Кухтеринские бриллианты. Шаманова гарь

— Наверное, заготовитель, который привез его из Березовки.

Голубев неопределенно пожал плечами и перебрался со стула на излюбленный свой подоконник. Помолчав, спросил Антона:

— Утреннее мое предложение насчет рыбалки не забыл? Все равно, шока заключения экспертов по трупу не будет, время впустую пропадет.

— Надо бы в сберкассе узнать, выигрывал ли Торчков мотоцикл, — Антон поглядел на наручные часы, — но там уже рабочий день закончился.

— В понедельник узнаем, если будет необходимость, — сказал Слава.

Бирюков еще какое-то время поразглядывал «дорбуфетовскую» этикетку и поднялся из-за стола.

— Пошли к Семенову, договоримся об экспертизе.

Эксперт-криминалист заканчивал сверку дактилоскопических отпечатков, снятых с пальцев трупа, с отпечатками, хранящимися в картотеке уголовного розыска. Попросив минутку подождать, он сверил последние карты, положил их на место и хмуро проговорил:

— В нашей коллекции сей гражданин не числится. Придется сделать запрос в главный информационный центр МВД.

— Долго эта канитель протянется? — спросил Антон.

— Запросим срочной связью. К понедельнику получим ответ.

— К тому времени и медицинское заключение будет готово, — вмешался в разговор Голубев.

Антон подал эксперту водочную этикетку.

— Надо, товарищ капитан, проверить идентичность с той, что на бутылке, найденной возле трупа. Кажется, из одного «Дорбуфета».

Семенов равнодушно взглянул на этикетку и осторожно положил ее на стол.

— Проверю. В понедельник сообщу результат.

4. Кумбрык и другие…

До свертка на Березовку Антон с Голубевым доехали на попутной машине. Старый тракт буйно загустел травой и походил сейчас на лесную просеку, вильнувшую вправо от укатанного автомашинами большака райцентр — Ярское. Выйдя по тракту к берегу Потеряева озера, Антон провел Славу мимо торчащих из воды столбов паромного причала и поднялся на высокий пригорок.

Отсюда Березовка смотрелась как на ладони. Рядом с новеньким, со сбитой по-современному набекрень крышей, «Сельмагом» алел раскрашенный яркими лозунгами кирпичный клуб, за ним — контора колхоза с поникшим от безветрия красным флагом. Даже вросшую в землю избушку Гайдамачихи в самом конце села и ту разглядеть можно. По обеим сторонам улицы, сразу за домами, вытянулись широкие прямоугольники огородов с картофельной ботвой и желтыми шапками подсолнухов. В Гайдамачихином огороде чернеет низенькая старая баня, а за огородом — кладбище, у самого края которого будто золотом отливает под лучами вечернего солнца бронзовая звездочка на памятнике березовцам, замученным колчаковцами. Тихое, как зеркало, Потеряево озеро с едва заметным на горизонте противоположным берегом распахнулось, словно большое водохранилище.

— Вот красотища!.. — восторженно произнес Голубев и, показав рукою по направлению к дому Бирюковых, заторопился: — Смотри… Смотри, какой старикан живописный сидит!

На скамейке перед домом, прикрыв сивой бородою широченную грудь, подремывал дед Матвей.

— Это мой дед, — с гордостью сказал Антон. — Матвей Васильевич Бирюков, полный Георгиевский кавалер, а за Гражданскую войну орден Боевого Красного Знамени имеет.

— Да ну1… — воскликнул Голубев. — Сколько ж ему лёт?

— Под девяносто. С девятьсот четвертого года все войны, как он говорит, в бомбардирах прошел. В Отечественную добровольцем на фронт просился, не взяли. В сорок первом ему уже под шестьдесят подбиралось.

— И как себя чувствует сейчас?

— Память отличная, зрение тоже. Вот на уши туговат.

— А отец твой в Отечественную воевал?

— Разведчиком. В Берлине закончил. Полный кавалер ордена Славы.

Голубев шутливо хлопнул Антона по плечу.

— Вот дают Бирюковы! Прямо-таки гвардейский род. И имена-то у всех старорусские; Матвей, Игнат, Антон…

— Меня хотели Виталием назвать. Приехали от матери из роддома, дед Матвей спрашивает: «Кто народился, малец или девка?» Отец говорит: «Сын, Виталий». Дед уже тогда туговато слышал, ладонь к уху приложил: «Кого видали?» Отец кричит: «Виталий! Имя такое новорожденному дадим!» Дед кулаком по столу: «Видалий! Видалий!.. Придумали чужеземную кличку, язык сломаешь. По-русски, Антоном, мальца нарекем!» Сказал, как отрубил. Перечить деду Матвею и сейчас в нашей семье не принято.

