Ловцы душ. Исповедь

Павел Георгиевич поморщился, вспоминая неприятную сцену.

— Я все знаю, — отчеканил Санников, глядя ему в глаза. — Ира мне все рассказала.

— Ну так объясните мне, в конце концов, раз вы психоаналитик… Он что, действительно тронулся?

Санников смотрел на Павла Георгиевича и никак не мог решить: актер перед ним самодеятельного театра или человек, которому нечего скрывать.

— Как вы относитесь к Ире?

Санников старался не пропустить ни одной самой мелкой реакции.

— Чудная девочка. Немножечко, правда, сноб, но мне кажется, это — возрастное. Образумится со временем. Похоже, мы с ней подружились.

— Что вы этим хотите сказать?

— Ну, по крайней мере, она не против наших отношений с Лидой. Порой мне кажется, что она даже гордится тем, что я и ее мать…

Неожиданно он остановился на полуслове, посмотрел на Санникова и вдруг расхохотался.

— Психоаналитик, да? — утирая выступившие от смеха слезы, сказал он. — Я же знаю, нам курс читали в академии… Про Фрейда и прочие пакости. Вы куда клоните? Уж будьте любезны, говорите прямо. Не то мы с вами здесь просидим до завтрашнего дня.

— Вы с Ирой были близки?

Смех Павла Георгиевича оборвался. «Сам напросился», — зло подумал Санников.

— Молодой человек, — сказал Павел Георгиевич строго. — Мне пятьдесят. Я — помощник депутата. И заметьте — абсолютно нормальный человек. Вы заигрались со своим психоанализом. Возможно, на рубеже веков он и приносил еще какую-то пользу. Но сегодня…

— Вы не ответили, — напомнил ему Санников. — Сами же просили, чтобы я не ходил вокруг да около.

— Мне даже в голову такое бы не пришло. И знаете, я попрошу вас уйти. Вы испортили мне вечер. Это непростительно. Я думал, самые большие нечестивцы — это журналисты, но теперь убедился, что психологи дадут им фору. До свидания.

От помощника депутата Санников шел не разбирая дороги. Он вел себя как мальчишка: непростительно глупо. Ему нужно было с кем-то поговорить. С кем-то, кто в курсе. Он только подумал об этом, а ноги уже сами несли его к Василию.

— Извини, — с порога начал Вася.

Санников закрыл глаза. Зря он сюда пришел. Неприятных сюрпризов ему на сегодня хватало.

— Мне нужно было уточнить одну деталь, — продолжал Вася. — Я позвонил тебе домой, и Николай Савельевич дал мне телефон Ларисы.

— Ты ей все рассказал?..

— Пришлось. Иди сюда, сядь. Кость, ну я же не знал. Ты, в конце концов, сам виноват: почему не предупредил, что держишь все в тайне? Я стал спрашивать, а она, оказывается, ничего не знает… Если бы я не рассказал ей, она бы меня из-под земли достала. Это я по голосу понял.

— И что она сказала?

Вася опустил глаза.

— Она ничего не сказала.

— Совсем ничего?

— Совсем. Но мне кажется…

— Что?

Костя задавал вопросы машинально. Ему казалось, что таким образом он может отсрочить самый страшный момент — момент осознания того, что произошло.

— …она плакала.

Санников протянул руку к телефону и медленно набрал номер Ларисы.

— Слушаю, — сказала она.

Голос ее звучал тихо. Костя представил ее заплаканное лицо — милое и совсем детское. Такой он увидел ее впервые несколько дней назад. Вспомнил, как она спросила совсем недавно: «Ты не оставишь меня?» Сердце сжалось, и он едва выговорил:

— Лариса, это я. Мне нужно объяснить… Можно я сейчас приеду?

Она молчала бесконечно долго. А потом сказала спокойно:

— Ничего не нужно, Костя. И пожалуйста, — снова повисла тяжелая пауза, — не приезжай больше. Никогда не приезжай.

Санников так долго держал трубку после отбоя, что автоматически принялся считать гудки. Василий разжал его пальцы, отнял телефонную трубку и положил на рычаг. Костя закрыл глаза. Потом открыл и с трудом поднялся.

— Куда ты? Тебе сейчас, — начал Василий, но Костя перебил его:

— Мне нужно к отцу.

