Дорога скорби

Пароль? А черт его знает. Я просмотрел одну за другой все папки и в шестой нашел метку "Квинт". В ней была уже не одна, а три дискеты. Я вставил в дисковод первую. ПАРОЛЬ? Вторую и третью – ПАРОЛЬ? Вот мерзость, подумал я.

В поисках чего-нибудь, что могло бы помочь, я открыл тяжелую белую коробку размером раза в два больше обувной, которая занимала остальное пространство на полке. Там оказалась стопка больших черных пластиковых футляров. Я вытянул один, открыл и увидел видеокассету, но не обычную, а вдвое толще. Наклейка гласила: "ВЕТАСАМ". Ниже было написано: "Серия Квинта.

15Х30 сек".

Я закрыл этот футляр и открыл следующий. "Серия Квинта. 15Х30 сек".

Во всех было одно и то же.

Для этих кассет нужен был специальный видеомагнитофон, которого в кабинете миссис Доув не было. Для того чтобы посмотреть, что же записано на этих дорогих кассетах, мне нужно было унести одну с собой.

Я, конечно, мог попросту спрятать одну из них под куртку и вынести отсюда. Я мог забрать все дискеты, требующие пароля. Но это означало, во-первых, что я их ворую, во-вторых, что меня могут с ними поймать, в-третьих, полученную таким образом информацию невозможно будет использовать впоследствии в легальном расследовании. Я стащил бы саму информацию, если бы смог, но не носители. Думай.

Как я уже говорил Чарльзу в Эйнсфорде, мне пришлось научиться работать с компьютерами просто для того, чтобы идти в ногу со временем, но будущее становилось настоящим так быстро, что я никогда не мог его обогнать.

Кто-то попробовал открыть дверь. Не было времени вернуть кабинету нормальный вид. Я успел только пересечь комнату и встать так, чтобы меня скрыла открывающаяся дверь. План Б был прост – бежать, тем более что на мне были кроссовки.

Ручка повернулась еще раз и подергалась, но ничего больше не произошло. Кто бы ни был там, снаружи, у него либо не было ключей, либо он убедился, что все в порядке. Так или иначе, я едва мог дышать.

Странно, но выброс адреналина подсказал мне решение компьютерной проблемы. Если уж я не могу вывести содержимое дискеты на экран, я могу переправить ее целиком на другой компьютер, чтобы спокойно и не торопясь взломать пароль или найти человека, который поможет мне в этом. Среди неподсоединенных кабелей был и телефонный. Я воткнул его в соответствующее гнездо компьютера, подсоединив модем миссис Доув к всемирной сети.

После пары неудачных попыток, когда я отчаянно вспоминал полузабытые навыки, я был вознагражден зажегшимся на экране сообщением: "Введите номер телефона".

Я ввел номер телефона своей квартиры на Пойнт-сквер, нажал на ввод, и на экране после непродолжительной паузы высветилось сообщение: "Передача данных завершена". Что бы там ни было на дискете с этикеткой "Квинт", теперь оно было в моем компьютере в Лондоне. Я перекачал туда же две оставшихся дискеты с той же этикеткой, а следом за ними дискету из папки номер один и изрядную часть из папки номер три с пометками "Тилпит".

Однако как передать содержимое с кассет "ВЕТАСАМ", я не знал. С сожалением я оставил их. Я просмотрел бумаги в папке Квинта, сделал ксерокопию одной страницы – списка странных ипподромов – и сунул ее в поясную сумку.

После этого я отсоединил кабели, закрыл компьютер, проверил, чтобы все папки и кассеты вернулись в прежнее положение, и закрыл шкаф. Потом я осторожно отворил дверь в коридор. Тишина.

С облегчением вздохнув, я закрыл дверь кабинета миссис Доув, прошел мимо ряда других кабинетов и наткнулся на первое препятствие – дверь на пожарную лестницу была не просто закрыта, над ней горела красная лампочка.

Очень часто красные лампочки означают, что включена сигнализация.

Я слишком долго пробыл в кабинете миссис Доув. Я снова вернулся к ее двери, спустился по пожарной лестнице за лифтом и вышел на первом этаже в холл со стеклянными дверями за стоянкой.