Полюбовавшись с пригорка селом, Антон со Славой спустились к проулку и по нему вышли прямо к дому Бирюковых. Антон подошел к дремлющему деду и, наклонившись к его уху, громко сказал:

— Здравствуй, дед Матвей!

Дед Матвей не вздрогнул от неожиданности, не шелохнулся. Медленно открыв глаза, он неторопливо поднял склоненную в дреме голову, провел костистой рукой по сивому лоскуту бороды и только после этого ответил:

— Здоров, едри-е-корень, коли не шутишь. Никак в гости явился?

Антон показал на Славу Голубева.

— С другом вот, на выходной порыбачить приехали.

Дед Матвей понимающе кивнул, сдвинулся к краю скамейки, освобождая место.

— Одолели ныне рыбаки Березовку. Каждый выходной прут к озеру и на легковушках, и на мотоциклах.

— Ну, и ловят?…

— Бывает. Серега наш на прошлой неделе с Димкой Терехиным на жерлицу щуку заловили чуть ни с метру длиной.

— Как Сережка? — поинтересовался Антон.

— А чего ему?… Шибко не фулиганит, а когда и отмочит чо, так он же малец, не девка. В тебя весь удался, следственную работу в школе ведет. Старых героев, вишь, отыскивать решил. Меня первого сыскал, фотографа домой приводил, сняли на карточку при ордене и всех Егориях. Говорит, при школе та карточка висеть будет… — дед Матвей кашлянул, поцарапал бороду и вернулся к разговору о рыбалке: — Коли удачливей зорьку провести желаете, пораньше место на берегу хватайте. Вот-вот напрутся сюда городские рыболовы, — махнул рукой в сторону дома деда Ивана Глухова, около которого стоял голубой «Запорожец». — Вон первый казак уже прикатил.

— Кто это к Глуховым приехал? — спросил Антон.

— Племяш каждый выходной тут ошивается, — дед Матвей повернулся к «Сельмагу». — Да вон, кажись, он чего-то с Иваном на телегу грузит.

Возле магазина уже знакомый Антону и Славе Голубеву путевой мастер с рыжебородым рослым стариком устанавливали на подводу новенький холодильник. Тут же крутился Торчков и невпопад давал советы.

Видимо, заметив у дома Бирюковых гостей, Торчков, по-утиному покачиваясь с боку на бок, направился к ним. Радостно улыбаясь, еще издали заговорил:

— Надыть такому совпадению случиться! Утром в районном центре встречались, а теперича уже в Березовке видимся. Никак сродственников пожаловал проведать, Антон Игнатьич?

— Дербалызнул уже? — не дав Антону ответить, строго спросил Торчкова дед Матвей.

Торчков испуганно закрутил головой.

— Что ты! Что ты, Матвей Василич! Не бери зазря на свою душу грех. С сегодняшнего дня, акромя газировки, никакой бутылочной жидкости не принимаю. Хватит! Покуражился и будя!..

— Поди, от моциклетных денег ни шиша не осталось, ась?

Сморщившись, Торчков щелкнул вставной челюстью, словно хотел проверить, на месте ли она, и небрежно отмахнулся:

— А куды мне деньги?… Гроб имя обклеивать, кады подохну? — он примостился на краешек скамейки и, заискивающе заглядывая Антону в глаза, заговорил: — Деньги, Игнатьич, по моему разумению — одно зло. Кады они есть, и печенку червяк точит, и в голове будто бы трактор «Беларусь» гудит. Другое дело, кады денег нет. Вот щас зашел в «Сельмаг» к Броньке Паутовой, дернул бутылочку газировки за двадцать копеек: в голове — свежесть, и печенка не взбрыкивает. У меня, Игнатьич, натура не та, как у некоторых. Возьми того же Ивана Глухова. В прошлом годе племяшу своему автомашину купил, — Торчков показал заскорузлым пальцем на «Запорожец». — Щас вот только холодильник в подарок опять же ему подбросил. А у самого Глухова в доме?… Чего только нет! Даже зеркальный шихванер имеется. А чего ему в том шихванере держать?… Это ж кулацкие замашки, Игнатьич, — покупать барахло, без которого в хозяйстве очень даже просто обойтись можно.