И, уже взявшись за ручку двери, добавил:

— Ты ни в чем не виноват, даже не думай об этом. Просто так совпало… Пока.

Санников вышел из троллейбуса за две остановки. Ему хотелось пройтись, оттянуть момент возвращения домой. В принципе, на что он надеялся? На то, что Лариса испытывает к нему какие-то чувства? Да с какой стати? Мысли его незаметно переключились на Марину. Интересно, как она живет? Как объяснила себе их разрыв? Ей ведь пришлось делать это самостоятельно, Костю она ни о чем не спросила. А любила ли она его? Они ведь собирались пожениться. Быть вместе и в радости, и в печали до конца своих дней. Так вроде говорится. Если она его любила, то почему ничего не предприняла? Почему не собрала вещи и не переехала к нему, несмотря ни на что? Он не стал бы протестовать.

Психология — наука замечательная. Она на все дает ответы. Только вот во всем, что касается любви, помочь не в состоянии…

Отец встретил его весело и сказал с гордостью:

— А мне сейчас звонила Лариса. Интересовалась моим здоровьем.

Санников решил, что ослышался:

— Звонила — когда, ты говоришь?

— Да вот только что!

— Что значит «только что»? Час назад? Два?

— Пять минут назад! Трубку положил и услышал, как ты с ключами возишься.

Крохотная надежда — малюсенькая, как сказочная фея, — захлопала крылышками перед Костиным носом.

— Обещала зайти? — спросил он, затаив дыхание.

— Как только выберет минутку, — удивленно ответил тот. — Да разве вы с ней не договорились?

— Договорились, — неопределенно ответил Костя. — Давай ужинать. И нужно тебе постельное белье поменять. Я вчера совсем забыл…

Когда отец уснул, Костя попытался собраться с мыслями. Она позвонила. После их разговора. Не означает ли это?.. «Не означает!» — строго оборвал он сам себя. Лариса просто не может бросить больного старика, за которым обещала приглядывать. Это не в ее характере. Но он, Костя, тут совершенно ни при чем. Он пытался быть с собой честным. Но крылышки маленькой феи снова взмахнули где-то совсем рядом, обдавая его ароматом надежды. А может быть, все-таки…

Костя остановился в большой комнате перед портретом матери. Вот кто мог бы подсказать ему, что делать. Только женским умом можно понять женщину. Под портретом стоял стол, за которым мать обычно работала. С тех пор как ее не стало, он сел за этот стол впервые. Тяжело вздохнул, и в этот момент зазвонил телефон, стоявший на столе. Костя схватил трубку в надежде услышать голос Ларисы. Но звонила совсем не она, а секретарша из консультации — счастливая обладательница летучей мыши.

— Константин Николаевич, — обиженно заговорила она. — Вы забыли позвонить вечером насчет расписания на завтра.

— Точно! Что бы я без вас делал?

Женщина слегка оттаяла.

— На завтра у вас три консультации…

— Одну минуточку. Сейчас запишу, — бросил Костя, выдвинул верхний ящик стола и взял верхний листок. — Я готов.

— В девять ноль-ноль — молодая супружеская пара, в десять тридцать — сумасшедшая мамаша с одаренным детищем четырех лет от роду и без пятнадцати шесть — отвергнутый жених. Не спутайте, пожалуйста: именно — без пятнадцати.

— Хорошо, — ответил Костя, — все записал, все понял. Больше у вас со мной проблем не будет.

— Я надеюсь, — протянула секретарша. — А знаете, ваша милая мышка…

И она принялась рассказывать Константину о судьбе своей подопечной. Костя слушал вполуха. Сейчас собственная судьба волновала его. Прервать разговор он не мог: в конце концов, девушка не обязана была звонить ему домой, и он терпеливо дослушал ее рассказ.

Положив трубку, Костя зажег настольную лампу, поднял лист, чтобы выяснить, не был ли кто из завтрашних посетителей его постоянным клиентом, и… уронил его.

Сердце билось так часто, будто он лицом к лицу столкнулся с привидением. С обратной стороны листа просвечивал контур летучей мыши. Санников смотрел на список с минуту, пока не сообразил, что рисунок, очевидно, сделан с другой стороны. Он резко перевернул лист: большие слепые глаза, знакомое очертание. Он не ошибся: это была она.