Расплата

– Может, тебе стоило бы починить его, скряга?

– У них не было нужных деталей. И не меняй тему.

Я шутливо ругаюсь с Теннисом, и мне становится лучше, хотя зуб на зуб не попадает. Дело не в одной только печке. Подобрав меня, Теннис настоял на том, чтобы мы остановились у корейского магазина, где он купил гигантскую упаковку ибупрофена и заплатил торговцу-подростку, чтобы тот загрузил через окно со стороны пассажира пузыри со льдом, обложив ими мою руку, плечо и бедро, как свежую рыбу. Боль можно кое-как терпеть, только если сидеть не шевелясь, но в таком случае можно замерзнуть до смерти. Я изо всех сил стараюсь не вспоминать, как Эрл и Уильям смеялись надо мной, пока я валялся на полу, корчась от боли. Сначала мне нужно расплатиться по другим счетам, но я чертовски надеюсь, что мне удастся добраться и до них.

Теннис тормозит перед библиотекой и паркуется во втором ряду. Минуту мы тихо сидим, наблюдая, как крупная негритянка в форме водителя трамвая ведет по ступенькам маленького сонного мальчика. Сейчас семь пятнадцать.

– Серьезно, Питер, – говорит Теннис, – какого черта происходит?

– Я тебе уже объяснял. Я пытаюсь разобраться, кто убил Дженну.

– Ты не хочешь предоставить это полиции?

– Я сотрудничаю с полицией, но в деле замешаны и другие люди. Все так запутано. Я пока что не могу рассказать полицейским все.

– И не можешь объяснить мне почему.

Я ничего не хочу так сильно, как рассказать обо всем Теннису, но я не могу рисковать, открывая все, что сделал Андрей, пока не поговорю с Катей и не буду уверен, что она в безопасности.

– Точно.

– То, что ты мне наговорил, похоже на кучу дерьма.

– Мы уже это проходили. – Я громко вздыхаю.

– Напомни мне, кто тебе синяков наставил? Ах да, я и забыл, ты же выпал из кроватки. – Теннис бормочет что-то на идиш – смысл неясен, но интонация вполне красноречива.

– Ты мне так и не сказал, что тебя взволновало. – Я пытаюсь отвлечь его, пока он снова не начал выпытывать у меня информацию. – Что случилось?

– У тебя и так голова забита, – уклончиво отвечает он, не желая менять тему.

– Хорошие новости пошли бы мне на пользу.

Теннис угрюмо смотрит в окно, наверное, размышляя, стоит ли наказать меня, не раскрыв секрета, точно так же, как я не раскрываю своего. Однако через несколько секунд на лице моего друга появляется знакомая ухмылка, а пальцы начинают барабанить по рулю.

– Уверен, что хочешь это знать? – уточняет он.

Мистер Розье освободится только через пятнадцать минут.

– Безусловно, – отвечаю я.

Теннис садится боком на сиденье и, улыбаясь, начинает тихонько раскачиваться от удовольствия.

– Тебе это понравится. Мой адвокат…

– Твоя дочь Рейчел.

– Ну да, но мне нравится так ее называть. Так вот, мой адвокат провел все выходные, перечитывая твою электронную почту. Для женщины, которая занимает должность начальника отдела кадров в «Кляйн», да и сама юрист, Лемонд слишком сильно напортачила.

– Ева? – Мне нравится возбуждение Тенниса. – Да я бы об заклад побился, что она никогда и запятой неверной не поставит.

– Да, о которой ей известно.

– Что ты имеешь в виду?

– Рейчел разбирается во всей этой компьютерной мути. Она сказала, что Ева не просто регулярно отсылала письма тебе и остальным членом комитета отдела кадров. Она отправляла тебе прикрепленные файлы – таблицы и кучу другого барахла.

– Ну и что с того?

– В простом e-mail’e ты что видишь, то и получаешь. Но если тебе отправляют файл, например документ Microsoft Word, ты получаешь с ним массу других вещей. Есть такая штука, называется «метаданные», благодаря которой можно определить, кто написал текст, когда его написали и как долго над ним работали. Если к письму прилагаются таблицы, иногда их можно взломать и увидеть скрытые данные. А иногда, – тут он начинает раскачиваться быстрее, – можно даже увидеть любые изменения, которые вносились в текст – скажем, если человек работал поздно вечером на домашнем компьютере и психовал из-за чего-то. То, что человек писал, а потом стирал и думал, что об этом никто не узнает.

