Риф Скорпион (cборник)

— Международный терроризм — не хобби какое-нибудь, — продолжала она. — Это дело серьезное. И кровавое. Эти люди — профессионалы. Фанатичные профессионалы. Простодушным норвежским любителям следует решать кроссворды и собирать почтовые марки, вместо того чтобы воображать, будто расследование убийства сродни решению шахматной задачи. Мисс Марпл мертва. Она умерла вместе с Британской империей. Английские лорды продали свои поместья нуворишам и арабским нефтяным шейхам. Утонченные криминальные головоломки лишились крыши над головой.

— Мисс Марпл, — сказал я.

Ингер Сков удивленно воззрилась на меня.

— Я называл ее так про себя, — пояснил я, — пока не узнал настоящее имя. Теперь же, как ты сказала, она мертва.

Я собирался говорить холодно и трезво, но с великим удивлением обнаружил, что мои голосовые связки вдруг забастовали. И получился какой-то хриплый писк. Чашка выбила дробь о блюдце, когда я взялся за нее, чтобы прочистить горло черным кофе.

Ингер Сков молча наблюдала за выражением моего лица.

Я сделал глубокий вдох. Прокашлялся. Почувствовал, что снова владею собой.

— Теперь она мертва, — повторил я. — Итак, ты предполагаешь, что насчет покушения на Джона Солсбери она случайно проведала что-то такое, до чего вся норвежская полиция не смогла докопаться?

— Возможно. Последние дни она буквально шла по пятам наших людей. Тщательно обследовала мост Эльгсетер, словно надеялась, что террористы оставили там визитную карточку, которая ускользнула от глаз технических экспертов. Заведующий фирменной мастерской «Мерседес-Бенц» счел ее поведение таким подозрительным, что позвонил нам. Несколько раз заходила в «Интер электроникс». Ее видели в том районе, где живет директор Муэн. Она пыталась что-нибудь разузнать у сотрудников уголовного розыска в служебные и неслужебные часы.

— Но все время ты и твои коллеги опережали ее, — сказал я.

— Да.

— За исключением одного-единственного момента.

— Да, — повторила Ингер Сков.

— Единственное, в чем Бенте опережала вас, — продолжал я, — во вторник она видела белый «мерседес 190 Е» с фальшивыми номерными знаками и неизвестным человеком за рулем.

Ингер Сков кивнула.

— Морюд считает, что ее убил я, — сказал я. — Убил, так как она выяснила, что это я убил Марго.

— Возможно, — ответила Ингер Сков. — И возможно, он прав. Я не знаю.

Ее лицо было подобно открытой книге. С древнееврейскими письменами. Я видел письмена, но слов не понимал.

— Он ошибается, — сказал я.

— Возможно, — отозвалась Ингер Сков. — Его обязанность разобраться в этом. Моя задача — помогать расследованию покушения на американского министра обороны. И если Бенте убил человек, замешанный в покушении, из этого вытекают важные следствия для моего розыска.

— И одно из них, насколько я понимаю, говорит о том, что в таком случае не все террористы скрылись из города сразу после взрыва.

Ингер Сков кивнула.

— Мы обязаны считаться с этой возможностью, — сказала она. — Если в этом, обычно таком мирном городе свободно разгуливает хладнокровный убийца и террорист, жизни многих людей угрожает опасность. Твоей в первую очередь.

Она произнесла это таким же ровным голосом, каким телевизионная дикторша объявляет название вечерней проповеди. Тем не менее у меня побежали мурашки по спине, когда она вот так изложила мои собственные мысли.

— Может быть, ты видел больше, чем сам сознаешь, — продолжала Ингер Сков. — Или, может быть, убийца думает, что ты видел больше. В любом случае результат будет один и тот же. А потому говорю тебе: не вздумай идти по следам Бенте. Не затевай ничего такого, что может насторожить вероятного убийцу. Выбрось из головы всякие намерения играть в сыщика!

Я мог бы ответить, что у меня не было и нет таких намерений. И это была бы правда. Вместо этого я сказал:

— Ты пытаешься уберечь меня от участи, которая постигла Бенте?

Ингер Сков кивнула.

— Может быть, она осталась бы жива, — произнес я, — подумай ты об этом несколько раньше.

