Сейф дьявола

— Я об этом не знал.

— Я докладывал тебе вчера на редакционном совещании.

— Возможно, но, как видишь, обстановка изменилась. На полигон поедет кто-нибудь другой, а ты отправляйся на аэродром.

— Я хотел предложить, чтобы репортаж ко Дню авиации написала Яна Крейзлова.

— А почему Крейзлова? — раздраженно спросил Краус.

— Она сейчас выполняет задание редакции: после возвращения из Моравии пишет материал о радиолюбителях, — вступил в разговор ответственный секретарь Брандл.

— В таком случае нам мог бы помочь Черник, — внес новое предложение майор Валек.

— О нем я тоже подумал. Черник поедет вместо тебя на Шумаву, а ты занимайся летчиками.

— Как угодно…

Валек прекрасно знал, что дальше спорить с начальником бесполезно. Тот уже начал давать необходимые распоряжения. В первую очередь вызвал секретаршу и попросил разыскать Черника.

Яна Забранена раскрыла рабочую тетрадь, в которой сотрудники редакции записывали, где их можно найти или чем они конкретно заняты.

— Черник сейчас должен быть в Клубе журналистов: в десять часов там начинается пресс-конференция со строителями метро, — четко доложила секретарша.

Краус посмотрел на часы:

— Попробуй позвонить ему домой. Если он еще не ушел, пусть едет в редакцию.

— Хорошо…

Валек с Брандлом ушли, а секретарша взялась за телефон и начала разыскивать Черника.

В это время Петра не было ни дома, ни в Клубе журналистов. Удобно развалившись на диване в комнате своей подружки Тани Флорковой, он с нетерпением поглядывал на дверь в кухню, откуда должна была появиться Таня с обещанным завтраком. Уже полчаса назад, когда он обнимал хозяйку квартиры, ему стало ясно, что сегодняшняя пресс-конференция пройдет без него. Молодой журналист успокаивал себя тем, что поставленную перед ним задачу можно решить по-другому; например, съездив в управление Метростроя и побеседовав с его сотрудниками.

Такими мыслями Петр Черник только убаюкивал свою совесть. В действительности же ему до смерти не хотелось покидать приятное общество Тани. «Мы слишком долго откладывали нашу встречу, чтобы так быстро ее завершить», — говорил себе Черник, запустив пальцы в копну темных волос. В последнее время его прическа постоянно раздражала Валека: тот считал ее недопустимой даже для гражданского сотрудника армейского журнала.

«Все получилось отлично», — повторял Петр, блаженно потягиваясь на диване. Накануне у Тани выдался свободный вечер, когда ей не надо было спешить на телевидение, где она работала ассистентом режиссера передачи «Телевизионные новости». К тому же ее родители еще не вернулись из Болгарии.

Они посидели в ресторане киностудии «Баррандов» за бокалом вина, немного потанцевали, а закончили вечер на этом чудесном диване. Ничего не скажешь, Таня — фантастическая девушка, хотя бы потому, что на протяжении их четырехлетнего знакомства ни разу не сделала попытки женить его на себе. Она — полная противоположность Ярмиле, которая постоянно пристает с этими разговорами. Сколько раз он давал ей понять, что у него и в мыслях нет жениться на ней, но все напрасно. Таня же ко всему относится легко, хотя и она, конечно, была бы не против вступить с ним, как говорится, в законный брак.

А что, может, сделать ей предложение? Таня интеллигентная, милая, некапризная. Такую не часто встретишь. Петр провел рукой по небритой щеке: жаль, электробритва осталась в редакционном столе. Его мысли снова возвратились к хозяйке квартиры.

Действительно, из Тани бы вышла настоящая подруга жизни. Если бы Петр на ней женился, то тем самым снял бы камень с души моралиста Валека. Тот перестал бы переживать по поводу неустроенной личной жизни молодого сотрудника. Черник мимолетно улыбнулся своим мыслям. Нет, предлагать руку и сердце он подождет. Пока ему и так неплохо живется. Если кто-нибудь из них соскучится, достаточно снять трубку, набрать номер и договориться о встрече. Так вчера и поступила Таня…

Размышления Петра прервало появление стройной черноволосой девушки с выразительными голубыми глазами. Она внесла поднос, на котором были расставлены тарелки с яичницей и поджаренным хлебом и чашечки с черным кофе.

