Язык небес

— А что она делает на императорском троне? — спросил кто-то.

Гид покачала головой:

— Никто не знает. Но это интересный факт, вы согласны?

Коттон знаком показал Кристл, что нужно отойти. Гид продолжила рассказывать о верхней галерее, и фотоаппараты опять защелкали. Трон представлял собой лакомый кусочек для съемки; к тому же на всех были официальные браслеты, дающие на нее право.

Коттон и Кристл зашли за одну из верхних арок и пропали из поля зрения туристической группы.

Малоун пытался что-то различить в полутьме. Глядя с хоров, расположенных ниже, он догадался, что трон находится в западной галерее. Малоун надеялся, что где-нибудь здесь, наверху, найдется место, чтобы спрятаться.

Он завел Кристл в темную нишу во внешней стене и растворился в полумраке. И показал ей жестом, что нужно вести себя как можно тише. Они услышали, как туристическая группа вышла с верхней галереи и спустилась на первый этаж.

Малоун посмотрел на свои часы. 19.00. Время закрытия.

Глава 39

Гармиш

20.30

Доротея находилась в крайне затруднительном положении. Было ясно, что ее муж знал все о Стерлинге Вилкерсоне, что несказанно удивило ее. Но еще он знал о ее одном на двоих с Кристл задании, и это беспокоило. Вместе с тем фактом, что Вернер явно держал Вилкерсона в плену.

Что происходит с этим миром?

Они сели в поезд, отходящий в 18.40 с мюнхенского вокзала, и отправились на юг, в Гармиш. За восемьдесят минут путешествия Вернер ничего не сказал, просто сидел и спокойно читал газету. Доротея всегда поражалась тому, с каким упорством он поглощал каждое печатное слово, даже читая некрологи и объявления, комментируя — то тут, то там — то, что привлекло его внимание. Она хотела узнать, что он имел в виду, говоря «собираемся увидеться с сыном», но решила не спрашивать. Впервые за двадцать три года ее муж поступал как решительный и властный мужчина, поэтому она решила сохранять спокойствие и посмотреть, к чему это все приведет.

Сейчас они ехали в машине на север по темному шоссе, в другую сторону от Гармиша, монастыря Этталь и Рейхсхоффена. Автомобиль ждал их на выходе с железнодорожного вокзала, а ключи были спрятаны под резиновым ковриком. Только теперь она поняла, куда они направлялись. Этого места она избегала последние три года.

— Я не дурак, Доротея, — наконец сказал Вернер. — Может, ты так думаешь, но ты не права.

Она решила не доставлять ему такого удовольствия, поэтому ответила:

— Не льсти себе, Вернер, я вообще о тебе не думаю.

Он проигнорировал ее сомнительную остроту и продолжал вести машину сквозь морозную тьму. Слава богу, не было снегопада. Путешествие по этой дороге вызывало воспоминания, а Доротея так хотела стереть их из памяти. Пять лет назад. Тогда машина Георга вылетела с шоссе, на котором не было защитного барьера. Авария произошла в тирольских Альпах. Там он катался на лыжах и позвонил ей прямо перед поездкой: сообщил ей, в какой гостинице остановился, какая погода и какой идет снег. Они разговаривали всего несколько минут, легко, коротко — обычный разговор матери и сына. Такого рода идиллические беседы случались все время.

Но тот раз был последним, когда Доротея слышала голос единственного сына.

Когда в следующий раз она увидела своего ребенка, он лежал в гробу, одетый в серый костюм, и был готов к погребению.

Участок Оберхаузеров располагался на кладбище позади древней баварской церкви, несколькими километрами западнее Рейхсхоффена. После похорон семья материально поддерживала часовню, построенную в память о Георге, и первые два года Доротея регулярно приезжала сюда и зажигала свечу.

Но последние три года она здесь не появлялась.

Впереди Доротея увидела церковь, ее цветные витражи едва светились. Вернер припарковал машину прямо перед ней.

— Почему мы сюда приехали? — спросила она.

— Поверь мне, если бы это не было так важно, нас бы здесь не было.