Взгляд, которым она меня удостоила, был подобен сверкающей стали в морозный январский день. И если у меня были еще какие-то слова на языке, то теперь я проглотил его. Ингер Сков молчала, но лицо ее красноречиво говорило: «Мы оба знаем, кому было сподручнее остановить безумные затеи девушки, которая теперь лежит бездыханная в морге губернской больницы.»

Поди ответь на это что-нибудь разумное.

Я сидел за столиком один. Ингер Сков ушла. В мозгах у меня копошилось легкое похмелье, а может быть, просто давал себя знать недосып. Желудок без особых возражений принял седьмую или восьмую чашку кофе. Ладони еще не совсем отошли от встречи с асфальтом четыре дня назад, однако сверх того у меня не было никаких заметных физических изъянов. Могло быть хуже, и все же я предпочел бы чувствовать себя лучше.

Внизу за окном катила свои струи Нида. Плавно, хотя и не так красиво, как в песне. По ту сторону реки чернело пожарище, напоминая о невероятном случае, когда пламя перекинулось с одного берега на другой. Сильный ветер не посчитался с тем, что все привыкли считать водную преграду самой надежной «противопожарной просекой» в городе, и только сверхчеловеческие усилия пожарных команд спасли от беды район Мёлленберг.

Какой-то мужчина спросил на ломаном английском языке разрешения занять место, которое освободила Ингер Сков. Я поднял взгляд. По виду его можно было принять за репортера консервативной «Нашунен». Весь зал был наполнен завтракающими посетителями. По всем признакам преобладали журналисты разных категорий. Больше свободных стульев не было, и я вежливо кивнул. В другом конце зала я рассмотрел постояльца гостиницы «Турденшолд», корреспондента «Чикаго трибюн». Одного из четверых постояльцев, которыми мог похвастаться наш отель в ночь накануне зловещего происшествия. Плотно сложенный, лицом он напоминал героя фильмов «Отсюда в вечность» и «Операция „Посейдон“». Сейчас он переговаривался с тремя соседями по столу, очевидно — коллегами. Зная, как кормят в «Турденшолде», я вполне понимал, почему он предпочитал завтракать здесь.

Я сходил к киоску возле стойки администратора и купил «Адрессеависен». По-прежнему большую часть первой страницы занимали материалы о покушении на Солсбери. Для Бенте отвели половину квадратного дециметра в верхнем правом углу.

На всякий случай я взял также несколько экземпляров вчерашних столичных газет, а также пять-шесть иностранных. Зажав под мышкой толстую пачку, вернулся в кафе. Корреспондент «Чикаго» и его коллеги проводили меня недоуменными взглядами. Репортер из «Нашунен» тоже заметно удивился, когда я положил на стол купленные газеты. Наверно, его изумило, зачем это человеку с чужестранной внешностью понадобился местный листок.

Просматривая свежий выпуск, я заметил поверх газеты обращенный на меня взгляд одного из приятелей чикагского газетчика. Видя, что я гляжу на него, он быстро отвел глаза. Слишком быстро. Или, может быть, недостаточно быстро. Как если бы ему было важно создать впечатление, что он случайно посмотрел в мою сторону.

Я похолодел. Что-то в поведении этой четверки подсказывало, что они говорят обо мне.

С чего бы это?

Тут же я взял себя в руки. Да, я слышал ночью таинственные шаги, да, за мной следит полиция. Но я еще не стал параноиком. Пока. И, предоставив американцам беседовать о своих делах, я сосредоточился на газетах.

«Адрессеависен» отвела покушению на Джона Солсбери четыре страницы. Марго Стрём фигурировала в маленькой заметке на третьей странице, в самом низу. Убийство Бенте заняло половину последней полосы.

На снимке она была не похожа на ту Бенте, которую я помнил. Лицо испуганное и нервное, глаза словно избегали взгляда читателя.

А вот дом, в котором она жила, я сразу узнал. Такой же серый и стереотипный, как и все двухквартирные дома, построенные сразу после войны. Газета сообщала, что Бенте снимала комнату с выходом около лестницы на второй этаж, с окном в сад позади дома. В этой комнате ее и убили.