с кем, Данглар?

Данглар поморщился. Ничто не могло ускользнуть от внимания Адамберга, даже самые ничтожные мелочи жизни: едва слышный шорох, чуть заметное ощущение, легчайшее дуновение ветра. Конечно же, комиссар заметил эту женщину на коллоквиуме. И в то время как он, Данглар, снова и снова, до изнеможения анализировал факты, Адамберг наверняка располагал уже сложившимся впечатлением.

— С ней, — добавил Адамберг, не дождавшись ответа. — С женщиной, которая покусывает дужки своих очков в красной оправе, с той, что поглядывает на вас. У нее на карточке написано «Abstract». Это ее фамилия — Абстракт?

Данглар улыбнулся. Было бы вполне логично, хоть и печально, если бы единственную женщину, за десять лет заглянувшую ему в глаза, звали Абстракт.

— Нет, не фамилия. Это ее работа. Она собирает у выступающих и раздает всем участникам листки с кратким содержанием выступлений. Краткое содержание по-английски называется «abstract».

— Ах вот оно что. Но как же тогда ее зовут?

— Я не спрашивал.

— Это надо выяснять сразу.

— Я хотел сначала выяснить, что у нее на уме.

— А вы разве не знаете? — удивленно спросил Адамберг.

— Откуда? Надо было у нее спросить. Но сначала выяснить, можно ли об этом спрашивать. И спросить себя, что тут вообще можно узнать.

Адамберг вздохнул и решил прекратить расспросы: его утомляли интеллектуальные лабиринты Данглара.

— Но у нее на уме что-то важное, — продолжал он. — И лишний бокал вина сегодня вечером не сможет ничего изменить.

— Какая женщина? — спросил Рэдсток по-французски. Его разозлило, что эти двое вели разговор, словно бы не замечая его. А еще больше разозлило то, что маленький комиссар с растрепанными темными волосами заметил его испуг.

Они уже ехали вдоль ограды кладбища, и внезапно Рэдстоку захотелось, чтобы сцена, описанная Клайд-Фоксом, оказалась не галлюцинацией, а реальностью. Пускай беззаботный французик Адамберг получит свою долю Хайгетского кошмара. Пускай получит, пускай приобщится, черт возьми. Посмотрим, будет ли коротышка сыщик потом ходить с таким же безмятежным видом, какой у него сейчас. Рэдсток остановил машину у края тротуара, но не стал выходить. Он опустил стекло сантиметров на двадцать и посветил фонариком через образовавшуюся щель.

— О'кей, — произнес он, глянув в зеркало заднего вида на Адамберга. — Приобщайтесь.

— Что он говорит?

— Приглашает нас приобщиться к Хайгету.

— Я ни о чем таком не просил.

— You've no choice, ^[5] — жестко сказал Рэдсток, открывая дверцу машины.

— Я понял, — сказал Адамберг и жестом велел Данглару не переводить.

Зловоние было тошнотворным, зрелище — чудовищным, и даже Адамберг, шедший в нескольких шагах позади Рэдстока, застыл на месте. Из потрескавшихся туфель с развязанными шнурками выглядывали разложившиеся щиколотки: темные остатки плоти и беловатые срезы аккуратно отрубленных берцовых костей. Единственное несоответствие с описанием Клайд-Фокса заключалось в том, что ноги вовсе не пытались войти на территорию кладбища. Они просто стояли в своих туфлях, бесстыдные и жуткие, на тротуаре напротив старого входа на Хайгетское кладбище. Небольшая аккуратная выставка обуви, на которую не было сил смотреть. Рэдсток держал фонарь в вытянутой руке и, скривившись от омерзения и пытаясь слабым движением руки отмахнуться от запаха смерти, освещал то, что выглядывало из туфель.