Мертвых не судят

Бутерброд с сыром был готов, но завоняла подгоревшая яичница. Я выключил газ. Мне вдруг захотелось хоть как-то обозначить торжественность минуты. Я встал, поднял бокал и произнес вслух:

— За победу!

Поднес ко рту и обнаружил, что бокал пуст. Ничего, не перед телекамерой. Слазил в холодильник и налил. Кстати, уже вполне прохладное пойло. Охладилось. Итак, за победу. За поражение Гуты, за униженных и оскорбленных, за нашу Советскую Р-родину! А потом настанет очередь его шестерок, его пособников, купленных им судей, политиков и прочей твари. Всех предателей! Всех!.. Жаль только, что Славич в той же компании. Собственно, что там делает Славич? Зачем он там? Здесь что-то не так, надо выяснить… Славич всегда был нашим. Не мог он так быстро…

Хлопнула входная дверь. Я быстро допил остатки и так же быстро наполнил бокал доверху. Вошла Элка, наполнив кухню запахом своих духов.

— Гуляешь, — равнодушно сказала она.

— Просто так, — пошевелил я плечами. — Есть небольшой повод. Тебе налить?

Она состроила задумчивую гримаску.

— Давай.

Поднимаясь, чтобы достать пустой бокал, я ощутил в ногах некоторую неуверенность. Надо же как шибануло! Ничего, еще выпьем немного — и пройдет.

Элка села напротив в кресло. Я смотрел на ее голые коленки, на обнажившиеся бедра и думал, что отвыкать от нее будет очень трудно. Она оставалась для меня самой желанной женщиной. Точно так же, как и в первый день.

— За что пьем? — спросила Элка, безразлично ожидая любого ответа.

— За что? Сейчас я тебе попробую объяснить.,

— Давай-давлп, попробуй, — обрадовалась Элка. — Я такая тупая.

— Во-первых, мы пьем за окончание одной моей очень важной работы…

— Поймал какого-нибудь недотепу, — прокомментировала Элка. — Это я поняла.

— Не совсем так, — обиделся я. — Но будем считать, что ты угадала.

— А во-вторых? — лениво спросила она.

— Во-вторых, пьем, — я сделал паузу и тихонько прикоснулся бокалом к бокалу, — просто пьем… За окончание моей семейной жизни.

Элка по инерции отхлебнула и поперхнулась. Она растерялась и не сразу сумела это скрыть.

— Ну хорошо, — теперь она сделала демонстративно большой глоток. — Что дальше?

— Дальше — все, — я улыбнулся с пьяной медлительностью. — Дальше уже ничего не будет.

— Да? — сказала она совсем растерянно.

А я просто продолжал пьяно улыбаться.

— Дурак, — сказала Элка. — Если бы ты был в состоянии разговаривать серьезно…

— А я серьезно, — заявил я. — Все, моя дорогая, хватит с нас. Я уже понял, что не могу соответствовать твоим высоким требованиям. Понял и осознал.

Несмотря на мои усилия, алкоголь разъедал некоторые звуки и буквы в произносимых словах, но я оставался уверен, что Элка понимала меня достаточно хорошо.

Справилась с растерянностью она довольно быстро. На ее губах уже играла презрительная, злая улыбка.

— Я рада, что ты все-таки это осознал.

Ее колени притягивали мой взгляд. Она заметила и тут же демонстративно забросила ногу на ногу, отчего ее короткая юбчонка задралась почти до пояса. Я потянулся за бутылкой и промахнулся, едва не грохнув ее на пол.

— Да, осознал, — тупо повторил я. — Пей давай.

— Готова спорить, что через полгода ты сопьешься, — мстительно сказала Элка. — Ты давно в душе алкаш. Другого от тебя нельзя и ждать.

— Сопьюсь, — в два приема я выхлебал свой бокал до дна. — Это вряд ли. Преувеличиваешь ты, Элла.

— А на что ты еще способен? Что ты еще можешь?

Эти мотивы мне были известны, я их слышал десятки раз и теперь только хихикнул. Тогда ее прорвало.

Она завопила, что не желает жить с неудачником, что давно уже десять раз прокляла себя, что связалась со мной. Что ей надоела вечная нищета и что такие ублюдки, как я, вообще не имеют право жениться, что постелью сыт не будешь, да и в постели я себя проявил весьма посредственно…

Я слушал ее молча, а она расходилась все больше. От злости ее хорошенькая мордочка пошла красными пятнами и потеряла изрядную долю привлекательности. Тогда я взял бутылку и отправился в комнату, но Элка побежала за мной, продолжая орать. Злоба так переполняла ее, что она даже принялась тыкать Mile кулачком в спину. Я отмахнулся легонько, но довольно неловко. Элка отлетела к стене, издала заключительный вопль и с рыданиями убежала в ванную.