– Да не гони. – У меня перехватывает дух; Теннис очень меня заинтересовал. – И что нашла Рейчел?

– Квартальные отчеты по персоналу, которые Лемонд рассылала членам комитета, были файлами в Word, и к ним прилагались таблицы в Excel. В таблицах была масса скрытой информации – имена и фамилии служащих, и по каждому человеку – возраст, пол, раса, статистика выплат, даты найма и увольнения. Все. Рейчел говорит, это просто карта дороги, ведущей к коллективному иску. – Он умолкает и корчит неодобрительную рожу. – У «Кляйна» действительно есть список нарушений по отношению к женщинам и представителям меньшинств. Я был шокирован.

– Да у всех на Уолл-стрит есть такой список. – Я смеюсь над его наивностью, но смех отдается резкой болью в плече, и я тут же замолкаю. – Мы тратили кучу денег на семинары по политкорректности (на которые ты никогда не ходил), потому что до смерти боялись получить иск. А так у нас будут факты, свидетельствующие в нашу пользу.

– Еще бы, – отвечает Теннис. – Я просто никогда не думал, что ситуация настолько паршивая.

– Ты знал. Тебе просто надо было оглянуться по сторонам. Ты старался не забивать себе голову.

– Верно. – Он смотрит куда-то мне за спину, хмурится и беспокойно постукивает пальцами по колену. – В любом случае, это еще не все. За пару недель до того, как ты ушел…

– До того как меня выперли.

– Точно. За пару недель до того как тебя выперли, ты ругался с Лемонд по поводу повышения Кейши, из-за того, что с точки зрения Лемонд, у девочки не было достаточно хорошего образования.

– Как будто это на что-то повлияло бы. Лемонд заявила мне, что не собирается переводить выпускников училищ на должности, требующие специального образования, только потому, что эти выпускники жизнерадостны. Она произнесла слово «жизнерадостны» так, как будто хотела сказать: «потому что у них классные сиськи». Она жутко меня взбесила. Я посмотрел сайт школы Кейши в Интернете и выяснил, что они специализируются на искусстве меньшинств.

– Искусство меньшинств? – переспрашивает Теннис, и его лицо освещается улыбкой предвкушения. – Что такое искусство меньшинств?

– Ну, может, они портреты там рисуют. Или учатся танцевать хору. [29]Да откуда мне знать?

– Вот это правильная позиция. – Похоже, он разочарован. – Откуда тебе знать? В любом случае, ты же, наверное, отправил письмо юристу.

– Точно. Я поинтересовался, можем ли мы получить иск за дискриминацию выпускников программ для меньшинств, и отправил копию Лемонд. Я подумал, ей это немного соли на хвост насыпет.

– Да у нее просто крыша поехала, – заявляет Теннис и возбужденно качает головой. – Ты не поверишь. Помнишь ту записку, которую она тебе отправила, – ту, где она обещает пересмотреть ситуацию с Кейшей?

– Сейчас будет бомба, да? – Я помогаю ему подготовить удар. Как бы ни захватил меня его рассказ, Лемонд и «Кляйн» кажутся мне древней историей. Но мне нравится смотреть на счастливого Тенниса.

– О да, – говорит он. – Согласно метаданным, Лемонд писала записку в два часа ночи в пятницу на своем домашнем компьютере. Она вырезала целый абзац – тираду против подлых руководителей среднего звена…

– Это, наверное, про меня.

– Точно. Тираду против тебя за то, что ты «нарушаешь политику фирмы по работе с персоналом, защищая гериатрических работников с поведением неандертальцев»…

– А это, наверное, про тебя.

– Перестань перебивать меня. Тираду против подлых руководителей среднего звена, нарушающих политику по работе с персоналом, защищая типов вроде меня и пытаясь продвинуть – ты готов?

– Давай, удиви меня.

– Длинную желтую шлюху в коротком желтом платье.

– Нет! – Я смеюсь, не веря своим ушам. – Кто бы мог подумать, что Лемонд способна ввернуть словечко?