Риф Скорпион (cборник)

Я вымыл посуду. Потом снял со стены на чердачной лестнице один из стеклянных ящиков с бабочками, осторожно открыл его и поправил иголку, на которой была наколота монашенка — Lymantria monacha. Одна из сорока девяти волнянок в моей коллекции.

Следующие два часа я провел над серой мозаикой, постепенно занимающей все более широкую площадь большого коричневого обеденного стола. Затем решил пробежаться.

Я бегаю почти каждый день уже много лет, с тех пор как до Норвегии дошло увлечение трусцой. Километров десять с хвостиком по тропам западного лесопарка. Каждый раз по другому маршруту. Когда я еще только переехал на улицу Оскара Вистинга и не успел как следует изучить улицы, переулки и лесные дорожки в этом пригороде, случалось попадать на тропу, уводящую меня далеко в сторону, и вместо десяти я пробегал и двадцать, и тридцать километров. Теперь ошибки исключены. Могу выбрать маршрут и рассчитать скорость с такой точностью, что не опоздаю к телевизионной программе, которую наметил посмотреть после душа, или на важное свидание.

До ежегодного традиционного забега на десять километров по улицам северо-восточного предместья Трондхейма оставалось меньше недели. Так что в этот вечер я наметил себе маршрут покороче обычного, в основном по асфальту. Конечно, по мягкому грунту бегать приятнее, но перед таким забегом не мешает подготовить ступни к более жесткому испытанию. А потому я стартовал вниз по улице Оскара Вистинга, с тем чтобы через район коттеджей спуститься к Брейдабликку, откуда начинается довольно крутой подъем по улице Юна Скорволда к плато Хавстад.

В ровном тренировочном темпе я пробежал в сторону улицы Фритьофа Нансена, затем направо вверх к Кругозору, после чего повернул налево, направляясь мимо кольца к тому месту, где двумя днями раньше пострадали колеса моего «пежо».

И тут произошло нечто неожиданное.

Внезапно, ни с того ни с сего.

Я остановился.

Не спрашивайте — почему. Я не знал этого тогда, не знаю и теперь. Но остановился. Безо всякой причины сошел с дистанции в самом начале тщательно продуманного тренировочного маршрута.

Это как если бы на чемпионате мира тренер нашей знаменитой Берит Аунли увидел, что она, пройдя первые сто метров двадцатикилометровой дистанции, сошла с лыжни развернулась и заскользила назад. Только что я не заорал, как сделал бы он.

Я остановился, несколько мгновений постоял на месте, потом повернулся и зашагал обратно. Вверх, по направлению к кольцу. Пересек асфальт, повторяя тогдашний путь велосипедистки на «ДБС», но в противоположном направлении, и очутился в начале улицы Фрама.

Улица — громко сказано. Какие-нибудь считанные метры сразу за кольцом. И еще меньше домов. И ни одного дамского велосипеда «ДБС» с широкими шинами. Только машина «вольво» у одного дома.

Я принялся заглядывать под крышки всех почтовых ящиков, какие обнаружил. Их оказалось немного. Я читал фамилии владельцев. Одиночки. Супруги. Семьи. Возможно, за какой-то из фамилий крылась и мисс Марпл. Если она и впрямь живет здесь на горке. А не совсем в другом конце города. Может быть, она приезжала сюда в гости. Может быть, среди тех, кто получает почту по адресу 7000, Трондхейм, улица Фрама, есть ее возлюбленный. Впрочем, она ведь сказала, что мы соседи.

Когда я добрался до последнего почтового ящика, из дома 5 вышла женщина лет шестидесяти. Она не удостоила меня внимания, но все равно я почувствовал себя так, словно меня застали за чтением чужих писем. И я удалился крадучись, точно пес, не успевший стащить со стола праздничный бифштекс.

Стоя под душем, я сообразил, что успел пробежать всего каких-нибудь пятьсот — шестьсот метров.

Телефон зазвонил через полчаса. Посторонние звуки в трубке свидетельствовали, что звонят из автомата. Я назвался.

— Это Бенте. Мне тут одна вещь пришла в голову. Ты помнишь белую машину?

Я знал трех-четырех девушек по имени Бенте и помнил изрядное количество белых машин. Но этот голос не вызвал у меня никаких ассоциаций.