А мне было плевать, и я этому радовался. Самое трудное осталось позади. Я налил еще и выпил, слушая, как Элка чем-то грохочет за дверью. Рыдания, впрочем, длились недолго и уже смолкли. Я не сомневался, что в данную минуту Элка старательно приводит себя в порядок, чтобы под предлогом нанесенной мной обиды смыться из дому к своему губастому. Эта мысль сильно царапнула меня по душе, чтобы отогнать ее, я мотнул головой, налил себе и выпил.

Она появилась из ванной с подкрашенными губками и без малейших следов слез. Гордо подняв подбородок и демонстративно не удостаивая меня взглядом, подхватила с дивана свою сумочку.

— Я сегодня не приду, — надменно объявила она.

— Давай-давай, — согласился я. — Лишь бы сюда не приводила.

— Скотина! — прошипела Элка, не сумев выдержать правила ею же придуманной игры, и выбежала из квартиры, сильно хлопнув дверью.

А я налил и выпил. Мне вдруг, без перехода, сделалось горько и страшно одиноко. Что я ей сделал, этой красивой стерве? За что она меня предала? Я представил себе, гак губастый в бабочке расстегивает ей платье, спускает с плеча бретельку лифчика — и заскрипел зубами.

Не надо распускаться, сказал я себе то ли мысленно, то ли вслух. Ни в коем случае не надо распускаться. В бутылке оставалось граммов сто водки, я вылил ее в стакан и выпил, не разбавляя.

В квартире оставаться мне было невыносимо тошно. Давно любовницу с квартирой надо было завести, дураку. Как же это я без любовницы?.. Какая-то уж слишком черная тоска накатывает. Не должно быть так…

Когда раздался телефонный звонок, я почти обрадовался.

— Слушаю, — сказал я, не без успеха имитируя голосом абсолютную трезвость.

— Алексей, это Гонта, — донеслось издалека. — Старик пропал.

— Б каком смысле? — тупо спросил я.

— Мы должны были с ним сегодня встретиться. Я ждал около часа, потом поехал его искать. Машина Старика стояла у его подъезда открытая. Старухи рассказали, что была какая-то драка, выстрел, газом воняло. Кого-то засунули в машину и увезли. Ты меня слышишь, Алексей?

— Да, — сказал я. — М-милиция?

— Не похоже. Зачем милиции газ? И увезли его на иномарке. Что будем делать?

— Гута, — проговорил я. — Это Гута. Ты сейчас где?

— Звоню от дома Старика.

— Надо найти Гуту и вытряхнуть из него душу. Слушай, будь на связи… Нет! Домой поезжай и не отходи от телефона, понял? Я буду звонить.

Я не знал, где прячется Гута. Он был невероятно осторожен и исчез три недели назад, едва ощутив опасность. Старику так и не удалось отыскать его лежку. Даже секретарше своей, длинноногой красотке, Гуга не оставил никаких концов… Вместо этого он сам пошел в атаку.

Внезапно я вспомнил. Славич! Он знает, где Гута, должен знать, продажная душа, где прячется его хозяин. Славич, предатель, кто бы мог подумать, что жизнь столкнет нас подобным образом. Так, где у-меня его адрес?.. Как он ни крутился, как ни петлял, а мы его вычислили…

Я выскочил в коридор. Нога никак не лезла в кроссовку, я дернул сильнее и, потеряв равновесие, свалился на пол. Квартира кружилась вокруг меня с мелодичным звоном. Господи, зачем же я так нажрался… Ничего, пока доеду, войду в норму. Лишь бы гаишники не цеплялись. Плевать на гаишников!..

* * *

В дверь позвонили резко и требовательно. Не зажигая свет в передней, Славич заглянул в глазок, затем открыл, впуская Гольцова в квартиру.

— Что случилось?

— Ничего особенного, — Гольцов прошел в комнату, заглянув зачем-то по пути на кухню и в ванную. — Ты один?

— Как видишь.

— Это хорошо, — Гольцов достал из сумки бутылку все того же армянского коньяка и два золотистых лимона. — Рюмочки дай, если тебе не трудно…