— Вот именно это я и называю сладкой жизнью! — воскликнул Петр. — Завтрак подается в постель — восхитительно!

— Ну что ты, дорогой, это просто благодарность за твое гостеприимство, когда ты принимал меня в своей холостяцкой квартире месяц назад.

— Нашла что вспоминать! Это было так давно, что я почти все забыл.

— Да? А я, глупая, тешила себя мыслью, что тот вечер ты никогда не забудешь. По крайней мере, ты мне так говорил.

— Извини, я неточно выразил свою мысль. Я просто забыл о своем, как ты выразилась, гостеприимстве, все же остальное моя феноменальная память запечатлела так живо, как будто это было вчера.

— Лгунишка! Если бы я тебе сама вчера не позвонила, ты бы вообще не вспомнил, что на свете существует некая Таня Флоркова.

— Ты меня, Танечка, обижаешь, страшно обижаешь. Если бы я только предполагал, что ты по мне соскучилась, я бы, ни минуты не раздумывая, поспешил к тебе, даже на телестудию, в коридорах которой я всегда чувствую себя словно в джунглях.

— Ну, если бы да кабы… А пока инициатива была на моей стороне. Ты, пожалуйста, зафиксируй в своей феноменальной памяти, что теперь очередь за тобой. А сейчас прошу к столу…

Оба с аппетитом принялись за еду.

— Ты останешься обедать? — спросила немного погодя девушка.

— Нет, к сожалению, к середине дня мне надо быть в редакции…

— А сейчас ты где числишься? — улыбнулась Таня.

Петр посмотрел на часы:

— В эти минуты я нахожусь в конференц-зале Клуба журналистов, второй этаж, комната номер три.

— Что там? Очередная пресс-конференция?

— Да. Но я полагаю, что там и без меня обойдутся.

— Это точно. Но обойдешься ли ты без них?

— Уж как-нибудь постараюсь. Таня вдруг заразительно рассмеялась:

— Представляю, как бы выглядел твой шеф, если бы узнал, что вместо того, чтобы участвовать в пресс-конференции, ты сидишь у своей подружки и несешь всякую чепуху.

— Думаю, он выглядел бы не менее удивленным, чем твои почтенные родители, если бы они неожиданно появились здесь и нашли любимую дочь в обществе, скажем так, не полностью одетого молодого человека.

— Не хотела бы я это видеть. Отец, конечно, не удержался бы, и нам обоим бы не поздоровилось.

— Ну, в таком случае должен отметить, что мой шеф сохранил бы полное спокойствие и присутствие духа. Вспомни, как уверенно он выступал недавно в ваших «Теленовостях».

— Я бы этого не сказала. Я отлично помню его выступление. Волнение он пытался скрыть тем, что разговаривал с нами, сотрудниками студии, свысока, почти начальственным тоном.

— Никогда не поверю, что Краус так себя вел.

— Может, мне это только показалось. Но что я теперь знаю определенно, доктор Краус в твоем лице имеет отличного адвоката.

— Просто мне не нравится, когда о нем говорят неправду, Я уважаю его как начальника и как журналиста. Он может быть излишне суровым, но знает, чего хочет, и хорошо понимает, что делает. А это самое важное для руководителя.

— Самое важное для руководителя — умение говорить с людьми.

— Именно это Краус и умеет. Если бы ты знала, сколько он сделал за последние десять лет для нашего журнала, ты бы совсем по-другому к нему относилась.

— Наверное, в этом заслуга не только его, но и других сотрудников? Или нет?

— Само собой разумеется. Но прежде всего это его заслуга.

— Конечно, уважаемый защитник. Благодарю вас за информацию о вашем славном армейском журнале и его выдающемся главном редакторе.

— А я в свою очередь — за вкусный завтрак.

— Подожди-подожди, дорогой, если ты надеешься отблагодарить меня одними пышными фразами, то глубоко ошибаешься. Вспомни-ка свое категоричное требование, когда ты был хозяином, а я — гостьей. При твоей феноменальной памяти ты мог бы об этом вспомнить…