— Какую именно белую машину? — спросил я.

— Которая стояла на тротуаре.

— На тротуаре?

Когда мы ехали на велосипедах. Когда столкнулись. Мозг работал на полных оборотах, и наконец включилось сцепление. Вот, значит, как ее звать. Бенте. Я видел это имя, когда проверял почтовые ящики? Вроде бы нет. А белую машину? Белую машину на тротуаре помню?

— Белый «мерседес 190 Е», — сказал я.

За минуту перед тем, как мой «пежо» и ее «ДБС» столкнулись друг с другом, там на горке стоял белый «мерседес». Когда же я пришел в себя и встал, машины уже не было. Я заметил ее исчезновение, но языки пламени на мосту Эльгсетер оттеснили эту маленькую деталь на задворки памяти. Теперь мозг извлек ее оттуда, и я отчетливо представил себе всю картину.

— Вот и мне так показалось, — подтвердила девушка по имени Бенте. — Вроде бы багажник украшал знак фирмы «Мерседес».

Итак, машина стояла там, когда мы столкнулись. Водитель видел, как два велосипедиста грохнулись на асфальт. И преспокойно уехал, не проверив, — может быть, кто-то получил серьезную травму, может быть, кого-то надо было везти в больницу. Почему?

— Он укатил вниз, когда я встала, — продолжал голос в телефонной трубке. — Я заметила номер, хотела записать, чтобы водителя наказали. Он не имел права просто так уезжать с места происшествия. Потом в суматохе я забыла про него. А сегодня вечером вспомнила. И спросила себя: почему он внезапно исчез?

К ней возвратилась горячность, которую я заметил, когда мы разговаривали первый раз. И я живо представил себе весь эпизод около Кругозора.

— Понятия не имею, — сказал я.

— Подумай, — настаивала она.

— Думаю.

— Неужели не понимаешь?

— Ничегошеньки.

— Слушай. Машина с американским министром обороны была взорвана при помощи детонатора в бензобаке, включаемого по радио. Об этом все газеты писали.

— Читал.

— Как исполнить такую акцию, точно зная, что жертва будет находиться в машине, когда ты включишь детонатор, а сам будешь так далеко от охраны, полиции и случайных свидетелей, что никому и в голову не придет тебя подозревать?

— Бог ведает.

— Подумай.

— Думаю.

— Послушай внимательно. — В голосе Бенте появилось раздражение. И что-то еще. — Террорист знал, по какому маршруту проследует кортеж. Знал, что машины проедут через мост Эльгсетер. Оставалось выбрать точку, где открывается вид на весь город, точку, откуда он мог видеть в бинокль, когда машина с Солсбери въедет на мост, и взорвать ее, не опасаясь, что его заподозрят. После чего оставалось только спокойно уехать с этого места. Понятно?

— Ну…

Я пытался изобразить колебание, хотя чего же тут было не понимать. Очередная лихая версия, рожденная этой русой головкой, была изложена достаточно ясно. Вот только почему-то не хотелось признавать ее правдоподобие.

— Что тебе непонятно? — донесся до меня сердитый голос из какого-то автомата где-то в Трондхейме. — Неужели не ясно, что белая машина именно поэтому поспешила уехать? Водитель не мог рисковать, что мы запомним иностранца, который стоял там в момент взрыва, и свяжем его с покушением.

— Иностранца?

— Ну да. У меня записан номер — М-Игрек-Игрек 4586.

— Похоже на немецкий номер. Мюнхен.

— Да, но… А, черт.

Протяжный сигнал в трубке объяснил, почему она выругалась.

— Последнюю монету положила, — сообщила Бенте. — Так вот еще: я говорила тебе про мужчину, который следил за мной. Он больше не показывался. Но я боюсь, что это он сидел в «мерседесе». А в таком случае…

Она не успела договорить. Но и сказанного хватило, чтобы я понял, о чем речь. Если эта мисс Марпл, эта Бенте, права, если водитель белого «мерседеса» был террористом, который с точки, откуда открывается вид на мост Эльгсетер, отправил на тот свет американского министра, норвежского помощника министра и шофера, и если он теперь следит за мисс Марпл, за Бенте, на улицах Трондхейма, должна быть какая-то причина. А причина одна: он боится, что она может его опознать.