Джайв с манекеном

– Так ты считаешь, что в проблемах на празднике виновата Инга?

– Не знаю, – ответил Илья. – Меня ж там не было. Но если проблемы случились с кем-то из дочерей, то это явно Инга.

Лежа на диване, я смотрела в темноту.

На потолке время от времени появлялись световые пятна, мечущиеся, словно ночные страхи. Попытка заснуть не увенчалась успехом. Бессонница, донимавшая несколько дней, вновь явилась в спальню, уселась у изголовья и скупо улыбнулась пыльными губами. Разгулявшийся ветер бил прямо в окна. В квартире было холодно, а я все не могла согреться даже под теплым одеялом, сворачивалась в клубок, обнимая руками стылые плечи.

Лехина смена закончилась вечером. В другое время его томные взгляды заставили бы порадоваться. Иногда я чувствовала себя миледи, совращающей невинного Фельтона. Проблемы была лишь в том, что Лехе до религиозного фанатика было далеко, Змей не был Бэкингемом, а я – леди Винтер. И хотя мой охранник уже сейчас волком смотрел на всех особей мужского пола, приближавшихся на расстояние удара, я не была уверена, что долг не пересилит взыгравшее мужское либидо.

Леха отвез меня домой и уехал. На смену его машине вновь прибыла «Тойота». Я наблюдала за водителем из окна с полчаса. За это время он успел выйти по малой нужде к трансформаторной будке и выбежать со двора к близлежащему магазинчику, откуда вернулся с пакетом снеди. Устроившись на подоконнике, я мрачно усмехалась, думая, что Змей заплатил ему зря.

Змей.

Я думала о нем больше, чем хотела, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям. И хотя всегда считала, что поговорку «От любви и ненависти один шаг», придумали дураки, придирчиво занималась самокопанием: не переросла ли ненависть во что-то иное? Спохватившись, что сами по себе такие мысли ни к чему хорошему не приведут, я постаралась переключиться на что-то более приятное, например любимого пса, спектакли, в которых играла, парижские улочки, кафе и утренние круассаны, но не смогла. Ветер завывал, как банши. По комнате летал сквозняк, заставляя шторы колыхаться белесыми призраками.

Измучившись, я встала и пошла пить чай. Натянув новый, до колен свитер, я забралась с ногами на табурет и, ожидая, пока погаснет красный глаз чайника, схватилась руками за ворот свитера, натянув его до середины лица. Запах новой вещи успокаивал. Вдыхая его, я как будто обрела способность размышлять.

На кухне было холоднее. Заварив чай, я выглянула в окно. В полумраке разглядеть, спит или бодрствует шофер «тойоты» было невозможно. Забрав кружку в гостиную, я устроилась на диване, завернулась в одеяло и, прихлебывая горячий, пахнущий жасмином, напиток принялась размышлять.

Левины, бесспорно, попытались похоронить историю, произошедшую на новогоднем празднике. Никто из гостей даже не понял, что Андрея подстрелили, никто не видел, как убили Льва. Однако, слухи поползли. Кто проговорился, и о чем? Илья не знал, что случилось, но был уверен, что несчастье произошло с Ингой.

Лилька уверяла, что между Ингой и Львом, что-то есть. Якобы она уловила флюиды. Я сама замечала, какие странные взгляды бросают они друг на друга и готова была поверить. А что? Еще не старый, весьма привлекательный мужчина, вынужденный коротать дни рядом с психически неуравновешенной девочкой, Инга, по свидетельству Ильи – весьма неразборчивая в связях…

Поправка. Неразборчивая в связях, ревнивая и слегка неадекватная. Готовая броситься на обидчика с ножом.

Я слышала разговор Льва с женщиной и видела Ингу, которая с перекошенным от ярости лицом забежала в дом следом за ним. Следует ли из этого, что они о чем-то поспорили, он отказался выполнить ее просьбу, а она в отместку убила его, зарыла тело в снегу и вывозила платье сестры кровью, чтобы замести следы?

Как же она умудрилась?

Настя точно была на улице до конца фейерверка, больше я ее не видела, потому что тогда началась пальба, а я решила смыться под шумок. О чем договаривался Лев и Инга? Уж не о том ли, что он под шумок застрелит Андрея? Он отказался, и тогда она убила его?

Или же он согласился?