Один шаг в вестибюль оказался лишним. Кто-то довольно сильно ударил меня по голове, и один из охранников в синей форме набросил на меня что-то вроде ремня, притянув руки к телу.

Я рванулся вперед и получил еще один удар по голове, который поверг меня в беспомощное состояние. Я сознавал, что нахожусь в лифте, но не был уверен, как именно я туда попал. Я чувствовал, что у меня связаны ноги, что меня постыдно проволокли по какому-то ковру и бросили в кресло.

Обычное кресло скандинавского стиля с деревянными подлокотниками, как везде в этом офисе. – Привяжите его, – раздался голос, и третий ремень затянулся у меня поперек груди, так что, когда туман в голове рассеялся, я оказался совершенно не в состоянии пошевелиться и мысленно сыпал проклятиями. Голос принадлежал Оуэну Йоркширу. Он сказал:

– Прекрасно. Хорошо сработано. Оставьте гаечный ключ на столе. Возвращайтесь на лестницу и никого сюда не пускайте.

– Да, сэр.

– Подождите, – несколько неуверенно приказал Йоркшир. – Вы уверены, что это именно тот человек?

– Да, сэр. У него тот же самый пропуск, который мы выдали ему вчера.

Ему сказали сдать пропуск, когда он будет уходить, но он этого не сделают.

– Отлично. Спасибо. Идите.

Дверь за охранниками закрылась, и Оуэн Йоркшир сорвал с моей спецовки пропуск, прочел имя и бросил на стол.

Мы были в его кабинете на пятом этаже. Кресло, в котором я сидел, стояло на ковре. Я был в безвыходном положении и чувствовал себя глупо.

Все приличия были забыты. Оуэн Йоркшир был весьма зол, недоверчив и, я бы сказал, испуган.

– Что ты здесь делал? – заорал он. Его голос эхом отдался в тихой комнате. Он нависал надо мной, его большая голова была рядом с моей. Все его черты, подумал я, слегка преувеличены – большой нос, большие глаза, широкий лоб, плоские щеки, квадратная челюсть, большой рот. Черные вьющиеся волосы до плеч, слегка тронутые сединой, казалось, были насыщены энергией.

Я бы дал ему лет сорок, может, чуть меньше.

– Отвечай! – крикнул он. – Что ты здесь делал?

Я не ответил. Он схватил со стола тяжелый пятнадцатидюймовый гаечный ключ и замахнулся. Как будто собирался дать мне им по голове. Если его мальчики в синем именно так использовали эту штуку, а я полагал, что так оно и было, то не похоже, что еще одно соприкосновение ее с моим черепом позволит получить хоть какой-то ответ. Видимо, та же мысль пришла в голову и ему, потому что он с отвращением бросил гаечный ключ обратно на стол.

Ремни, которыми я был связан, оказались чем-то вроде упаковочных тканых лент, которыми часто обвязывают чемоданы, чтобы не открывались. Эти ленты совершенно не растягивались. Еще несколько штук лежало на столе.

Я ощущал нелепое желание болтать, склонность, которую я замечал в прошлом после легких контузий от падения на скачках, а иногда – когда отходил от анестезии. Я научился подавлять эту разговорчивость, но это все же требовало усилий, в данном случае – значительных.

Оуэн Йоркшир был одет вполне обычно – без пиджака, в рубашке (белой, с вертикальными полосками из бежевых переплетенных подков), без галстука, несколько пуговиц расстегнуты, открывая волосатую грудь и золотой медальон на цепочке.

Я сосредоточился на полосках из подков. Если я буду считать подковы от плеча до талии, у меня не останется других мыслей, которые я могу нечаянно выдать. Босс продолжал говорить. Я обыграл его – сосчитал подковы и ничего не сказал.

Внезапно он выбежал из комнаты, оставив меня сидеть с дурацким видом.

Вернувшись, он привел с собой еще двоих – кажется, они были поблизости в приемной, распределяя места для ленча, назначенного на понедельник.

Женщина и мужчина – миссис Доув и кто-то мне незнакомый. Оба вскрикнули от удивления при виде моей связанной персоны. Я вжался в кресло и смотрел по большей части на их талии.

– Вы знаете, кто это? – гневно вопросил Йоркшир. Мужчина покачал головой. Миссис Доув испуганно обратилась ко мне:

– Вы не были тут вчера? Насчет какого-то фермера?