Если у вас нету тети...

— Лидия Гавриловна, — бросилась я к раскладушке и взглядом показала на свекровь. — Что с ней?

Соседка гневно сверкнула глазами и, чтобы навечно посеять в наших душах комплекс вины, загробным голосом заявила:

— Всему есть предел. Ваши дети ее доконали.

— Не может быть! — воспротивилась Алина. — Как они могли ее доконать, если им были даны четкие указания ртов не раскрывать? У нас дети послушные, не надо почем зря их оговаривать.

— Я их не оговариваю, а говорю, как было. Два часа назад прибегает ко мне Розалия Аркадьевна, вся в слезах. Так, мол, и так, была одна-единственная внучка, не могла на нее нарадоваться. А теперь, как видно, после болезни не разговаривает, а только мычит, как корова. Но это еще не все. Руками машет, как мельница, и гримасничает, как обезьяна. Не иначе как в школе вирусный энцефалит подхватила. Почему в школе? Потому что приехала она на дачу не одна, а с другом, а он такой же, безнадежный. Молчит и руками машет. Едят хорошо, но что толку, если с головой не все в порядке. Я ее успокоила, как могла, валерьянкой отпоила и пошла посмотреть на бедных деток. Приходим мы с Розалией, а они, бесенята чертовы, в карты режутся и ни слова, только, если кто проиграл, колодой того по ушам трескают. Розалия как увидела этот поединок, замертво рухнула.

— Она признает только шахматы, — пояснила я Алине. — Считает, что дочь Олега не должна опускаться до вульгарных игр типа «дурака». Не знаю, что ее добило: то, что, по ее мнению, Аня потеряла здоровье, или то, что ее внучка играет в «дурака».

— Ага, ваша Аня так и сказала, когда бабка чуть дуба не врезала, — выпучив глаза от негодования, доложила Лидия Гавриловна. — А раньше рты раскрыть и пояснить, что к чему, они, оказывается, не могли.

— Ну, правильно, им было велено не шуметь, чтобы бабушку своим криком не травмировать, — опять вступилась за детей Алина.

— И при этом кривляться как обезьяны?

— Не как обезьяны кривляться, а разговаривать на языке глухонемых, — вмешался в разговор Санька.

— Что за дети? Они и сейчас пререкаются!

Аня, чувствуя за собой вину, стояла в сторонке молча. Я опять посмотрела на свекровь. Она лежала с открытыми глазами и со скорбной миной слушала наш разговор с Лидией Гавриловной.

— Погодите, — остановила я соседку. — Розалия Аркадьевна, вы в сознании?

— В сознании, — подала голос великовозрастная притворщица. — Я такой нервный стресс пережила, что не могу рукой пошевелить.

— Может, вас в город отвезти? — предложила Алина.

— Нет, я уж как-нибудь тут, на свежем воздухе оклемаюсь, — прошелестела губами Розалия Аркадьевна.

— Тогда мы детей заберем?

— Забирайте, — вместо Розалии ответила Лидия Гавриловна. — Видите, человеку еще плохо.

— Как же мы ее оставим? — заволновалась я.

— Езжайте и этих деспотов с собой забирайте, а я за Розалией присмотрю.

В машине мы устроили детям полный разгром.

— Неужели вы не могли бабушке все объяснить? — недоумевала я.

— А мы ей говорили, только она по-глухонемому не понимает.

— Надо было нормальным языком сказать, словами.

Аня и Саня опустили глаза и стали сосредоточенно разглядывать коврики под ногами. Первая прервала молчанку моя дочь:

— Понимаешь, мама, мы поспорили. Кто первый скажет слово вслух, тот проиграет.

— Понятно, на что вы поспорили?

— На пять «Сникерсов» и две бутылки колы.

— А разве бабушкина жизнь стоит пяти «Сникерсов»? — я хотела сказать, что человеческую жизнь вообще нельзя сравнивать с материальными ценностями, поскольку она бесценна.

— А Санька и не хотел больше трех давать. Это я набила ей цену, жалко все-таки, родная бабушка, — призналась Анюта.

— О, господи! От такого цинизма у меня сердце перестает биться. Алина, вези меня сразу к кардиологу или обратно к Розалии Аркадьевне под вишню, — застонала я и прикрыла от стыда глаза.

Глава 26

Через два дня, вернувшись из командировки, позвонил Сундуков.

— Как дела? — бодро спросил он.