Недопитый чай остыл. Я поставила чашку на пол, укуталась одеялом и, наблюдая, как мечутся тени на потолке, вспоминала, когда видела в последний раз Ингу и Льва. Гоняя мысли по кругу, я прикидывала, не оказалась ли права? Что если Лев, сговорившись с Ингой, стрелял в Андрея, а потом был убит ею, чтобы замести следы?.. И если это произошло, то почему именно на празднике, при таком скоплении народа, риске, что кто-то из праздно шатающихся гостей окажется случайным свидетелем, и как это соотнести с найденной в бане уликой?

«Остановись!»

Я подпрыгнула от резкого приказа, и ошалело уставилась в угол, где, как мне казалось, должна была стоять пожилая женщина со строгим лицом. Но в квартире не было ни души, даже плюшевый ротвейлер неприкаянно валялся на полу. Я потерла усталые глаза, сообразив, что заснула. Интересно, сколько прошло времени?

Чай на полу был ледяным. Я спала не меньше часа. На улице все еще было темно, но это ничего не значило. В этой чертовой Москве всегда царил полумрак. Мобильного под рукой не было. Нужно встать и посмотреть на часы.

Мобильный валялся на столе. Прошлепав босыми ногами по холодному полу, я схватила телефон и нажала на кнопку. Три тридцать две. Сквозняк вновь колыхнул шторы, и я испуганно обернулась, словно подкравшийся призрак что-то шепнул на ухо.

«Остановись!»

Нет, это не призраки. Не голос давно погибшей Агаты, так часто являющейся во снах. Это инстинкт самосохранения, взбунтовавшийся после неудачливых попыток обратить на себя внимание. В самом деле, хватит с меня этого прибабахнутого семейства, загадок, опасного мужчины, решившего во что бы то ни стало прибрать меня к рукам. Я могу притворяться сколько угодно, что это не так, но от него никуда не денешься. Ему доставляет удовольствие принуждать меня делать то, чего я не хотела.

Довольно.

Я слишком давно брела по этой трясине и опомнилась, когда провалилась в вязкую жижу по грудь. Еще не поздно уцепиться за кочку, упереться в зыбкое, колышущееся дно слегой и повернуть назад. Леха уехал, было бы жаль подвести его. Все-таки, он спас мне если не жизнь, то здоровье точно.

Я подумала, что надо бежать сегодня, выйти из дома, бросив все имущество, включая машину, прокрасться мимо «тойоты» в час Волка и пешком добраться до метро. Особенно мне понравилась мысль о часе Волка, это звучало таинственно, приятно будоража кровь.

Интересно, когда наступает пресловутый час Волка?

Интернет подсказал, что время серого хищника наступает между четырьмя и шестью часами, что меня категорически не устроило. Может, в небольшом городе побег в это время имел бы смысл, но Москва, как пели в какой-то дурацкой песне, город, который никогда не спит. В пять просыпаются те, кому нужно ехать на работу через всю столицу. Если уходить, то только сейчас.

Я вытащила из пакета новый пуховик, темный и неприметный, каких на улицах сотни, натянула джинсы, взяла сумку, проверив ее содержимое, сунула в карман телефон и вышла из квартиры.

Шофер «тойоты» не сделал попытки выйти из машины. Меня никто не остановил. Надвинув на лицо капюшон, я уходила все дальше и дальше от подъезда, настороженно прислушиваясь, но никто не крался следом, не хватал за плечо, не пытался задержать. Я свернула в первом же переулке, затем еще, и еще, петляя по улицам, радуясь неожиданной свободе. И только изрядно замерзнув, проплутав по ночной Москве почти три часа, избежав столкновений с патрулями, я нырнула в приятный после морозца зев метрополитена.

В половине седьмого я была на Ярославском вокзале, а еще через полчаса ехала в электричке прочь от Москвы. Меня не очень волновало направление. Главное было скрыться хотя бы на пару дней. Змей не всемогущ, в конце концов. Если они не нашли меня в Париже, тут и подавно не найдут. Я купила пару газет и внимательно изучила рубрики «Аренда квартир».

Электричка почти пуста. В этот утренний час из Москвы почти никто не уезжает, для работяг – слишком рано. Напротив меня сидел мужчина в темно-синем костюме железнодорожника. Его худое, обветренное лицо было землисто-серым. Он посмотрел на меня сонным взглядом и задремал, прислонившись головой к оконной раме. Я поймала себя на том, что охотно перемолвилась бы с ним хотя бы парой фраз, пустых, ничего не значащих, создающих хотя бы иллюзию нормального общения, где нет места трупа и охотникам за деньгами. Но попутчик спал, а я не отважилась тревожить его, смотрела в окно, где не было ничего интересного, лишь спящие зимним сном дубы, да заснеженные полустанки.