Вернер вышел из машины; она, не говоря ни слова, последовала за ним и покорно вошла в церковь. Внутри никого не было, но железная решетка в часовню Георга была открыта.

— Давно ты сюда не приезжала, — сказал Вернер.

— Это мое дело.

— Я приезжаю сюда довольно часто.

Эта информация не сильно удивила Доротею.

Она подошла к воротам. Мраморный аналой располагался перед маленьким алтарем. Вверху в камне было вырезано изображение святого Георга на серебряной лошади. Она редко молилась и задумалась, была ли она вообще когда-нибудь верующей. Ее отец был убежденным атеистом, а мать — католичкой, но сама она редко посещала службы и никогда не исповедовалась. Если бог и существовал, то Доротея Линдауэр не испытывала к нему ничего, кроме ненависти. Он отобрал у нее единственного человека, которого она беззаветно любила.

— С меня хватит на сегодня, Вернер. Чего ты хочешь? Это могила Георга. Он заслуживает нашего уважения. Это не место выяснения отношений.

— А ты уважаешь его, не уважая меня?

— Ты меня не интересуешь, Вернер. У тебя есть твоя жизнь, а у меня — моя.

— Все кончено, Доротея.

— Согласна. Наш брак кончился много лет тому назад.

— Это не то, что я имел в виду. Ты моя жена, а я твой муж.

Она рассмеялась:

— Это плохая шутка. Не будь таким мелодраматичным.

— Вообще-то я предельно серьезен.

— И что же случилось, что ты вдруг стал настоящим мужчиной?

Он отошел к стене.

— В какой-то момент живые должны оставлять мертвых в покое. У меня этот момент настал.

— Ты привез меня сюда, чтобы сказать это?

Их отношения начались при поддержке родителей. И хотя это была не свадьба по договоренности, но так или иначе все было спланировано заранее. К счастью, они понравились друг другу и первые годы были вполне счастливы. Рождение Георга доставило им обоим большую радость. Его детские и подростковые годы тоже были чудесными. Но его смерть все разрушила и выявила все противоречия между ними. Надо было справляться с болью, и все разочарование и боль супруги направили друг на друга.

— Я привез тебя сюда, потому что был вынужден это сделать, — сказал Вернер.

— У меня еще не наступил этот момент, искренне тебе сочувствую.

— Как неприятно, — сказал он, кажется не услышав ее. — Наш сын мог бы стать великим человеком.

Доротея с ним согласилась.

— У мальчика были мечты, амбиции, а мы могли выполнить любое его желание. В нем соединилось все лучшее от нас обоих. — Он повернулся и посмотрел ей в глаза. — Я иногда размышляю: что бы он подумал о нас сегодняшних?

Странно, но этот вопрос задел ее.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы ненавидим друг друга, даже если находимся на большом расстоянии, и это чувство не ослабевает.

И все же Доротея не понимала, зачем они приехали сюда.

— Возможно, Георг сейчас слушает нас и хочет знать твои мысли.

Ее возмутило это давление. Она не смогла сдержаться и выпалила:

— Мой сын одобрил бы все, что я делаю.

— Неужели? Одобрил бы он то, что ты сделала вчера? Ты убила двух человек.

— А как ты об этом узнал?

— Ульрих Хенн подчищал за тобой.

Доротея была сбита с толку и обеспокоена, но не собиралась обсуждать это здесь, в священном для нее месте. Она шагнула к воротам, но Вернер перегородил ей путь и предупредил:

— В этот раз ты не сможешь сбежать.

Волна беспокойства захлестнула ее. Доротея уже не смогла справиться с гневом. Она ненавидела Вернера. Он осквернил могилу Георга.

— Отойди немедленно, — процедила она сквозь зубы.

— Ты хоть понимаешь, что творишь?

— Иди к черту, Вернер.

Тот остался абсолютно спокоен и невозмутим. Выражение его лица ничего не выражало. Поэтому она полюбопытствовала:

— Ты хочешь, чтобы я проиграла Кристл?

Он смягчился.

— Я не знал, что это соревнование. Я думал, это скорее задание. Вот почему я здесь, чтобы помочь тебе.