Его тон вывел меня из себя. Два дня мы с Алиной следили за Егором Кулаковым, и ничего. Даже никакого намека на близкое присутствие Степы. Исходя из наших рассуждений, она должна была находиться где-то рядом, параллельно с нами следить за Кулаковым. Но как мы ни вертели головами по сторонам, как ни вглядывались в лица прохожих, увидеть ее так и не смогли. Или она и не собиралась следить за Кулаковым, или замаскировалась так, что даже агентам национальной безопасности раскусить ее было не под силу.

А он, Кулаков, как будто над нами издевался. В перерыв бегал в пивбар пропустить с Кузькиным бокальчик пива. Вечером бежал домой к жене. Ходил в магазин, выносил мусор. И все! Ничего того, что указывало бы хоть на какое-то криминальное прошлое.

— Вот гад! Как затихарился, — бурчала Алина. — Все равно мы тебя выведем на чистую воду.

— Как сажа бела! — пессимистично ответила я Сундукову на его вопрос.

— Что, совсем ничего? — разочарованно спросил он.

— Почему? Убийцу вашей Насти мы вычислили, — приврала я. — А вот Степа наша как в воду канула.

— Надо встретиться, — предложил Игорь. — Расскажете обо всем в подробностях. Я зайду в «Пилигрим» в три. Устроит?

— Устроит, — согласилась я. Когда-то же надо отдохнуть от слежки за Кулаковым?

Сундуков пришел к нам с цветами, коробкой конфет и бутылкой красного вина.

— Цветы и слова благодарности вам, — последовал ответ на наши удивленные взгляды. — А вино и конфеты — Настю помянем, вчера было девять дней со дня смерти.

Алина молча достала из шкафа бокалы. Штопор оказался у Сундукова. Он вообще парень запасливый, я бы даже сказала — автономный, не полагается на авось, все нужное носит с собой. Не услышав с нашей стороны возражений, он стал откупоривать вино. Я открыла коробку с конфетами, достала печенье.

— Пусть земля ей будет пухом, — начал Игорь.

— Царствие небесное, — добавила я.

Алина кивнула и пригубила бокал.

— Ну, докладывайте, дамы. Что у вас?

— Всего полно, только главного нет — Степы.

Я рассказала Игорю все, что нам было известно на сегодняшний день.

— Да, как все запутано. А знаете, ведь мне Настя тоже рассказывала о своем друге, — вспомнил Сундуков. — Мы были в Белозерске полгода назад. Она мне и дом свой показывала, и дом парня. Оказывается, они выросли в одном дворе.

— Брат этого парня до сих пор там живет, только он теперь шишкой стал.

— Знаю.

— Непонятно только, почему он себе особняк не выстроит? Купил подъезд, потом второй…

— Зачем ему здесь особняк, если у него дом на островах? Я так думаю.

— При таких деньгах можно и не один дом на островах иметь, — с завистью вздохнула Алина.

— Не завидуй, — предостерег Сундуков. — Богатые тоже плачут. Кстати, а кто ведет дело о смерти Бермудовой?

— Наш общий знакомый, Воронцов, — ответила я.

— Сергей Петрович? — приятно удивился Сундуков, однажды их жизненные пути по моей милости уже пересекались. Но это было давно, два года назад. — И что он говорит?

— А то ты его не знаешь! — воскликнула Алина. — Так он и будет нам докладывать! Игорь, большая к тебе просьба — войди с ним в контакт, пригласи куда-нибудь, посиди, то да се, — она улыбнулась и заискивающе посмотрела в глаза Сундукова.

— Алина Николаевна! — Игорь округлил глаза и театрально прикрыл ладонью рот, боясь, что крамольная мысль бабочкой выпорхнет наружу. — Как вы могли обо мне такое подумать?! Войти с ним в контакт? У меня нормальная ориентация, я женщин люблю, а вы меня толкаете на скользкий путь порока.

— Сундуков, не дури, — сдерживая смех, продолжила Алина. — Разживешься информацией, поделишься с нами.

— Зорге хотите из меня сделать? — Сундуков сощурил глаза в щелочки. — Адъютанта Кольцова?

— Не скромничай, этим до тебя далеко, ты вылитый Джеймс Бонд.

— Тогда попробую, — с довольной улыбкой согласился Сундуков. — Только я ничего вам не обещаю. Воронков калач тертый, ему не одну бутылку водки влить надо, чтобы язык развязать. И не всегда такой прием срабатывает. Бывает, что он с устатку сразу в коматозное состояние впадает, минуя фазу разговорчивости.