Труп на балетной сцене

— Не знаю, как так вышло, — бормотал он. — Я ее поднял, и вдруг… — Люди вокруг старались не смотреть на Хейдена, словно тот был преступником.

— Бывает, — успокоил его Патрик, обняв и похлопав по плечу.

— Я никогда никого не ронял.

— Случается, дружище.

Рут, хоть и испугалась, постепенно успокаивалась: последствия падения могли оказаться куда хуже. Кровотечение остановили почти сразу, и Лили как будто пришла в себя. Но ей все равно было необходимо показаться доктору Келлеру.

— Их часто роняют, — шепнула хореограф подруге. — Взгляни на подбородок десяти балерин, и у пяти обнаружишь шрамы. Лили еще повезло.

Появился врач и усадил пострадавшую для обследования. Харт опустился на колени рядом с ее стулом и, услышав, что ничего страшного не произошло, так громко облегченно вздохнул, что было слышно по всему залу.

— Лили, извини…

Бедиант мотнула сияющей платиной гривой, стянутой лентой.

— Прекрати. Ты ведь не нарочно.

Мнение Джульет о Лили кардинально изменилось. Раньше она замечала только сварливость, раздражительность и тщеславие примы. Но в сложный момент Лили проявила себя как по-настоящему большой профессионал. Патрик вызвал машину, чтобы везти ее к доктору Келлеру.

— Можно я с тобой? — упрашивал Харт.

— Совершенно ни к чему.

— Ну пожалуйста. Если ты способна меня выносить.

Лили хотела успокоить партнера и улыбнулась. У нее опять потекла из губы кровь.

— Ладно, если тебе от этого легче. — Она встала, пошатнулась и опять поспешно села.

— Пусть едет, — распорядилась Викторин. Она сознавала, что от Хейдена будет больше проку в пути, чем от нее. Достала из длинного рукава трико платок и величественно подала своей любимице.

Пока Патрик нес сумочку и одежду балерины, Харт, еще бледнее своей невольной жертвы, стоял рядом с ней на коленях. Когда Лили, опираясь на руку партнера и прихрамывая, вышла в коридор, перевалило за семь. Все залы уже опустели. Танцовщики высыпали в коридор, по всему зданию хлопали двери.

— Поосторожнее с ней! — наказывала Викторин вслед тихо удаляющейся Лили. Она проследила, как ее любимица и Харт скрылись в конце коридора, и сама двинулась к выходу: спина, как всегда, прямая, но шаги неверные, почти спотыкающиеся.

А у Рут, что совершенно не удивило Джульет, появились новые идеи по поводу изобретенной ею поддержки, и она решила испытать их с Патриком. Джульет сидела словно на иголках: ей не терпелось уйти, но пришлось задержаться. Необходимо было обсудить записку с угрозой, которую она заметила на столе в кабинете подруги.

Хореограф уже приступила к репетиции нового рисунка танца, как вдруг воскликнула:

— Черт! Мне ведь завтра между тремя и четырьмя потребуются Пипы и Мэгвичи, чтобы начать… — Она запнулась, но тут же продолжала: — Джульет, ты знаешь Эми Иган? Женщину, которая составляет расписание. Представляешь, где ее кабинет?

Иган была женщиной среднего возраста. Бывшая балерина, теперь она большую часть времени занималась тем, что урегулировала противоречащие друг другу требования восьмидесяти с чем-то танцовщиков и их наставников. Они познакомились в дамской комнате на втором этаже, когда Эми отчаялась найти тампон, и Джульет помогла ей — ссудила своим.

— Сделай одолжение, сбегай наверх, посмотри, может быть, она еще не ушла, — попросила Рут. — А если Эми на месте, скажи, пусть будут хотя бы Райдер и Харт. — И повернулась к усталому, но, как всегда, безропотному Патрику: — С трех до четырех обеденный перерыв, но мы можем поработать.

Лишь на мгновение помощник удивленно блеснул глазами, но тут же кивнул, и Джульет побежала выполнять поручение. Эми не было на месте — весь второй этаж был тих, здесь, казалось, не осталось ни души. Джульет взяла ксерокопию расписания: пачка таких листков постоянно лежала на столе у Иган. Рут по крайней мере могла узнать, где в намеченный ею для репетиции час планировали находиться Райдер и Хейден. Она шла обратно по коридору, когда до нее донесся голос. Это был голос Викторин.

— Mais comment cela se peut-il? — спросила она, или так расслышала фразу Джульет. Дверь в кабинет была закрыта, но Викторин говорила громко и ясно. Ей никто не ответил. Джульет поняла, что балетмейстер разговаривала сама с собой. Повторился тот же звук выдвигаемого и задвигаемого ящика, что она слышала днем, и Викторин сердито проговорила: — Mais, — ou sontils, mes mistenflûtes?

«Как же хорош мой французский!» — восхитилась про себя Джульет и задержалась в коридоре, чтобы получить новые доказательства своей недюжинной памяти. Она изучала французский в качестве непрофильного предмета в Редклиффе, что оказалось очень кстати, когда потребовалось собрать материал для «Парижского джентльмена» — книги, которую Анжелика К.-Х. написала примерно семь лет назад. Джульет вспомнила, что употребляла эти самые «mistenflûtes» в «Воспоминаниях офицера наполеоновской армии». — Надо же, не забыла! — обрадовалась она и перевела с французского мысли вслух Викторин. «Как это может быть?» и «Но… где же они, мои штуковины?» «Интересно, что она там потеряла?» — подумала Джульет и в последнем пароксизме самонадеянности предположила: — Может быть, я могла бы ей помочь?

Но, немного подумав, решила, что лучше незаметно удалиться — пусть мадемуазель тешится видимостью приватности.

Джульет вернулась к лестнице и уже готовилась войти в зал номер три, как к ней подскочила изящная девушка в обычной одежде.

— Мисс Кестрел-Хейвен? — На нее умоляюще смотрели карие глаза Тери Малоун.

— Называйте меня просто Джульет, — рассмеялась писательница.

— Разумеется. — Щечки танцовщицы начали розоветь яблочками. — Не сердитесь. — Она наклонила голову и принялась копаться в висящей на плече большой кожаной сумке. — Я пойму, если вы откажетесь это посмотреть. — Она подняла голову и подала около двадцати соединенных скрепкой страниц. — Это, конечно, только набросок… но все-таки первая глава… и я надеюсь… — Тери совсем смешалась и умолкла.

— С удовольствием прочитаю, — солгала Джульет. — И дам тебе знать, как только закончу.

— Спасибо! — выдохнула Тери и скрылась.

А Джульет сунула рукопись под мышку и вошла в репетиционную. Рут наконец перестала мучить Патрика и отпустила домой. Успела собрать свои пожитки и сама направилась к двери.

— Ты была совершенно права насчет той сцены с кордебалетом, — приветствовала она подругу, подхватила ее под руку и увлекла вниз к раздевалкам. — Это па-де-де добавит глубины отношениям Пипа и Мэгвича. Если задуматься, эпизод в некотором смысле станет стержнем всего сюжета — ты согласна? Здорово, что ты мне подсказала! Мне уже кажется, что тебя следовало бы поставить в соавторы хореографии балета. Ты нашла Эми?

Джульет покачала головой, подала приятельнице расписание, и, неискренне поблагодарив за похвалу, решила не медлить с вопросом:

— Рут, ты была у себя в кабинете?

Вспотевшая и умаявшаяся подруга и не подумала остановиться и так же быстро тащила Джульет по коридору.

— А что там такого?

— Значит, не была.

— Ты видела что-нибудь особенное?

— Мне неприятно говорить… особенно теперь, когда в тебе снова забил фонтан творческой энергии… — Женщины уже были на пороге раздевалки, где, судя по всему, не осталось ни души. Но Джульет, прежде чем шепотом продолжать, обвела взглядом двойной ряд ящиков и заглянула в душевую. — У тебя на столе лежит написанная от руки угроза: «Полегче с танцовщиками, а иначе…» И никакой подписи.

Рут засмеялась.

— Что тут смешного?

Подруга расхохоталась:

— Это я сама написала после твоих утренних наставлений. Напоминание самой себе!

Джульет решила: пока не поужинает и не отдохнет, не будет читать ни письма Роба, ни рукописи Тери. Провести целый день в набитой людьми репетиционной (не говоря уже о царившей в студии напряженности и постоянно возникающих проблемах) оказалось непростой задачей. Большую часть своего рабочего дня Джульет, как правило, проводила одна. Если не считать работавшей в соседней комнате Эймс. И в большинстве случаев мирилась только с ее компанией. Что бы там ни хотел Роб, лучше узнать об этом после отдыха.